Кисейная барышня

– - Ничего, привыкнете помаленьку...-- утешал чиновник, явившийся на другой день утром поздравить с новосельем.-- Летом вот садик у меня, цветочки можно будет посадить.

Разместиться в трех комнатах было довольно мудрено, тем более, что Елизавета Петровна заняла одна самую большую. В другой поместились мальчики, а в третьей -- Зиночка с Милочкой. Ни гостиной, ни столовой, ни кабинета -- это уж совсем скверно, и Милочка опять капризничала, потому что в их комнате обедали. Зиночке пришлось самой отправиться в первый раз на рынок, чтобы закупить провизии, а потом на нее же легло и все остальное хозяйство. У бедных людей день короток.

VIII.

– - Что же, разорваться мне, что ли?-- повторяла кухарка на тысячу ладов каждый день.-- И туда и сюда,-- везде Матрена покатись горошком.

Собственно, Матрена с грехом пополам управлялась на своей кухне, но была глубоко убеждена, что ворочает целым домом: кто же, кроме нея, ежели другой прислуги нет,-- все она, Матрена! Сначала такое бахвалество возмущало Зиночку, но потом она привыкла к нему, за исключением тех случаев, когда к Матрене завертывала на минутку какая-нибудь такая же "черная куфарка" и оне вдвоем начинали разбирать своих господ по косточкам. Конечно, отказать Матрене можно было калздую минуту, но ведь все Матрены на свете одинаковы, как уверяла m-lle Бюш, и все держат себя таким образом, что хоть сейчас отказывай. К числу достоинств настоящаго экземпляра принадлежало то, что она умела каким-то образом ладить с Елизаветой Петровной. Секрет заключался в том, что Матрена проносила барыне под своим фартуком бутылки с мадерой. Когда у барыни вышли деньги, Матрена с ловкостью обезьяны начала сбывать разныя барския вещи -- кольца, брошки, серьги. Елизавета Петровна совсем упала духом и все сильнее поддавалась охватившей ее апатии. Будь, что будет: и мужобманул и любовник обманул -- чего же ждать от жизни? Она принадлежала к тому разряду женщин-нулей, которыя никакого самостоятельнаго значения не имеют, а получают некоторый смысл только в качестве "жены своего мужа". Да и несчастий для такого короткаго срока выпало слишком уж много.

Зиночка узнала, что каждое время года богатым людям приносит свои удовольствия и радости, а беднякам -- сезонныя невзгоды и новыя огорчения. Особенно тяжело становилось под годовые праздники, когда все магазины и лавки принимали такой оживленно-радостный вид и публика сновала по городу из конца в конец с праздничными покупками. Но были семьи, для которых и праздник являлся только лишним несчастьем, как яркое напоминание о счастливых семьях. Тем не менее Зиночка не унывала. Пока еще у них оставались кой-какия крохи, а по вечерам Зиночка работала -- да, работала! Конечно, она могла бы поступить куда-нибудь гувернанткой или бонной, но это значило бросить семью на произвол судьбы. Оставалось тянуть свою лямку на пространстве этих низеньких трех комнат, в каких творятся иногда поистине геройские подвиги. Утро уходило за хлопотами по хозяйству и в занятиях с детьми; в двенадцать часов просыпалась мама,-- нужно ей приготовить и подать кофе с любимыми сухарями из кондитерской, потом опять занятия и обед. После обеда Зиночка садилась за швейную машинку и работала, пока дети гуляли,-- нужно было и починить, и сшить новое, и выкроить что-нибудь из стараго. Это была отчаянная борьба с нараставшими прорехами, дырами и заплатами. Вечер уходил опять на занятия, и свободное время у Зиночки оставалось только после ужина, когда все укладывались спать. Да, это было уже ея время, когда она могла работать на себя... Весь дом спит, на столе горит лампочка с зеленым абажуром, а Зиночка сидит и опять шьет -- она хорошо знала разныя дамския работы, особенно вышивки. На первый раз она готовила несколько бальных носовых платков, вышитых по тончайшему батисту. Зиночка хорошо знала, чего стоят такия безделушки, и разсчитывала заработать на них на первый раз хоть что-нибудь,-- это будут ея первыя трудовыя деньги. Конечно, в магазине ей дадут половину цены, но где же взять больше? Главное, была работа, убивавшая последние свободные часы, да за такой работой и думать можно было... Ах, сколько было передумано за первыми двумя платками! И о прошлом, и о настоящем, и о будущем -- о всем нулсно подумать. Неужели они так и погибнут в этих трех конурках? Как учить детей, когда Зиночкины знания истощатся, а учиться самой ей некогда... Господи, какая она была глупая, когда так легкомысленно бросила гимназию: теперь бы могла давать уроки и поддерживать семью. Виноват во всем отец, который ее баловал. Зато теперь Зиночка чувствовала, что с каждым днем делается лучше. Конечно, руки у нея загрубели от работы, лицо побледнело, но там, внутри, образовался свой мир, и Зиночка чувствовала себя сильной. Да, она не плакала, не убивалась, не жаловалась, а отвоевывала день за днем с женским геройством. Во всяком случае, она лучше той знакомой толпы, которая ежедневно сновала у них, а теперь и носу не показывала, точно они все умерли. Впрочем, люди -- всегда люди, как она еще читала много раз раньше.

Когда пришлось отнести первую работу в модный магазин, на Зиночку напало малодушие: днем итти совестно -- ее все знали, а вечером она боялась. Конечно, можно было взять извозчика, но ведь ему нужно заплатить, по крайней мере, двадцать копеек, а это большия деньги, особенно когда в доме нет ни гроша. Три дня Зиночка откладывала свой решительный шаг и только на четвертый отправилась в сумерки, когда зажигали уличные фонари. До магазина было с версту -- пройти Обь-Енисейский банк, потом повернуть за "Аркадию", а там сейчас "Robes et modes" m-me Жанет. Над окнами моднаго магазина красовалась большая синяя вывеска с дамскими шляпами на одном конце, а на другом с невозможной красной дамой в палевых перчатках. Это было как раз перед масленицей, и город заметно оживлялся по вечерам -- сани так и летели, а пешеходы торопливо сновали по тротуарам. Город был бойкий, особенно в центре, Зиночка в своей бархатной шубке, накинув шаль на голову, старалась итти как можно скорее и, завидев впереди мужчину, переходила на другую сторону улицы. Все шло благополучно до большого дома братьев Черняковых. Именно здесь Зиночка встретилась носом к носу с молодым человеком, который вдруг остановился, помахал тросточкой и попробовал загородить ей дорогу.

– - Мадмуазель, позвольте проводить...

У Зиночки завертелись круги в глазах, и она бросилась бежать. Кто-то вслед крикнул: "Держи ее!". Отдохнула она только через два квартала, где было уже совсем светло от линии магазинов, сбившихся в одну кучу. Тут ей стали попадаться те ночныя подозрительныя тени, которыя сами заговаривали с мужчинами и дерзко оглядывали ее с ног до головы. Но вот и "Аркадия", всегда так ярко освещенная. У подезда дремало несколько извозчиков. Здесь всегда было светло и людно. Магазин m-me Жанет тоже светился, как большой фонарь. Взбежав по деревянному крылечку, Зиночка остановилась, чтобы перевести дух. В магазине всегда так ужасно трещали десятки швейных машин,-- точно это было гнездо железных кузнечиков. Зиночка прежде бывала здесь с m-lle Бюш и теперь боялась, что m-me Жанет узнает ее. Перекрестившись, она отворила дверь. На ея счастье, никого из покупательниц не было, и m-me Жанет, пожилая, обрюзглая женщина с сердитым лицом, стояла у своей конторки и что-то записывала в большую конторскую книгу. В отворенную дверь видна была следующая комната, где за отдельными столиками работали мастерицы -- все такия бледныя девушки, наклонявшияся грудью над своими машинками.

– - Вам что угодно?-- спросила m-me Жапст тем тоном, каким не говорила с покупательницами.

Зиночка передала ей платки, стараясь не попадать в полосу яркаго света из-под абажура стоявшей на конторке большой лампы. M-me Жанет небрежно развернула сверток, поднесла работу к самому лицу и внимательно разсмотрела ее, а потом как-то сверху посмотрела на Зиночку и сухо спросила:

– - Это вы сами вышивали?

– - Да, сама...

– - Жаль... то-есть не к сезону. Балы кончаются, а в Великий пост дамы обходятся с простыми платками.

Когда m-me Жанет начала свертывать платки в прежнем порядке, Зипочка испугалась и прошептала каким-то не своим голосом:

– - Пожалуйста, возьмите... Мне крайне нужны деньги.

M-me Жанет посмотрела еще раз на продавщицу и платки и проговорила уже ласковее:

– - Что я могу вам дать? Платки должны проваляться в магазине до будущаго сезона, то-есть до следующей зимы, а у меня всякаго тряпья и без того много. Если желаете, получите два рубля...

– - Да ведь они шесть рублей стоят, я хорошо знаю!

– - Желаю получить вам за них все десять, если найдете охотника...

– - Нельзя ли хоть три рубля... Ведь я две недели над ними сидела.

К сущности, m-me Жанет была добрая женщина (звали ее Степанидой Марковной, а фирма "Жанет" являлась псевдонимом моднаго магазина), да и платки были хорошо сделаны: рисунок оригинальный, работа тщательная, "со вкусом". Давая три рубля, она все-таки нажила бы рубль на рубль.

– - До свиданья...-- проговорила Зиночка, когда сделка не состоялась.

– - Всего хорошаго.

Когда девушка уже взялась за ручку двери, m-me Жанет окликнула ее:

– - Поверьте, что мне жаль...-- тянула она, поправляя ярко-красную косынку на своей жирной груди.-- Работа прекрасная.

Зиночка стояла с опущенными глазами, чувствуя, что m-me Жанет оглядывает ее тем же гадким взглядом, как только-что пристававший молодой человек.

– - Могу вам предложить нечто другое...-- докончила магазинщица с ласковыми нотами в голосе.-- У меня есть свободное место помощницы старшей продавщицы... Если вы пожелаете занять его, то условия у меня для всех одинаковы: три рубля жалованья на всем готовом.

– - Благодарю вас, но я, к сожаленью, не могу согласиться.

Когда Зиночка вышла, m-me Жанет еще раз пожалела ее: такая хорошенькая рожица была бы приманкой за прилавком. Впрочем, все равно, придет сама... Придет во второй раз и сама будет просить,-- не первая и не последняя.... А где-то я будто видала ее..." -- раздумывала магазиищица, погружаясь в свою расчетную книгу.

IX.

Можно себе представить огорчение Зиночки, когда она вернулась домой: две недели безсонных ночей, и в результате нуль. А в довершение всего -- ни одной души, с которой можно бы поделиться своим горем, посоветоваться. Никогда еще не чувствовала она себя настолько одинокой и безпомощной. Поступить на три рубля жалованья и закабалить себя m-me Жанет, как те бледныя несчастныя девушки, которыя сохнут над машинками -- нет, уж лучше голодная смерть! Удрученная своей неудачей, Зиночка вспомнила про m-lle Бюш, которая вот уже целую неделю глаз не показывает,-- она вывозила на балы своих воспитанниц.

Несчастья и неудачи,-- как сказал Шекспир,-- приходят семьями. Так было и теперь. Не успела Зиночка успокоиться от своего горя, как сделала самое неприятное открытие: кухарка Матрена каждый день носила Елизавете Петровне по бутылке мадеры, и та каждый вечер напивалась. Когда все деньги вышли и закладывать ничего не оставалось, Матрена пошла странствовать по всему городу с записочками, в которых Елизавета Петровна умоляла старых знакомых о помощи. Большинство, конечно, отказывалось разными способами, а некоторые посылали по два, по три рубля -- деньги же опять уходили на вино. Зиночке попалось одно из таких писем, а пьяная Матрена разболтала остальное.