Кишон для гурманов

ВОР: Ну, хорошо, хорошо. Вы не должны волноваться, даже при 58.

ЖЕРТВА: Примите, наконец, вашу таблетку. Я хочу видеть, как она на вас подействует.

ВОР: Это все индивидуально (вынимает из коробочки две таблетки). Я возьму две, ладно?

ЖЕРТВА: Ладно.

ВОР: Пожалуйста, присмотрите недолго за револьвером.

ЖЕРТВА: Охотно. (делает это). А сейчас глотайте.

ВОР: (делает это): Вот мы сейчас и увидим… Но почему вы встали? Садитесь.

ЖЕРТВА: Спасибо. (садится)

ВОР: Боюсь, я совершил большую ошибку. Если бы я сразу же перешел на диеты, это бы еще помогло. Но я не ощущал симптомов, а сейчас уже слишком поздно. Сейчас уже ничего не изменить. Я ем, что хочу, курю…

ЖЕРТВА: Я тоже. Все это бесполезно. Вы пьете?

ВОР: Если мне предлагают.

ЖЕРТВА: Минутку, у меня дома есть классная штука. (вынимает бутылку из шкафа). Позвольте? (Вор кивает. Жертва наливает, ставит бутылку на стол, засовывает шкатулку с драгоценностями и деньги назад в шкаф).

ВОР: (пьет, чмокает губами): А, французский коньяк. Великолепно.

ЖЕРТВА: Великолепно, но для нас обоих настоящий яд. (наливает себе стаканчик. Они чокаются). Будьте здоровы.

ВОР: Будьте здоровы. Очень вкусно. Разрешите представиться: Макс Палакофф.

ЖЕРТВА: Мориц Дойчер. Очень приятно.

ВОР: (наливая): А у вас есть камни в почках?

ЖЕРТВА: Песок.

ВОР: А у меня есть один такой камень. (делает ужимку). Боль ужасающая.

ЖЕРТВА: От песка тоже. Иногда просто скрючиваюсь от боли.

ВОР: Это еще ничего. Когда у меня приступ начинается, я готов на стены карабкаться. Вот так я и сюда попал. Есть у вас на примете хороший врач?

ЖЕРТВА: У меня больничная касса.

ВОР: Мориц, я вас за такого тупого не принимал. Больничная касса! Вы платите, и платите, и платите, а как доходит до дела, вы ничего с этого не имеете. С больничной кассой вы никогда от язвы желудка не избавитесь. Я вам дам адрес моего врача. Специалист по печени, почкам и язве желудка. Сошлитесь на меня. Мощный мужик! Он и в сердце вашем что-нибудь найдет.

ЖЕРТВА: Это запросто. Я и сам уже некоторое время чувствую, что у меня нелады с кровообращением. (Молчание).

ВОР: (встает). Да, все это хорошо и прекрасно, но с этого не проживешь.

ЖЕРТВА: Почему вы уже уходите? Останьтесь еще на пару минут, Макс. Только не спешите. При вашем состоянии здоровья… Мы могли бы сравнить и еще некоторые наши симптомы.

ВОР: Увы. Я бы с удовольствием остался, но у меня тут, неподалеку, еще кое-какая работенка. Что такое? Вам плохо?

ЖЕРТВА: Такое жжение в желудке… Мне нельзя пить алкоголь… Да еще целых два стакана…

ВОР: (вынимает из кармана пакетик): Вот тут немного бикарбоната. Я его всегда ношу с собой, когда работаю в ночь.

ЖЕРТВА: (берет и глотает): А вам самому это сегодня не понадобится?

ВОР: Не беспокойтесь (сует револьвер в карман). В случае чего я взломаю аптеку. Спите спокойно, Мориц. Нам надо больше спать… (укладывает его в кровать и покрывает одеялом).

ЖЕРТВА: Возвращайтесь скорее, Макс. Мне это будет приятно.

ВОР: Мне тоже.

ЖЕРТВА: Ты только мне должен точно сказать, когда.

ВОР: Как насчет вторника.

ЖЕРТВА: Годится. Приходи к ночной трапезе.

ВОР: Приду. Погоди, я это себе запишу. (вытаскивает записную книжку, бормочет). "Во вторник вечером… встреча с Морицем Дойчером… Войти в дверь". Ну, до свидания, Морицл.

ЖЕРТВА: Пока, Максл, Всего хорошего.

Тоска по родине в желудке

Сегодня медицина неоспоримо доказала, что каждый человеческий желудок живет собственной жизнью: он не позволяет собой командовать и упрямо идет своим путем. Отсюда возникают многочисленные сложности, особенно, в такой недружественной к приезжим стране, как Израиль.

Когда очередной переселенец прибывает в страну, он целует эту землю, по которой когда-то бродили его предки, бьет окна в правительственных зданиях, оседает на песчаном берегу и становится полноправным гражданином. Но его консервативный, отягощенный былыми предрассудками желудок остается венгерским, или голландским, или турецким, или откуда от там еще прибыл.

Возьмем свежий пример: меня. С годами я стал таким бывалым израильтянином, что мой иврит принимает уже иногда польский акцент. И несмотря на это, я непроизвольно вздыхаю, если мне кажется, что спустя дни и годы я уже не могу больше есть гусиную печенку. Я имею в виду: настоящую гусиную печенку, от настоящего гуся.

Поначалу я пытался подавить это космополитическое чувство. Я настойчиво убеждал свой желудок:

— Послушай, желудок, гусиная печенка — это гадость. Не нужна она нам. Лучше, приятель, покушаем прекрасные, спелые черные оливки, не так ли, и станем крепкими и здоровыми, как деревенский бык в период гона.

Но мой желудок этого и слушать не хотел. Он продолжал держаться декадентской, утонченной пищи, на которой вырос.

Но я уже не мог, как прежде, исполнять его желания, поскольку переселился в другую местность, где был только один маленький трактирчик [16] . Он принадлежал известному Нафтали, переселенцу из Ирака.

16

Трактирчик — В тексте — Gasthaus (нем.), нечто среднее между ресторанчиком и маленькой гостиницей с домашней кухней, — уютное заведение, популярное в немецко-говорящих странах.

Когда я первый раз пришел к Нафтали, мой желудок болезненно передернулся от представшего зрелища. Нафтали стоял за своей стойкой, с улыбкой рассматривая меня, и его загадочности мог бы позавидовать любой сфинкс. На стойке стояли многочисленные полуфабрикаты неопределенного вида от Техниколор [17] , а позади, на полке, — готовые к прыжку сосуды с разнообразными, разноцветными пряностями. Вне всякого сомнения, я попал в истинно арабскую лабораторию ядов.

Но прежде, чем я собрался ретироваться оттуда, мой желудок просигнализировал мне о томительном чувстве голода.

17

Техниколор — Американская фирма, производящая цветную фото/кинопленку

— Что у вас есть сегодня? — спросил я, недолго думая.

Нафтали уставился в точку приблизительно в пяти сантиметрах от моей головы и с готовностью ответил:

— Хумус, меши с бургулем или вус-вус.

Трудный выбор. Хумус отдаленно напомнил мне латинскую поговорку, но вус-вус было совершенно новым словом.

— Принесите мне вус-вус.

Фантастическая комбинация омлета, риса, кусков мяса и мятного соуса, поданная мне Нафтали, была ужасна на вкус, но я не хотел дать ему даже повода для насмешек. Более того: я хотел произвести на него впечатление.