Китаец
Шрифт:
Янь Ба вспомнилась поездка, которую он несколько лет назад совершил с другом, геологом по профессии. Они отправились в отдаленные горные районы страны, к истокам Янцзы. Вдоль все более сужающегося русла добрались до того места, где река превратилась в тоненькие, бьющие из-под земли струйки. Друг придавил их ногой и сказал: «Сейчас я остановлю течение могучей Янцзы».
Воспоминание об этом не оставляло Янь Ба все долгие месяцы, пока он готовил доклад о будущем Китая. Именно в его власти было впредь направить могучую реку по иному пути. Исполинский Китай пойдет в другом направлении, не в том, в каком двигался последние десятилетия.
Янь Ба взял в руки список участников, которые уже собирались в конференц-зале. Известные имена, и он не переставал удивляться, что как раз ему предстоит занимать их время. Нет в Китае более могущественных людей. Политики, несколько военных, экономисты, философы, а в особенности так называемые серые
Дверь в торцевой стене беззвучно отворилась. Официантка в белой форме принесла заказанную чашку чая. Молоденькая и очень красивая девушка. Не говоря ни слова, она поставила поднос на стол и удалилась.
Ну вот, пора идти. Янь Ба посмотрел на свое отражение в зеркале, улыбнулся. Всё, можно поставить ногу и перекрыть течение реки.
В полной тишине Янь Ба поднялся на трибуну. Поправил микрофон, разложил бумаги и обвел взглядом полутемный зал.
Он заговорил о будущем. О причине, по какой стоял здесь, о том, почему председатель и политбюро призвали его, чтобы он разъяснил, сколь огромные перемены необходимы стране. Рассказал, что говорил ему председатель, давая это поручение: «Мы подошли к точке, где необходимо жестко выбрать новый путь. Если мы этого не сделаем или выбор окажется неправильным, существует огромный риск, что в разных концах страны разразится хаос. Даже лояльная армия не сможет противостоять сотням миллионов разъяренных мятежных крестьян».
В таком ключе Янь Ба и понял свое задание. Китаю грозила опасность, которую должно предотвратить, приняв разумные и решительные меры. В противном случае страну захлестнет хаос, как уже не раз бывало в ее долгой истории.
За мужчинами и немногочисленными женщинами, сидящими здесь в полумраке, стояли сотни миллионов крестьян, нетерпеливо дожидавшихся, чтобы другая жизнь началась и для них, а не только для городского среднего класса. Терпение иссякало и в любую минуту могло обернуться неимоверной яростью и требованием незамедлительных действий. Время пришло, зрелое яблоко вот-вот упадет на землю и начнет гнить, если никто его не подберет.
Янь Ба начал с того, что руками символически изобразил развилку дорог.
— Вот где мы сейчас находимся, — сказал он. — Наша великая революция привела нас сюда, к тому, о чем наши родители даже и не мечтали. На краткий миг можно остановиться на перепутье и оглянуться назад. Далеко позади угадываются нищета и страдания, из которых мы вышли. Во времени нас отделяет от них всего лишь одно поколение, которое еще помнит, каково было жить словно крысы. Богатые землевладельцы и давние чиновники смотрели на народ как на бездушную скотину, которая годится только на то, чтобы до смерти надрываться, как грузчик-кули или нищий безземельный батрак. Мы по праву можем удивляться тому, чего достигли под руководством нашей великой партии и ее лидеров, которые вели нас разными, однако же всегда правильными путями. Мы знаем, истина постоянно меняется, необходимо принимать новые решения, чтобы сохранить старые директивы о социализме и солидарности. Жизнь не ждет, все время предъявляет новые требования, и мы должны искать новых знаний и находить новые решения новых проблем. Мы знаем, что никогда не достигнем рая, который в неизменном виде будет нашим навеки. Если мы уверуем в такой рай, он обернется ловушкой. Нет реальности без сражений, нет будущего без борьбы. Опыт научил нас, что классовые противоречия постоянно возникают вновь, точно так же как меняется обстановка в мире, а страны то слабеют, то вновь усиливаются. Мао Цзэдун неоднократно повторял, что в Поднебесной царит великое недовольство, и мы знаем, что он был прав и мы находимся на корабле, требующем, чтобы его вели по фарватерам, где заранее никогда не известно, в каком месте глубже всего. Ведь и морское дно подвижно, и в незримом тоже кроется угроза нашему существованию и нашему будущему.
Янь Ба перевернул страницу. Он живо чувствовал полную сосредоточенность в зале. Никто не шевелился, все ждали продолжения. По расчетам Янь Ба, доклад займет пять часов. И участников заранее предупредили об этом. Когда он сообщил председателю, что работа завершена и доклад готов, ему сказали, что говорить он будет без перерывов и участники совещания все это время не покинут своих мест.
«Они должны увидеть целое, — сказал председатель. — Целое разбивать нельзя. Каждая пауза чревата опасностью сомнений, трещин в монолитном понимании необходимости того, что мы должны предпринять».
В течение ближайшего часа Янь Ба продолжал исторический обзор о Китае, претерпевшем целый ряд драматических изменений не только за минувшее столетие, но и за все века с той поры, как император
Цинь Шихуанди заложил основу единого государства. Срединная империя складывалась как бы в результате подрыва великого множества тайных зарядов. Лишь высшие, самые зоркие и дальновидные могли предугадать минуту, когда взорвется тот или иной заряд. Некоторые из таких людей, в частности Сунь Ятсен и в особенности Мао, обладали тем, что несведущему народу представлялось чуть ли не магической способностью читать будущее и собственноручно взрывать заряды, заложенные кем-то другим — назовем это nemesis divina [6] истории, — вдоль незримого пути, по какому шел китайский люд.6
Божественное возмездие (лат.).
Б о льшую часть времени Янь Ба конечно же посвятил Мао и его эпохе. Это было неизбежно, ведь Мао создал первую коммунистическую династию. Не то чтобы династия пользовалась одной и той же фамилией, это вызвало бы неприятную ассоциацию с прежним тираническим режимом, но все знали, что для китайской бедноты, осуществившей революцию, Мао был именно таков. Император, хоть он и допустил обычных людей в Запретный город и не заставлял их под страхом смерти смотреть в сторону, когда Великий Вождь, Великий Кормчий проезжал мимо, издали махал рукой с трибуны или плавал в одной из могучих рек.
— Пришло время, — говорил Янь Ба, — вновь обратиться к Мао и смиренно признать, что он был прав насчет развития, которое имело место. Хотя Мао умер ровно тридцать лет назад, голос его по-прежнему живет, он обладал способностью провидца и гадателя, но прежде всего ученого заглядывать в грядущее, посылать свой, особенный луч света в темные пространства, где силы истории подготавливали будущие десятилетия, будущие взрывные заряды.
Но в чем же Мао был прав? Ведь во многом он и ошибался. Глава первой коммунистической династии не всегда надлежащим образом подходил к своей современности и обращался с нею. Он был впереди, когда страна обрела свободу и первый долгий переход, переход через горы, сменился другим долгим переходом, по меньшей мере столь же долгим и трудным, по пути от феодализма к индустриальному обществу и коллективизированному крестьянскому обществу, где даже беднейший из беднейших имеет право на пару штанов, рубаху, пару обуви, а в особенности право на уважение и человеческое достоинство. Мечта о свободе, составлявшая духовное содержание борьбы за освобождение, — говорил Янь Ба, — заключала в себе право беднейшего из бедных иметь собственные мечты о лучшем будущем без риска, что какой-нибудь мерзкий латифундист отрубит ему голову. Теперь казни подвергнут их, их кровь окропит землю, а не как раньше, кровь нищих крестьян.
Но Мао ошибался, полагая, что Китай сможет совершить гигантский экономический скачок всего за несколько лет. Он утверждал, что чугуноплавильни должны стоять на таком расстоянии, чтобы одна сигналила другой дымом из трубы. Большой скачок, который должен был разом перебросить Китай в современность и в будущее, оказался огромной ошибкой. Вместо строительства крупной промышленности люди плавили в примитивных печах на заднем дворе старые кастрюли да вилки. Большой скачок потерпел неудачу, планка сорвалась, так как ее установили слишком высоко. Никто уже не может отрицать — пусть даже китайским историкам должно выказывать умеренность в суждениях об этом тяжелом периоде, — что миллионы людей умерли с голоду. В эту пору династия Мао на несколько лет приобрела сходство с давними императорскими династиями. Мао заперся в своих покоях в Запретном городе, он так и не признал, что большой скачок стал неудачей, никому не разрешалось говорить об этом. Но как знать, что Мао думал на самом деле. В писаниях Великого Кормчего всегда была область, блистающая своим отсутствием, он скрывал свои глубинные мысли, никто не знает, просыпался ли Мао в четыре утра, в самый одинокий час, и размышлял ли о том, что содеял. Лежал ли он без сна, видел ли тени голодных, умирающих людей, принесенных в жертву на алтарь мечты — мечты о большом скачке.
Фактически же Мао пошел в контрнаступление. В контрнаступление на что? — риторически вопросил Янь Ба и секунду-другую помедлил с ответом. — В контрнаступление на собственное поражение, на собственную ошибочную политику и опасность, что где-то в гуще теней назревает ропот и готовится дворцовый переворот. Великая культурная революция, призыв Мао «бомбить главный штаб», можно сказать, новые взрывные заряды, — все это была его реакция на то, что он видел вокруг себя. Мао мобилизовал молодежь, как всегда поступают в состоянии войны. Мао использовал молодежь точно так же, как Франция, Англия и Германия мобилизовали свою молодежь, послав ее на поля сражений Первой мировой войны, где она погибла вместе со своими мечтами, задохнувшимися в мокрой глине. О культурной революции не стоит долго рассуждать, она была второй ошибкой Мао, прямо-таки сугубо личной местью тем силам общества, что бросали ему вызов.