Китайская роза
Шрифт:
— Ты хотел меня видеть отец? — спросил Вильям без малейшего признака волнения.
Отец наклонился к камину и подбросил в огонь полено, затем выпрямился и погрузился в мягкое, словно пуховая кровать, кресло.
— Да, мне надо с тобой кое-что важное обсудить. — Начал Браун старший. — Я не могу смотреть, как рушится карьера сына.
— Не понимаю, отец? — спросил Вильям.
— Я о твоей учебе в университете.
— Вот ты о чем.
— Да, Вильям, так продолжаться не может. Я был у декана факультета. И он поведал о твоих успехах.
— Я наверстаю, отец.
— Ты не перебивай, я все-таки отец
— Ничего отец… я просто повзрослел.
— Повзрослел? Да ты и представить себе не можешь, как мы с матерью убивались от горя, когда до нас долетела весть о твоем исчезновении. Мать слезы все выплакала, а я бросил все дела и что есть силы, помчался в эти азиатские дебри. Что происходит, Вильям?
Вильям пожал плечами и опустил глаза.
— Я поначалу думал, что тебе мешают учиться друзья, но поговорив с Эриком, я понял, что они здесь не причем. Потом подумал, что, быть может, ты нашел кого-то, какую-нибудь девушку и не хочешь нам в этом признаться. Но я смотрю, что ты отказываешься от знакомства с очаровательной дочерью семьи…
— Отец, не надо об этом.
— Теперь ты стал получать какие-то письма и скрывать от нас.
— Я не скрываю, я хотел, но та…
— Что, договаривай?
— Ты можешь меня не понять.
— Сын мой, мальчик мой, — смягчил голос Джеймс Браун, — не нужно сомневаться в отце и матери, мы всегда тебе поможем. Что случилось? Ведь мы же одна семья, понимаешь?
— Да, отец, ты прав, настало время рассказать тебе, — ответил Вильям. В университете я наверстаю, ты не волнуйся, я в этом заинтересован. Дело в том, что я хочу создать семью. Так, как ты с мамой. У меня тоже будет работа и моя семья.
— Это замечательно, Вильям. Именно этого мы с Грейс и хотим для тебя: благополучие для нашего старшего сына. Ведь твой брат Оскар во всем тебе подражает, он тоже стремится окончить школу с отличием и поступить в колледж.
— Да отец, все верно, я хочу все сделать самостоятельно.
— Но ведь ты не откажешься от помощи своих родителей?
Вильям тяжело вздохнул и посмотрел на отца.
— Ты мне часто говорил о том, что мужчинами становятся. Так вот, я хочу, чтобы выбор остался за мной.
— Не понимаю, какой выбор, Вильям? — отец с вопросом в глазах посмотрел на сына.
— Я подыскал себе квартиру и с лета буду ее арендовать.
— Жаль, что ты это сделал без нас с матерью, но я тебя не осуждаю. Молодец, что ты сам решил создать семью. Но кто же она?
— Подожди, я скажу о ней еще. Я также нашел и работу для себя. Меня пригласили на должность помощника управляющего в небольшую, развивающуюся морскую компанию. Там сейчас идет набор кадров. Я им подхожу. Должность финансового аналитика.
— Еще бы! Я столько вложил в тебя. Образование, опыт работы в отделениях банка. Но почему твой выбор пал на столь мелкую фирму, они ведь только начинают развиваться?
— Отец, я хочу самостоятельно…
— Понимаю, — перебил его Джеймс Браун, — ну ладно, иди по пути своего желания. Приобретешь опыт. Там будет нелегко. Трудно
работать в фирме, где все только начинается.— Это верно отец. Ведь ты меня этому учил. Я выдержу.
— Хорошо. Ну, а с девушкой своей почему не познакомишь? Или мы не годимся для этого?
— Нет, нет, отец. Я очень люблю вас с матерью. Я представлю ее вам.
— Когда же?
— Не так быстро, как я бы хотел. Понимаешь, дело в том…
— Дело в том, что она не англичанка?
— Да. Она наполовину европейка. Ну, в общем, она из Китая.
— Что?! Китаянка! Без роду…
— Отец, — встревоженным голосом произнес Вильям, опасаясь скандала.
— Теперь я все понимаю. Вот что удерживало все эти месяцы тебя в Азии, вот почему твои успехи в университете снизились, вот что мучает моего сына последний год. Она, наверное, и не говорит по-английски? А что я скажу людям, как воспримут эту новость наши знакомые, друзья, враги? Ты об этом подумал? Да они же нас в порошок сотрут. Представляю хроники в «Таймс»: сын аристократа женится на китаянке. — Он встал, и начал расхаживать по комнате, путаясь в мыслях распаленного от негодования разума.
— Вот почему я хочу начать самостоятельную жизнь. Тогда все твои толстосумы, банкиры, чиновники, генералы и министры не станут обвинять тебя в том, что ты не так воспитал своего сына.
— Ну, спасибо, сынок, — Джеймс остановился на мгновение, словно поймал в раскаленном, лихорадочном буйстве своего разума нужную мысль, затем встряхнул головой, будто потерял ее вновь — Тебя околдовали ее черты. Ты еще юнец, не познавший мир. Мир этот жесток и он не прощает ничего, он относится как палач к слабым, распиная их на кресте их же ошибок и неопытности, а отказавшись от своего мира, ты погибнешь, в нищете и презрении тех, кто стоит наверху и правит этим миром. Мы — банкиры…
— Нет, отец, я не отказываюсь от мира, но я хочу изменить мир вокруг себя. Ты меня с детства учил, как мне поступать, что говорить, но думать я научился самостоятельно, и мои мысли и моя воля мне говорят, что я должен сам изменить себя. Ведь это же моя жизнь, отец.
— Говори до конца Вильям, я понял, что тебя не переубедить. Ты — такой же твердый орешек, как и я когда-то был в своей юности, — вдруг произнес отец смягченным тоном. — В бизнесе надо быть первым, коварным и беспощадным к конкурентам, удача сопутствует сильным и гибким. Для бизнеса экономических знаний мало, нужно свободное время, а времени-то у тебя и нет. Возникает дефицит времени. Я не могу отпустить тебя, ты мне нужен здесь. Это твое ребячество пройдет, как и юность, и первая любовь.
— Ты прав, отец, — ответил уверенно Вильям, — молодость бывает один раз в жизни и я не хочу ее пропустить. Весну в моем сердце никто не остановит. Это силы моей природы. Они несокрушимы ни финансовым анализом, ни лицемерными мнениями окружающих обо мне. Я верю в свои силы и обязательно справлюсь со всеми трудностями. Мне не нужна легкая жизнь, уготованная мне с детства. Я выберу свою жизнь, пусть тяжелую материально, но свободную и счастливую.
Отец и сын еще много упреков сказали друг другу, много приводили доводов в свою защиту, но их разговор так и остался открытым и незаконченным. Вильям пообещал отцу слушать его во многом, но в том, что касалось его личной жизни, он оставил за собой право изменять ее.