Китайский секрет

Искусители

С тех пор как фабрика в Альбрехтсбурге стала выпускать белую посуду, такую же твердую и прекрасную, как китайская; с тех пор как Бётгер нашел синюю кобальтовую краску, которой можно было писать узоры на белых чашках; с тех пор как он научил мастеров делать блюда и чаши с кружевными стенками и лепные фигуры, — Август стал есть и пить на своем фарфоре и от гордости еще выше задрал свой острый нос на толстом лице, а все другие короли и князья только и видели во сне, как бы им узнать секрет фарфора и завести свои фабрики.

Их шпионы, переодетые то бродячими торговцами с тюками за спиной, то нищими, то печниками, ищущими работы, так и шныряли вокруг Альбрехтсбурга и, облизываясь, как коты на масло, следили за клубами дыма, поднимавшегося над старинными башнями.

Они подкарауливали рабочих, выходивших из замка по праздникам, угощали их добрым пивом в кабачках и старались выведать о том, что творилось на фабрике.

Особенно охотились они за «арканистами»; так назывались рабочие той мастерской, где составлялась фарфоровая масса.

Одного «арканиста» итальянские шпионы напоили сонным зельем, уложили в карету и увезли. Он очнулся только за итальянской границей.

Ему дали денег и велели устроить фарфоровую фабрику в Милане.

Но из этого ничего не вышло. «Арканист» не знал секрета фарфора.

Иные рабочие, усталые от своей фабрики-тюрьмы, были не прочь бежать из Альбрехтсбурга. Они обещали шпионам открыть секрет фарфора, если им дадут денег и свободу.

Они убегали из замка, захватив с собой запас фарфоровой массы, сколько им удавалось утащить с фабрики.

Попав ко двору князя или епископа (как это было в Берлине, в Фульде и в Бранденбурге), рабочий делал несколько чашек и тарелок из украденной массы. Его покровитель уже трубил повсюду, уже хвастался своей «собственной» фарфоровой фабрикой, которая заткнет за пояс саксонскую фабрику короля Августа.

Слухи об этом доходили до Саксонии.

Разгневанный Август призывал к себе Бётгера и кричал, что теперь все потеряно, секрет утащили у него из-под носа! Никто больше не станет покупать саксонскую посуду. Где слава, где деньги, которые обещал Бётгер?

Бётгер устало хмурился.

— Они не знают нашего секрета, государь. У них ничего не выйдет, — отвечал он.

Так оно и случалось.

Бежавший рабочий изготовлял несколько чашек из украденной массы, а когда его запас кончался, он не знал, что делать дальше: составить массу сам он не умел. Скоро его прогоняли прочь.

Но Август приказывал еще строже следить за рабочими.

Ни одна пылинка массы не должна была выходить за ворота Альбрехтсбурга. Рабочих били плетьми и сажали в подземелье, если находили кусочки массы в их карманах, если подозревали, что они хотят бежать.

Порядки на фабрике становились еще жестче.

Бётгер устало хмурился.

Он понимал, что рабочим хотелось на волю из фабрики-тюрьмы. Он сам был рад удрать от Августа хоть на край света.

Зеркало

Бётгер был уже не похож на веселого студента в дырявом плаще, постучавшего когда-то в дверь старого Кирхмайера.

Лицо его обрюзгло. Серые мешки набухли под глазами. От бессонных ночей над очагом алхимика, в едком дыму серы, от бессонных ночей за попойками его веки стали красными и воспаленными. Глаза слезливо щурились от дневного света. Светлые кудри заменил высокий парик на лысой голове.

В редкие хорошие дни, когда он составлял новую массу или чертил планы новых печей, его взгляд становился острым, ловкие руки безошибочно отвешивали на весах нужные количества глины и алебастра, шаги по-юношески легко звучали в подземельях Альбрехтсбурга.

Но это бывало редко. Обычно он был вялым тучным человеком, внезапно приходившим в дикую ярость, если его помощники ошибались в работе.

Его дрожащие пальцы сыпали на карточный стол червонцы Августа и расплескивали бокалы с вином.

Он устроил себе пышную квартиру, увешал ее стены французскими гобеленами, покрыл полы пушистыми коврами. Он заказывал себе золоченые кафтаны, и его манжеты были из лучшего бельгийского кружева. Бётгер торопился жить, наверстать ушедшую молодость.

Тратить деньги ему помогал молодой ювелир Конрад Гунгер. Он приносил Бётгеру золотые табакерки, кольца и другие побрякушки и соблазнял его покупать эти вещи.

Конрад Гунгер охотно садился за карточный стол, когда нехватало партнера.

Конрад Гунгер всегда был рад устроить попойку.

Конрад Гунгер умел провести за нос купцов, когда они приходили к Бётгеру требовать уплаты долгов. Он занимался делами Бётгера больше, чем своим ювелирным ремеслом.

Конрад Гунгер привел однажды в дом Бётгера приезжего итальянского графа, игрока в карты. Они начали крупную игру. Длинные пальцы графа, в фальшивых бриллиантах, не раз передвигали по зеленому столу столбики золотых монет. Золото из кармана Бётгера переходило в кошелек графа. Игра длилась всю ночь.

Бётгеру не везло. Он проиграл сначала свои деньги, потом деньги, которые надо было отдать рабочим на фабрике, он проиграл дорогой перстень — подарок Фюрстенберга. Он хотел бросить игру.

— Не волнуйтесь, господин Бётгер! — учтиво говорил итальянский граф. — Не стоит бросать игру из-за такого пустяка. Давайте играть на слово. Мы с вами сочтемся.

Бётгер хотел отыграться, он стал играть на слово. Скоро он проиграл столько, что не мог бы выплатить долг и в три года.

Свечи треща догорали в канделябрах, над их дымящими фитилями горбатился неснятый нагар. Бётгер встал из-за стола и отошел к окну. За тяжелой портьерой розовело небо.

Проигрыш был огромный. Король не согласится его уплатить.

Итальянский граф опозорит Бётгера. Это был долг чести, игра на честное слово.

Тупая тоска опять мучила Иоганна.

Исхода не было.

— Не надо грустить, уважаемый хозяин, не надо грустить! — пропищал тонкий голос за его спиной. — Тому, у кого в руках великий секрет, грустить не приходится. Все пути к богатству и славе перед ним открыты.

Бётгер вздрогнул и обернулся. Маленький человек в рыжем парике, молчавший весь вечер и не игравший в карты, стоял перед ним и буравил его взглядом острых, настойчивых глаз.