Клад егеря Бута

Далее я указал свой контактный телефон. Перевёл послание на английский. Отсканировал бумаги, затёр в фотошопе упоминания о монете и связанные с ней распоряжения. На мой взгляд, усечённого текста оригиналов вполне достаточно, чтобы проверить почерк дедушки Георга, да и подтолкнуть адресата к встречным действиям. Ничуть не сомневаясь, что сообщение попадёт в руки господина Нобеля-Олейникова, я замер перед окном почтового клиента. Терзали сомнения, а нужно ли моей семье все эти хлопоты, ведь при контакте с родственником, обязательно всплывёт монета, упоминать о ней в письме неразумно и опасно. Зато шведские кроны и вовсе остаются "за кадром", а вырученные за них деньги не отягощают карман и совесть. Эх, была, не была - энергично вдавил клавишу "enter". Послание ушло, обратной дороги нет.

Я вернулся на дачный участок и активно включился в хозработы, дабы наверстать упущенное на непредвиденные хлопоты время. Жене привёз часть от суммы, вырученной от продажи шведских крон, и рассказал о письме Нобелю. Это действие, притупило интерес благоверной к моим опасным манипуляциям по реализации содержимого тайника. Всё как бы притихло, а я поглощённый работой, отвлёкся от смерти Портнягина и событий вокруг клада. Скоро приедут дети, пока не до золотого пятирублёвика.

По следующему приезду в Санкт-Петербург, меня ждало сообщение на английском из фонда семьи Нобелей. Текст гласил, что Петр Нобель-Олейников с большим интересом воспринял моё сообщение поскольку высоко чтит память своих предков, а также собирает любую информацию, связанную с его семьёй. Высокая занятость не позволяет ему вновь приехать в Россию, господин Нобель-Олейников доверяет представлять свои интересы помощнику господину Ларсу Олсону. Олсон хорошо владеет русским языком и уполномочен решать любые вопросы, связанные с оформлением передачи семейных реликвий. Господин Олсон планирует прибыть в Санкт-Петербург в начале мая и связаться со мной по телефону.

Там ещё были слова благодарности за письмо и надежда на конструктивный разговор с его представителем. Пожелание всех благ и т.д. В искренних словах пожилого человека я уловил скрытый намёк на вознаграждение, что подняло настроение и укрепило в правильности своих действий. Я черкнул ответ, где выразил свою готовность встретиться с господином Ларсом Олсоном и передать документы. Но попросил предварительно позвонить на мой мобильный телефон и подтвердить свои полномочия при встрече. Вроде всё, теперь предстоит дождаться звонка и закончить историю.

Олсон связался со мной накануне Дня Победы. Связь шла из Швеции, слышимость отменная. Ларс прилетал утром следующего дня. Я предложил встретить его и определиться с дальнейшими действиями. Сказано - сделано. В девять двадцать я занял свой пост в терминале Пулково- 2. На мою картонку с надписью Lars Olsson из толпы прибывших материализовался ухоженный господин. Возраст за пятьдесят, возможно одногодок. Шикарный костюм и внешность дипломата или шпиона, впрочем, это одно и то же. Мне даже стало как-то неловко за свои итальянские туфли и часы "Омега". Посланник Нобеля говорил почти без акцента, но спотыкался на сленговые словечки из моего лексикона, приходилось сглаживать речь и забавляться его изысканным языком.

В машине Олсон достал из кейса и протянул лист бумаги. Гербовая бумага являла текст на русском доверенности на "полномочия в переговорах с господином Петрушевским Дмитрием для передачи фамильных документов семьи Нобелей и других действий, связанных с урегулированием переговоров". Коряво слегка, зато живая подпись и печать - весомо!

– Если у вас вызывает сомнение данный документ, готов соединить вас с офисом шефа. А пока буду рад пригласить вас, Дмитрий, на завтрак. Я забронировал место в "Европейской", там можно всё обсудить. Вы не будете возражать?

– Спасибо, господин Олсон, возражать не буду и бумаге вашей верю.

Спустя час мы с Олсоном заняли места за столиком ресторана "Крыша". Пока ждали заказ, я выложил перед посланником копии документов. Обстоятельный швед, достал очки и углубился в изучение текста.

– Сказать по правде, рукописный манускрипт читается с трудом. Я правильно выразился? В общем, смысл текстов мне понятен, но вот вопрос...

– Знаю, знаю, - перебил я шведа, - это особая часть нашего разговора. И позвольте вас поправить Ларс, у нас не употребляют слово манускрипт, лучше рукопись. Так вот, уважаемый Ларс, монета у меня. Не хочу этого скрывать. Она предназначается родственникам вашего доверителя. И я хочу обсудить с вами, что нам с этим делать?

После обеда мы перебрались в номер и под душистый запашок сигары Ларса, решали организационные вопросы. Договорились, что Олсон берёт тайм аут на консультации со Стокгольмом, поскольку ситуация изменилась, а следовательно переговоры приобрели новый аспект. Я же выразил готовность вручить оригиналы после указаний Нобеля.

– Ларс, поймите меня правильно, я не вымогатель и готов бескорыстно передать бумаги, но монета оценивается в сотню тысяч долларов, было бы неправильно, вот так взять и вручить её вам. Я готов исполнить волю Бута и предать монету лично наследнику.

– Да, да, конечно, я озвучу хозяину вашу позицию, надеюсь, мы решим этот вопрос и учтём все ваши пожелания.

На том и порешили. После встречи с Олсоном, остались приятные воспоминая от шикарного обеда и главное, как события потекли в заданном русле. Прошли сутки. Когда зазвенел мобильник, я уверенно ответил, предполагая, что вызывает Олсон. Но звонила вдова и оглушила новостью:

– Дмитрий, нашли убийцу Юрочки. Вызывал следователь на очную ставку. Я того мужика никогда не видела. Какая-то ссора с этим пьяным уродом... Он заколол мужа и бросил тело в канаву, - голос Ирины прервался, она всхлипнула и продолжила, - негодяй неделю пьянствовал и ничего не помнит. Ещё прощения у меня просил! Но есть свидетели, слава Богу, всё прояснилось. Вы уж меня простите, я на вас грешила. Сами понимаете, тут такое горе...

Ответить я не успел - в трубке зазвучал сигнал отбоя. Видно совсем плохо несчастной. А меня наоборот отпустило. Значит не монета, а чудовищный форс-мажор, никак не связанный с Юркиной коллекционной деятельностью. Я не причём, но всё равно прости братишка - не пересекись мы, данность твоего бытия изменилась и пошла по другому не ведомому нам смертным пути. Я набрал номер Ирины, вдова словно ждала звонка:

– Извините, Дима, я совсем с ума сошла от горя. Вы хотели что-то сказать?

– Да, я в прошлый раз не стал объяснять, зачем просил о встрече с Юрой. Так вот, мне нужны были деньги и я попросил взаймы у вашего мужа. Юра мне не отказал тогда, в конце марта. Сейчас я готов вернуть долг вам. Это большая сумма, сто тысяч рублей, как мне вам передать?

– Не знаю, мы не бедствовали, Юрочка хорошо зарабатывал на заводе, ведь он был высококлассным токарем универсалом, менял монеты. Не знаю, Дима.

– Давайте поступим так, сбросьте мне "эсэмэской" номер вашей карты, я переведу деньги. У вас есть дебетовая карта? Положу на ваш счёт, так будет надёжней, чем при личной встрече.

– Да, как на пенсию вышла, так и оформила в Сбербанке. Хорошо, спасибо вам, жаль, что не пришли на поминки. Может на сороковины заглянете?

– Обязательно приду, созвонимся, ладно?

Я врал самозабвенно, прекрасно осознавая, что это тот случай, когда ложь нужна во благо. Пусть так, часть Юркиных денег, вернётся в семью и отзовётся добром для троих оставшихся без отца детишек. А тебе Портняга, земля пухом. Покойся с миром и знай - с убийцы спросят: сейчас людской суд, потом божий.

Потом звонил Олсон и поинтересовался, есть ли у меня заграничный паспорт. Тут и гадать нечего - меня приглашают на встречу с наследником. Этого я и добивался.

Паспорт имелся. Не без помощи Ларса оформил визу. Жена план одобрила и против командировки в Швецию не возражала. Накануне отлёта долго мучился - куда спрятать монету? В итоге удачно разместил кружочек, размером с нынешние десять копеек, под крышкой мобильного телефона. Письма Бута, договор и доверенность передал Олсону, главное - раритет при мне. Осталось пройти досмотр и пересечь границу. Правовой аспект моего визита оставался под вопросом, с одной стороны дружественный и бескорыстный акт, с другой вывоз многомиллионной золотой монеты. Думается, государственный исторический музей в Москве или тот же Эрмитаж с удовольствием пополнили свои нумизматические коллекции подобным раритетом. Но ведь монета принадлежит Нобелю. В жизни не поверю, чтобы наши музейщики просто передали раритет наследникам в Стокгольм. Нет, не патриот Петрушевский - контрабандист!