Клад Наполеона

Возницы торопливо разворачивали повозки с трофеями, создавая из них линию укреплений, выпрягали лошадей, отводили их назад, под защиту солдат. Барон велел возчикам держаться в стороне и беречь лошадей, затем осмотрел свой небольшой отряд, приказал занять позицию и приготовиться к бою.

Кусты внезапно раздвинулись, и на поляну вырвался из леса конный отряд. Здесь были и гусары в нарядных ментиках, и драгуны в зеленых мундирах, и несколько казаков в мохнатых шапках. Партизаны мчались в полном безмолвии, как привидения. Казалось, что их очень много, но барон быстро прикинул, что на них несется отряд человек в двадцать. Конечно, это все равно много, но одно преимущество все же есть – французы находятся в укрытии. И еще… партизаны вырвались из леса плотной массой и еще не успели как следует перестроиться для атаки.

– Выжидать… – скомандовал барон тихо и отчетливо. – Держать на мушке!

Он уже видел лица нападающих – холодное, решительное лицо мчащегося впереди драгунского ротмистра, бороду пожилого казака…

– Сабли наголо! – прокричал ротмистр резко и страшно. От конников до французских повозок оставалось метров пятнадцать.

– Огонь! – в ту же секунду выкрикнул барон.

Карабины дружно прогрохотали, передние кавалеристы попадали наземь, на всем скаку слетая с лошадей, валясь на мерзлую землю, как спелые колосья. Задние налетели на них, лошади вставали на дыбы, хрипели, сбрасывали всадников.

Фон Армист увидел лицо ротмистра, страшно изуродованное пулей, в следующую секунду тот свалился с седла под копыта собственной лошади. Бородатый казак перемахнул через повозку, взмахнул шашкой, едва не надвое разрубив молодого прусского офицера. Барон вскочил, ткнул в бок казаку штыком. Тот заревел, как раненый медведь, развернулся к барону, поднял окровавленную шашку… но тут сзади в него воткнулся еще один штык, и казак, выпучив глаза, свалился с лошади.

Солдаты барона торопливо перезаряжали карабины.

Еще одна лошадь перескочила через баррикаду, барон повернулся к ней, вскинул ружье, но тут же разглядел, что на ней нет всадника, и отскочил в сторону.

Конная атака захлебнулась, но через баррикаду уже перебирались спешившиеся партизаны, размахивали саблями, целились из тяжелых пистолетов.

– Залп! – прохрипел барон и первым выпалил в молодого гусара с безумными, словно пьяными, глазами.

На этот раз залп французов был не таким дружным, но и он выбил из рядов нападающих несколько человек.

А затем начался ад – завязалась рукопашная схватка.

Все смешалось. В этом аду только с большим трудом удавалось отличить своих от чужих. В воздухе мелькали палаши и сабли, шашки и тесаки. Изредка раздавался пистолетный выстрел, но не это решало дело. Барон увидел здоровенного детину, возчика из нормандских крестьян – он нарушил приказ, ввязался в драку и теперь размахивал огромной дубиной, отбиваясь от трех партизан. Одному проломил голову, но тут на него навалился здоровенный казак, и оба покатились по земле.

Барон выбрал нового противника – рослого немолодого драгуна.

Перезаряжать карабин было некогда, и он двинулся навстречу драгуну, размахивая палашом.

Тесак драгуна взмыл вверх, тускло сверкнул, опускаясь прямо на голову фон Армиста. В последнее мгновение барон успел отбить удар своим палашом, отскочил в сторону и ударил сам, прежде чем драгун успел подготовиться. Палаш рассек плечо драгуна, кровь хлынула темным потоком, партизан покачнулся и упал в грязь…

И вдруг наступила тишина.

Барон снова поднял свой палаш, огляделся в поисках нового противника и вдруг понял, что сражаться больше не с кем.

Несколько раненых стонало на земле, и еще один казак полусидел, привалившись к повозке, и нянчил отрубленную руку.

От французского отряда осталось восемь человек, из возчиков погибли трое. Барон хотел отчитать того возчика, который нарушил приказ, ввязавшись в схватку, но тот лежал мертвый, навалившись на бездыханного казака.

Времени на милосердие не было.

Барон приказал добить раненых – партизан всех, своих – тех, кто не мог идти или ехать верхом. Затем, секунду подумав, приказал все же похоронить своих мертвых, наскоро забросать их землей и сам прочитал короткую молитву над этой неглубокой могилой. Хоронить русских было некогда.

Возчики снова запрягли лошадей, солдаты повскакали в седла, и потрепанный отряд двинулся дальше.

В провинции события развивались своим чередом.

Участковый Василий Уточкин был человек обстоятельный и упорный. Выяснив, что мужчина, наблюдавший за аквалангистами из санатория «Солнечный берег», проживал там по чужому паспорту, он рук не опустил, а еще больше раззадорился. И решил прощупать директора санатория Артура Ивановича. Не зря тот разливался в прошлый раз соловьем насчет того, что у него с документами все строго, все больные принимаются только при наличии санаторной карты, где прописаны все болезни. Уж слишком напирал Артур Иванович на такие строгие правила. У Василия глаз наметан, он сразу понял, что жульничает Артур по мелочи. Но это не его дело. А вот если директор знает что-нибудь про фальшивого Михаила Борисовича Кукушкина, то обязательно ему, Уточкину, про это расскажет. Пусть только попробует не рассказать!

Василий оставил машину перед главным корпусом санатория и подошел к дверям. Перед входом в корпус унылый лысый дядька с выразительным красным носом поливал из шланга круглую клумбу с петуниями.

– Артур Иванович у себя? – осведомился участковый, взявшись за ручку двери.

– Нет, они вышедши! – ответил садовник уважительно. – Они в водолечебницу пошедши. Там авария случивши, из источника вместо минеральной воды сток пошел канализационный. Они как про это узнавши, так в лице переменивши и туда побежавши…

– А где водолечебница? – поинтересовался Василий.

– Да вот по этой дорожке идите в сторону озера, а там аккурат возле беседки сверните направо, вот она и будет как раз та самая водолечебница…

Поблагодарив общительного садовника, Василий пошел в указанном направлении.

Однако, когда он поравнялся с нарядной голубой беседкой, оттуда его окликнул певучий женский голос:

– Васи-илий Никитич! Куда это вы так спешите?

Василий заглянул в беседку и увидел там неразлучных подружек Валю и Галю. На Вале сегодня коротенькая юбочка опять-таки с рюшечками по подолу. И синяя шелковая кофточка с рукавами-фонариками. Галя нарядилась в джинсовые шорты, сделанные самостоятельно из старых джинсов, то есть просто обрезанные снизу. А сверху надела жилетку. Прямо на голое тело, так что, когда Галя наклонялась, виден был ее весьма плоский бюст.