Клад Наполеона

Василий вглядывался в кусты, однако ничего особенного пока не видел. Правда, признаваться в своей ненаблюдательности ему не хотелось, поэтому он неопределенно протянул:

– Н-ну… в общем, да…

– В общем! – передразнил его дядя Петя. – Не в общем, а в частности! Вон, видишь – тут ветки сломаны, а тут трава примята, а вот здесь масло машинное на листьях…

Теперь, после слов пасечника, Василий и сам заметил следы на траве и кустах. То есть он не мог бы так однозначно сказать, что здесь прятали именно мотоцикл, но что-то, определенно, было…

Довершить эту мысль он не успел, потому что в стороне от них истошно залаяла собака.

– Ну вот, – проговорил Василий недовольно. – Говорил, что от нее не будет шума, говорил, что не пустолайка, а она заливается как ненормальная! Угомони ее, дядя Петя, а то у меня от такого лая в голове свербит!

– А я тебе говорю – моя Джулька попусту никогда не лает! – возразил пасечник. – Ежели она подает голос, значит, что-то учуяла!

– Крысу она учуяла! – отмахнулся участковый. – Ну, уйми ее, а то я под такую музыку думать не могу!

– Плохому танцору завсегда ноги мешают! – проворчал пасечник, однако повернулся к собаке и крикнул: – Джулька, фу! Угомонись, тебе говорят!

Собачонка, однако, заливалась пуще прежнего.

Дядя Петя вздохнул и поплелся в дальний конец поляны, где обосновалась его Джульетта.

Вскоре оттуда донесся его голос:

– Вася, поди-ка сюда!

– Что там такое? – недовольно ответил участковый. Он в это время собирал и складывал в пакет для вещественных доказательств листья со следами машинного масла.

– Говорю, иди сюда! Джулька тут нашла кое-что…

Василий нехотя пошел вслед за пасечником.

Дядя Петя стоял, разглядывая что-то на земле. Джулька сидела рядом с ним. Она больше не лаяла – успокоилась, как только хозяин обратил на нее внимание.

– Ну, что там у вас? – спросил Василий недовольно. – Крыса, что ли?

– Сам ты крыса! – обиженно отозвался пасечник. – Тут он, прежде чем мотоцикл взять, что-то закопал.

Василий и сам уже увидел пятачок рыхлой, темной свежевскопанной земли. Он сбегал к машине за саперной лопаткой и принялся торопливо копать. Дядя Петя с интересом наблюдал за его работой, Джулька постоянно лезла под руку, так что пару раз ей досталось лопатой, но Василий больше на нее не ругался.

Рыхлая земля легко поддавалась, и яма росла на глазах.

Вскоре лопата звякнула о металл.

Участковый начал копать осторожнее, и вскоре они с дядей Петей увидели небольшой зеленый металлический ящик.

– А ты говорил – крыса! – удовлетворенно проговорил пасечник и ласково потрепал свою собачку. – Я же тебе говорил – у нее чутье редкостное!

Василий еще немного поработал лопатой, освобождая ящик, потом подхватил его за ручки, вытащил из ямы и поставил на траву.

Это был такой же ящик, как те два, которые они с Матвеем нашли в затопленной машине. Металлический ящик, с плотно пригнанной крышкой, выкрашенный водостойкой темно-зеленой краской. Только этот ящик был раза в четыре меньше тех, но самое главное – по его весу Василий понял, что он пустой.

Чтобы проверить свою догадку, он подцепил замки и откинул крышку ящика.

Как он и думал, ящик оказался почти пуст.

– Видно, этот ящик на мотоцикл не помещался, – проговорил дядя Петя, который из-за Васиного плеча наблюдал за его работой. – Он что-то достал из ящика, а сам ящик закопал…

– Что же такое хранилось в этом ящике? – протянул Василий, глядя перед собой. – Что же в нем лежало такое, если преступник ради этого убил четверых, притом бросив в болоте груду золотых и серебряных окладов, дорогих крестов, церковной утвари? Что же такое особенное спрятали немцы больше полувека назад на дне озера?

Драгоценности, более дорогие и компактные, чем тяжелая церковная утварь?

Но откуда в их глухом углу, в их захолустье взяться таким драгоценностям? Здесь никогда не строилось дворцов или богатых имений. Бедные деревни, сельские церкви да нищие погосты… так что вряд ли в здешних местах можно было найти что-то более дорогое, чем оклады икон и церковные чаши.

Тогда, наверное, какие-то важные документы?

Но что это за документы, которые не устарели за шестьдесят с лишним лет? Кого сейчас могут интересовать секреты такой давности?

Дядя Петя только молча покачал головой, у него уж и вовсе в голове не укладывалось такое происшествие.

– Ты, Василий, над этим голову не ломай, – посоветовал он, – что уж тут сделаешь.

– Да на мне четыре убийства висят! – вспылил Уточкин и подумал в глубине души, что это не совсем правда. Дело-то громкое, поэтому трудится над ним целая бригада из Веснянска.

– Один в поле не воин, – сказал дядя Петя и поглядел искоса, – а ты чегой-то бобылем живешь? Жена у тебя где?

«В Караганде!» – захотелось рявкнуть Василию, он еле сдержался.

– В Ейск они уехали с сыном, к теще, – буркнул он, – море там, солнце… ребенку полезно.

Снова накатило раздражение на Ирку – вот каждое лето норовит к мамаше своей слинять! И еще посмеивается, тебе, говорит, Васенька, с женой крупно повезло, а особенно с тещей. Другие, мол, жены с мужей деньги требуют, чтобы на курорты ездить, а я у мамы живу на всем готовом, тебе и заботы никакой нету… А сама огород насадит, огурцов этих, будь они неладны, целый парник, а он поливай! Только ему и дел за те огурцы переживать! Вот они уж переросли, как кабачки стали. А Ирка приедет – начнет причитать. Ничего, кричит, тебе поручить нельзя, такую малость – за огурцами ухаживать – и то не можешь!

– Ладно, дядя Петя, поеду я. А тебе спасибо за находку, – и Василий решительно взялся за ящик.

Что-то брякнуло, и на траву выкатилась блестящая штучка, которая при ближайшем рассмотрении оказалась бронзовой лапкой. Витая когтистая лапка, тусклая от времени.

– Дядь Петь, глянь, это от какого же зверя?

– Не знаю, – старик повертел лапку заскорузлыми пальцами, – ни на птичью, ни на звериную не похожа… Не водится в наших лесах такой зверь…

– Разберемся, – сказал участковый, пряча лапку в карман, но в словах его не было уверенности.

Возвращаясь домой, Василий вспомнил, что приехавший посмотреть на содержимое ящиков священник очень советовал ему побеседовать с отцом Тимофеем, настоятелем церкви в селе Узковатом. Похоже, что настал момент это сделать.

Отец Тимофей был худенький старичок небольшого роста с выцветшими бледно-голубыми глазами и розовым детским личиком, обрамленным тонкими прядями легких седых волос и редкой бородкой. Он как раз закончил службу и разговаривал о чем-то с рослой старухой в белом платочке.