Клад вечных странников

После ужина родители сели перед телевизором, а бабушка вдруг сказала:

– Ну что, вечерний моцион?

Внук кивнул. Его бабушка Антонина Васильевна любила гулять по вечерам, и он всегда с удовольствием ее сопровождал.

Однако сейчас она сразу пошла к трамвайной остановке. Внук покосился изумленно, но тотчас догадался, куда направляется его неугомонная бабуля.

Восемнадцатый трамвай ходил плохо, однако сейчас подошел, как по заказу. Проехали до Средного рынка, миновали Бугровское кладбище, потом трамвай повернул в овраги. Здесь они вышли и знакомыми тропками сквозь старые сады прошли на свою бывшую улицу.

Улица стояла словно вымершая. Дома тонули в зелени. За заборами палисадников – заросшие одуванчиками огородики: в эту весну никто ничего не сажал, зная, что все равно придется бросить и дома, и землицу.

Дошли до своего дома и встали у калитки, глядя на знакомый дворик как бы с испугом. Тропинка от калитки уже заросла муравой: двор обиженно забывал бросивших его хозяев.

– Как тут классно, – пробормотал мальчик, глядя на огромную березу посреди двора, его собственную спортплощадку. На этих развесистых ветвях прошла, можно сказать, вся его жизнь. А еще раньше – жизнь отца и его братьев.

– Зайдем? – спросил он, несмело берясь за щеколду калитки.

Бабушка только кивнула, зябко кутаясь в плащ.

Они прошли по тропке след в след, и мальчик криво усмехнулся, подумав, что они похожи на воришек, которые заявились в чужой дом.

Замок на дверях висел только для блезиру, издалека казался закрытым, а посмотришь ближе – и видно, что дужка даже не засунута в паз. Вынуть его удалось с некоторым трудом: все-таки дожди шли почти месяц.

Брезгливо отирая пальцы от ржавчины клочком бумажки, валявшимся в коридорчике, Антонина Васильевна медленно пошла по комнатам, а внук застыл на пороге кухни, дивясь, какая же она, оказывается, была огромная. Не то что в новой квартире!

Только когда же это успели так покоситься стены, просесть доски пола, пошатнуться порожек, когда углы затянулись паутиной?

Он сел прямо на порог, почувствовав, что сейчас заплачет.

Уныло опустил голову.

Ему не нравился новый дом, не нравилась новая школа, не нравилась новая улица. Он хотел вернуться сюда! Хотел жить здесь!

Бабушка вошла – и вдруг громко ахнула. Мальчик вскинул голову и поглядел испуганно: не крысу ли увидела? Говорят, крысы обживают брошенные людьми дома.

Но Антонина Васильевна смотрела не в угол, а прямо на него: с таким странным, испуганным выражением, словно ее родной внук, посидев на покосившемся, старом порожке, сделался вдруг совсем другим человеком.

– Боже мой, Феденька… – прошептала она, прижимая руки к сердцу.

Мальчик удивился. Он никакой не Феденька. Федором звали его дядьку, старшего брата отца. Дядька жил во Владивостоке. Как могла бабушка их перепутать?

И тут Антонина Васильевна столкнула его с порожка, а сама начала отрывать брусок от пола.

Он шатался и ходуном ходил, но все-таки держался еще крепко.

– Баба, ты что? – испуганно спросил мальчик, трогая ее за плечо.

Антонина Васильевна отвела со лба разлохматившуюся седую прядку и села прямо на пол.

– Слушай, пошарь в сараюшке, не оставили мы какую-нибудь железяку, которой можно поддеть порог?

Мальчик часто моргал, глядя на нее и ничего не понимая.

– Там было кое-что спрятано, под порогом, – объяснила бабушка, и мальчик увидел, что у нее дрожат губы. – Давно… еще до войны. А я совершенно забыла об этом! И давай скорее, а то смеркается.

Мальчик вылетел из дома как на крыльях. Клад! Под порогом спрятан, конечно, клад! Да он как минимум сто книжек прочитал о таких случаях!

Что же там? Сокровища? И кто их зарыл? Пираты, будто у Стивенсона? Хотя пираты в Нижнем Новгороде – это вряд ли… Тогда это может быть клад Стеньки Разина!

Он вбежал в сараюшку и сразу ринулся к кучке угольной пыли – все, что осталось от солидного запаса топлива. Одно хорошо в новой квартире – топить печку не надо, а значит, не надо в мороз разбивать смерзшиеся угольные комья тяжелой кочергой. Ее, эту кочергу, так все ненавидели, что не взяли с собой в новое жилье. Даже отец, который подобрал все старье и нашел ему место в гараже, не польстился на кочергу. И вот сейчас старушка пригодится.

Мальчик вырыл ее из-под старого, заплесневелого матраса и, размахивая, словно штандартом, ринулся обратно в дом.

Бабушка улыбнулась при виде него и молодо вскочила:

– Ну, приступай!

Мальчик неумело толкал кочергу в зазор между порогом и полом.

– Дай-ка я, – сказала Антонина Васильевна.

Они поочередно орудовали кочергой, и вот наконец-то порог со скрипом отвалился, а из пола вылезли два длинных, толстых гвоздя.

– Вот это да! – с уважением сказал мальчик. – Вот это гвоздищи! Это костыли, а не гвозди.

Бабушка засмеялась странным, всхлипывающим смехом.

– Ну, Федька… – сказала она непонятно. – Ах ты, милый мой, родненький…

И, склонившись над темным, пахнущим сыростью провалом, извлекла оттуда что-то заплесневелое, черное, бесформенное. Толстый дождевой червяк тяжело шлепнулся на пол и тотчас заюлил к обжитому местечку. Разбежалась парочка мокриц.

Мальчик брезгливо передернулся, но тотчас вспомнил о кладе и решительно приблизился к бабушке, которая орудовала кочергой, разворачивая заплесневелую обертку.

Это была старая-престарая клеенка, вся потрескавшаяся, узор ее обратился в крошево, но вот в складках мелькнуло что-то темное, и мальчик затаил дыхание.

Шкатулка с драгоценностями!

Казалось, в комнате стало еще темнее, когда Антонина Васильевна, наконец, развернула клеенку и достала черный ящичек, похожий на гроб.

Потом выхватила из кармана носовой платок и заботливо обтерла шкатулку.

– Как странно, – пробормотала изменившимся голосом. – Прошло столько лет, столько лет… а она даже не отсырела, не заплесневела. Что же это за дерево, интересно знать? Может, лиственница?

– А разве бывает черная лиственница? Это, наверное, сандал. Черный сандал, его же так и называли – черное дерево, – прошептал мальчик, осторожно, одним пальцем прикасаясь к заветному ларцу.

Конечно, размеры шкатулки его разочаровали. Ну сколько сокровищ можно упрятать в деревянном ящичке, который вполне умещается в кармане? Хотя, с другой стороны, горстка алмазов или изумрудов сюда как раз войдет.

– Открой, – попросил зачарованно, проводя пальцем по граням крышки.

– Попробуй сам, – сказала Антонина Васильевна, чуть улыбаясь.