Клад

– Помяните мое слово, – пророчествовала Колча, и голос ее возвысился, наполнился скорбной силой убеждения, – ох и хлебнем же мы все еще через эту Смокову соплячку горюшка.

И вот тут-то вдова суконщика Подага с непосредственностью не особенное увлеченного разговором человека вдруг припомнила:

– Помоложе я была. И повадилась ходить к соседской девочке подруженька… Да ведь как повадилась – из подполья, – Подага пожала плечами, как бы удивляясь несуразности иных знакомств. – Родители, видишь, уйдут, закроют двери и ставни наглухо. Оставят ее и запрут, чтобы какого дурна не вышло. А девочке скучно. И к ней стала ходить подруженька из-под пола. Ну, девочка, ребенок! возьми и скажи про то родителям.

– Ребенок! – согласилась Шатилиха.

А Колча кинула на перебежчицу выразительный взгляд и отхлебнула квасу, бесконечное терпение было разлито на ее скисшем личике.

– Так вот, значит, – неспешно повествовала вдова. Она, кажется, и сама удивлялась взошедшей на ум истории, не придавая ей никакого особенного значения. – Значит, дело-то как было: она сказала родителям – мать у нее торговала вразнос, отец по людям нанимался – сказала родителям: ко мне ходит маленькая подруженька из-под пола. Ясное дело, родители не поверили. Может, кому остаться надо было, последить, да люди бедные, день ото дня кормились. Вот. А девочка не отстает, рассказывает про подруженьку, да так ее хвалит… Ну, родители и пожаловались одной ведунье. Вещая была бабка, Мореной звали. Ведунья за некоторую мзду их и научила. Теперь они говорят доченьке: как появится снова подруженька, скажи ей, мол, так… – Подага оправила складки на подоле нового зеленого платья. – Скажи ей так, – повторила Подага, словно бы припоминая, хотя это была чистой воды уловка – вдова, однако, не лишена была свойственного хорошим рассказчикам честолюбия. – Скажи, мол, заклятие и ударь подруженьку по голове. Девочка-то говорит маме: жалко. Видишь, подруженьку ей жалко.

– Ребенок! – вставила опять – и совершенно к месту! – Шатилиха.

– Да ты, мол, потихоньку ударь, потихоньку. Вот, пришла подруженька. Девочка ей сказала, что нужно, сказала аминь! Аминь! – сказала. – Рассыпься! И ударила по голове. А подруженька и рассыпалась вся. Золотом, – гибкий голос Подаги упал до шепота. – Чистым золотом. Грудой червонцев. Один к одному – червонцы… Зазвенело, посыпалось, покатилось… По всему полу. Подруженька ведь та была клад.

Состоятельная вдова суконщика Подага скромно потупилась, как исполнивший дело мастер.

– Да… да… – пробормотала Колча. – Да точно ли так?

Случилось то, что хитроумная старуха попалась, как самая глупая недоверчивая баба в руки базарному наперсточнику – она не знала чему верить, и знала, что верить нельзя, – никому, и не могла не верить глазам. Она нерешительно, даже жалобно возразила:

– Глупости все!

Подага горестно изломила брови, выказывая готовность отступить перед грубым напором.

– Да где это было? – спросила Колча, пытаясь изобразить голосом ехидство. До некоторой степени ей это удалось, тогда как руки – о чудо! – выдавали нечто похожее на мольбу.

– Мы жили тогда в имении, потом мы его продали. Дед еще продал. И там была деревушка в четыре дома – Волочевка. Я тогда девчонкой была, чуть постарше Малаши.

– Да сами-то вы это золото видели?

– Видела. Ви-де-ла, – утомленно отозвалась Подага.

И хотя Колча казалась оглушена, в голове ее с необыкновенной пронзительностью сложилось один к одному все, что не удавалось прежде состыковать, все, что не находило ни соответствия, ни смысла: сундук, ребенок, золотые волосики… это странное, неизвестно откуда взявшееся имя – Золотинка. И эта хищная, едва прикрытая лицемерными заходами готовность, с какой кабацкие изверги подхватили золотого младенца и умчали. Выходит, они уже тогда знали… С самого начала.

Колча с усилием встряхнулась, словно пытаясь вернуть себе спасительное недоверие… И сказала еще:

– Заклятие-то каково было?

– Кабы знать! – отозвалась Подага. Снисходительная усмешка тронула ее большой рот.

– Такое богатство свалилось! – вздохнула тут своему Шатилиха.

– Малашка-то ходила потерянная, вот… убитая какая-то, – неожиданно сказала Подага. – Не сладко девчонке пришлось. Что-то с ней сделалось после этого. Нехорошее что-то. Они все ошалели. Ничего никому не сказали, да только соседи утром пришли, а дом стоит пуст, дверь нараспашку – все как есть бросили и бежали.

Больше Колча ничего не спросила. Хитрость и осторожность вернулись к ней, а все остальное – нет.

* * *

Тогда Колча решилась разузнать что можно обиняками, здесь и там при случае она наводила разговор на занимающий ее предмет. И ничего путного не узнала. Выбрав время, Колча сходила за Первую падь и точно нашла такую деревню – Волочевку, которая за близостью к городу порядочно расстроилась. Она нашла и дом, в подполье которого обитала Малашина подруженька; дом сохранился, как сохранилось в памяти людей и предание. Нетрудно было, однако, заметить, что старожилы заметно путаются, припоминая подробности чудесного происшествия. Впрочем, противоречия говорили более об искренности свидетелей, нежели о чем-то ином. Самые противоречия убеждали Колчу в достоверности главного. И она уверилась окончательно.

Золотинке не было тогда еще и двух лет. Колча кружила вокруг «подруженьки», не зная, как подступиться к делу. Временами находило ужасное предчувствие, что чудесная девочка уже исчезла, потерялась – то ли утонула в кадке с водой, то ли подавилась кашей – изверги объявят об этом без зазрения совести, не моргнув глазом и не краснея, а немного погодя выйдут на лодке в море и бесследно канут в его просторе. А то наберутся наглости, чтобы перебраться в один из лучших особняков Колобжега. Колча испытывала болезненную потребность иметь «подруженьку» перед глазами, присматривать за ней и подглядывать. Однако лето сменилось зимними бурями и холодами, и снова вернулось тепло, и ничего не произошло, кроме того, что Золотинка подросла. Подросла, стала повыше, покрепче… и побольше весом.

С каждым месяцем подруженька прибавляла в весе.

Колча подстерегала девочку в гавани, ощупывала и обгладывала ее вожделеющим взглядом, она заигрывала с братьями, вставляя всюду, где можно, свое угодливое «зна-аете что-о?», но не могла преодолеть их настороженности. Свойственное истинно любящим чутье позволяло им угадать в Колчином сердце нечто недоброе. И они ревниво ограждали Золотинку от сладострастных старухиных ласк. Приметив в улочках Колобжега безобразный, лишенный определенных очертаний чепец с обвисшими наподобие слоновых ушей крыльями, братья спешили укрыться в тихом заулке, где ложились в дрейф или, смотря по обстоятельствам, сразу уваливали под ветер, как говорится, шли «на фордачка», то есть, имея полный ветер в корму, удалялись от устрашающего Колчиного чепца, пока вовсе не пропадали за горизонтом.

Заветная мысль Колчи мало-помалу превратилась в страсть, не оставлявшую места для иных чувств и побуждений. Колча стала задумываться; случайные припадки задумчивости сменялись лихорадочным блеском в глазах и неодолимой потребностью в деятельности. Она нашла подходы к некоторым городским колдуньям, которые втихомолку, при снисходительном неведении властей занимались своим незаконным промыслом.

Все волшебное, однако, требовало денег, грошей и грошей за каждое слово, за каждое неуверенное, на ощупь движение новичка во мгле нездешних истин. И когда Колча порядочно порастрясла припрятанные на черный день гроши, она обогатила свою память изрядным запасом бывальщин о ходячих, самодвижущихся и своевольно ведущих себя кладах, об образе жизни их и повадках. Она узнала о двуногих кладах все, что только можно было узнать за деньги.

За деньги же можно было узнать не так много. В конце концов, ей продали и заклятие, да не одно, а два разноречивых, ни в чем не сходных между собой заклятия, что, конечно же, насторожило Колчу с ее цепким, житейским умом. И все же, подозревая колдуний в недобросовестности, в невежестве, по крайней мере, она все чаще склонялась к тому, чтобы испытать сомнительное волшебство при первом удобном случае.

Странным образом, Колча в глубине души, кажется, ожидала неудачи и даже желала ее. Зуд неизвестности был мучительнее, чем опасения неудачи, а возможная неудача, частная неудача все равно уже ничего не могла изменить в самом существе заветной мысли. При том же, здраво рассуждая, Колча видела, что рассчитывать на успех предприятия в ближайшие годы все равно не приходится. Для совершенного успеха нужно было бы прежде всего заполучить подруженьку в полное, безраздельное распоряжение, то есть попросту ее выкрасть. Возможность заполучить подруженьку для обстоятельных опытов могла появиться не прежде, чем подруженька подрастет настолько, что станет хотя бы изредка появляться на людях без сопровождения братьев. До этого времени нужно было считать пять лет.