Кладоискатель и доспехи нацистов

— Что вы на это скажете? — выволок на столик Остап Прохорович пачку журналов. Судя по голосу, гордость коллекции.

— Издание начала прошлого века. — Я взял верхнюю брошюру в невзрачной обложке, украшенной рисунком кометы.

Журнал назывался «Ostara», и я держал первый его номер.

— Имеете представление, что это такое? — заговорщицки осведомился Стаценко.

Я имел. Носящий имя готской богини весны журнал был основан в 1905 году Йоргом Ланцем фон Либенфельсом — создателем теории расовой соматологии, поделившей народы на высшие и низшие. Идеи цистерцианского монаха-отступника породили арио-героический культ гитлеровской Германии, загрузивший работой печально известные лагеря смерти. «Ostara» же, согласно его манифесту, задумывался как журнал, использующий антропологические данные для того, чтобы научным образом сломить восстание низших рас и защитить благородство расы европейской. О реализации этого замысла мир с содроганием вспоминает до сих пор.

Но кое-кого история так ничему и не научила. «Ostara» было выпущено более сотни номеров, и у Остапа Прохоровича, похоже, имелась вся подшивка: шкаф был буквально набит стопками идентичных корешков. И он ею гордился — вот зто всерьез настораживало.

— Неплохая коллекция, — похвалил я. — Она полная?

— Целиковая, — похвастался Стаценко, подтвердив мои подозрения. — Здесь все номера.

— Ну-ну. — Я пролистал журнал, втягивая ноздрями сладковатую бумажную пыль.

— Вы ученый человек, — сказал Остап Прохорович, — и умный.

Кажется, наступал момент истины, чего и следовало ожидать, неспроста же меня пригласили. До сих пор я пребывал в неведении относительно его планов. Интересно, что ему может быть нужно от бедного археолога?

— Компетентный, я бы так сказал. В своей области. Никак не более того.

Я умышленно поскромничал, но на папика произвел впечатление.

— Ваша беспринципность мне даже нравится, — молния он. — Отсутствие идейной направленности, кроме четкой ориентировки на достижение личного благополучия, выдает в вас сибарита.

«Какой наблюдательный господин, — не без неприязни подумал я. Остап Прохорович, открывавший доселе незнакомую сторону личной жизни, удивлял все больше. — Какие еще сюрпризы ждут меня впереди?» Недооценивать работника партаппарата было попросту небезопасно.

— Вам известна система градации, существовавшая в кайзеровской армии? — Стаценко прошел к столу и сел напротив меня, отодвинув локтем пачку «Ostara». В моем лице он нашел отзывчивого слушателя — я постарался состроить соответствующую мину. — Между тем иерархия была весьма четкая. Высшую касту командного состава составляли глупые активисты, следующее место занимали не блещущие умом лентяи — вреда от них было значительно меньше. На более высокой ступени стояли умные, но излишне деятельные офицеры, а вот подлинной элитой армии являлись умные и ленивые. Они были самые полезные, но поскольку сочетание таких качеств — редкость, наверху находилось именно это интеллектуальное меньшинство. Что вполне естественно, так как наиболее рациональные управленческие структуры строятся по принципу пирамиды.

— Так устойчивее, — добавил я.

— Вот именно, — согласился Стаценко. — Мне кажется, Илья Игоревич, у вас есть все данные, чтобы принадлежать к последней категории управленцев.

Мне сделалось не по себе.

— Благодарю за комплимент, — сказал я. — Только не понимаю, к чему вы клоните.

— Сейчас поясню. Хотя мне кажется, что вы больше осторожничаете, — показал в улыбке ровные белые зубы Остап Прохорович. — Дело в том, что отсутствие общественно полезных потуг характеризует вас как пассивного в положительном плане индивидуалиста. Кроме того, вы далеко не глупы, в чем я имел возможность убедиться, понаблюдав за вами в ходе наших бесед. Чего вам не хватает, так это навыков руководителя, но они легко нарабатываются практикой. А для этого у вас есть все способности, можете мне поверить.

Мне показалось, что господин Стаценко откусывает несоразмерно больше, чем может проглотить.

— Чего же вы хотите от бедного археолога? — задал я давно вертевшийся на языке вопрос.

— Чтобы он попробовал себя на руководящей работе.

— А ну как не справлюсь?

— У вас должно получиться.

— По-моему, вы малость переоцениваете мои способности, — не сдавался я.

— Уверяю вас, испытание не будет серьезным.

— Испытание? — слово очень не понравилось мне.

— Можно сказать и так. В конце концов, всякое вступление в новую должность есть маленькое испытание. Смена обязанностей увеличивает нагрузку, не скрою. Мне хорошо известны тернии власти — это ее неотъемлемые атрибуты. Я ведь сам управленец, как это называлось прежде — номенклатура.

Я заметил, что папик говорит моими словами. Подстраивается под манеру речи собеседника, значит, стремится расположить к себе. Трюк нехитрый, но действенный. Остап Прохорович проявил исключительную наблюдательность, чем и насторожил: а не является ли он агентом Большого Брата? Интерес ФСБ к моей особе вполне объясним, я крепко повязан с теневым рынком антиквариата. Правда, зачем разрабатывать меня таким дорогостоящим образом, когда можно просто изловить на нелегальной сделке? Да и других дел у меня наворочено немало — сколько угодно зацепок для добротного шантажа. Или чекисты решили сначала попробовать по-хорошему?

Должно быть, целая гамма сомнений отразилась у меня на лице, потому что Стаценко вдруг подался вперед и доверительно сообщил;

— Если справитесь, оплата целиком и полностью вас устроит. В этом вы не сомневайтесь, Илья Игоревич.

— А с кем, собственно, мне придется работать и, главное, на кого? — за хорошие деньги или нет, сотрудничать с Большим домом мне в любом случае претило.

— Работать придется с людьми. Не очень умными людьми. А на кого — сами рассудите, — хлопнул папик ладонью по пачке «Ostara».

Теперь я был почти уверен, что меня вербуют. Причем бездарно либо внаглую, то есть открыто, не пытаясь завуалировать заказчика фактически ничем.

— Нет, — улыбнулся я и покачал головой. — Боюсь, не получится.

— Да вы не бойтесь, — когда требовалось дожимать, Остап Прохорович мог быть наглее стаи колымских педерастов. — Не скрою, хлеб управленца поначалу кажется горек, но стоит попробовать, и он понравится. Потом никакой другой жизни не захочешь. Уж поверьте вы мне, дорогой Илья Игоревич!

— Нетушки, — куда более категорично отказался я. — Из меня плохой начальник.

Я бы скорее подмахнул собственной кровью дьявольский цирограф, нежели согласился взаимодействовать с органами.

— Но почему?

— Я не лидер, и командирских задатков у меня нет.

— Ну що ж вы так упираетесь, — мягко пожурил меня Остап Прохорович, сбившись на малоросский акцент. — Если бы знали вы, Илья Игоревич, какие замечательные перспективы открываются у вас на этой работе.

— Какие?

— Замечательные, — распространяться о подробностях новой работы, не добившись моего согласия, Стаценко не собирался. — Как в отношении денег, так и общественного положения.

С точки зрения банальной эрудиции даже для оперативной работы госбезопасности условия были слишком шикарные. Но если не госструктура, то что?

— Вы подумайте, Илья Игоревич, не спешите с ответом, — наконец отпустил меня с миром Остап Прохорович. И попросил напоследок: — Только о нашем разговоре пока никому, ладно? Поразмыслите над этим как следует. На самом деле вы достойны большего, чем вам кажется.