Кладоискатель и доспехи нацистов

* * *

Хмурое петербургское утро теплом не радовало. Из чердачного окошка доносилось сытое воркование голубей. Я подул на озябшие пальцы и засунул их под мышки. Тоже мне, лето! От ветра, постоянно дующего на этой высоте, тонкие кожаные перчатки не спасали. Начинался третий день наблюдения, от гибели тестя — четырнадцатый.

Я выпасал машину Стаценко, заняв позицию на крыше девятиэтажки. Отсюда хорошо просматривались ворота его особняка, находившегося метрах в четырехстах от моего поста. Чтобы разглядеть «мерседес», бинокля не требовалось. Я также был уверен, что с такого расстояния попаду куда нужно. Силки были расставлены должным образом, и оставалось дернуть за веревочку, чтобы добыча забилась в предсмертных судорогах.

Офис ЗАО «Ресурсы» находился в Купчино, на улице Влада Тепеша, — от Озерков не ближний свет. Чтобы добраться туда, нужен час. Остап Прохорович прибывал на службу к половине десятого. Соответственно, выезжал из дома в восемь тридцать или чуть раньше. За минувшие дни я получил некоторое представление о деловом распорядке функционера «Светлого братства» и выяснять дальнейшие подробности его жизни не собирался. Для реализации моего замысла мне было достаточно знать, во сколько он покидает усадьбу.

Противотанковое ружье Дегтярева, собранное и с патроном в казеннике, лежало рядом со мной. Остальные патроны разместились в карманах куртки. За пазухой, при каждом движении скользя рукояткой по Доспехам, елозил «стечкин». За спиною под курткой был пристегнут арийский меч. Выходя в засаду, я предпочел быть во всеоружии, чтобы какой-нибудь идиот не сорвал своим появлением на крыше тщательно подготовленную акцию. Любой незваный гость будет зарублен или, в крайнем случае, застрелен. Став засадным снайпером, я начал хорошо понимать Рыжего.

С крыши двор Стаценко был как на ладони. Остап Прохорович появился в зоне видимости, когда часы показывали четверть девятого. Он сошел с крыльца и сел на заднее сиденье «мерседеса», который ждал его с работающим мотором. Охранник поспешил к воротам, а я отомкнул сошки ПТРД, угнездил их на обитом жестью парапете крыши и вдавил в плечо дугу приклада. Оттянул крючок ударника, повернул, снимая курок с предохранительного взвода, и осторожно отпустил. Теперь противотанковое ружье было готово к бою. Я приник к прицелу, старательно дыша. От первого выстрела зависело очень многое. Ворота раскрылись. Я замер.

Когда «мерседес» выполз со двора и затормозил перед дорогой, я выстрелил. Мир содрогнулся. Сохи слетели с парапета, я едва удержался на коленях и судорожно зашарил в кармане, выцепляя следующий патрон, спеша перезарядить, пока машина не уехала. Когда я наконец захлопнул проклятый затвор и смог обозреть результат работы, то понял, что волновался напрасно. Транспорт был надежно выведен из строя. Бронебойно-зажигательная пуля попала в мотор. Из-под капота повалил черный дым.

— Лопнул подсвечник у пятой свечи! — злобно прошептал я и пальнул по салону, стараясь зацепить разместившегося на заднем сиденье пассажира. — Нету бензина, хоть хуем стучи!

Из «мерсюка» выскочил шофер и опрометью кинулся обратно к даче. Сам Стаценко почему-то не показывался. Мысль о том, что я его свалил, привела меня в бурный восторг, и я, уже не торопясь, влепил в черную крышу четыре бронебойные пули.

Вот и исполнилась детская мечта — расстрелять из ПТРД автомобиль представительского класса. Жаль, Крейзи нет рядом, он бы оценил.

Последний чачеловский БЗ-41 я использовал по задней части кузова, надеясь поджечь бензобак. Ничего почему-то не загорелось, но и того, что сделано, было вполне достаточно. Не знаю, кто бы смог уцелеть в насквозь пробитом пулями салоне. Дырок я отсюда, конечно, не видел, но целился в разные части крыши, чтобы Стаценко, даже если он упал между сиденьями, не оказался в зоне недосягаемости.

«Мерседес» понес изрядный урон. Передок был объят пламенем — горели бензин и масло. Я глянул на часы и понял, что времени на отступление у меня осталось в обрез. Восемнадцать минут девятого — минуло три минуты, немного, но хватит, чтобы вызвать милицию. Я ринулся к чердачной двери и покинул дом через самое дальнее парадное. На улице было тихо, однако следовало поспешать, пока кварталы не начал шерстить ОМОН. Я дошел до метро и, никем не замеченный, влился в поток пассажиров. Домой я вернулся в девять тридцать. У Остапа Прохоровича как раз должен был начаться рабочий день.

* * *

Теща завесила все зеркала черным крепом. От этого квартира приобрела некую величавость и стала напоминать задрапированные покои в готическом стиле. Кухня, где был убит тесть, зеркал не имела. Я сидел за столом и пил кофе в гордом одиночестве. На полу был линолеум. Пятно крови было замыто начисто, и поэтому ничто не портило мне аппетит.

Разделавшись со Стаценко, я почему-то не чувствовал страха. Просто стало легко на душе. Древний обычай мести, присущий всем народам Земли, это был варварский пережиток прошлого. Дух злодейски убитого родича действительно требовал возмездия. Он его получил и теперь отошел от меня. Я даже не задумывался о том, как отреагирует на эту акцию «Светлое братство». Мне было безразлично. «Они хотели войны — они получили войну». Все заверения в дружбе и сотрудничестве на поверку оказались ложью. Гумозный пидор мне наврал. Он был следующим в моем списке.

Во рту стояла кофейная горечь. Я смотрел в окно. Над крышей дома напротив, откуда стрелял засадный древолаз, плыли облака. Снайпера я не боялся. Теперь я знал, что значит выйти на тропу войны. Не бегать по городу, как загнанный партизан, а начать планомерное и продуманное уничтожение противника. Врага.

Я начинал мыслить ратными категориями.

Доспехи Чистоты быстро развили во мне способности, коих не смог выявить препод военной кафедры ЛГУ за весь период обучения. Несколько дней активной практики по эффективности превзошли годы нудной теории. По натуре я, наверное, практик. Поэтому и выбрал археологию, а не работу в архивах. Только вот практика эта дорого мне обходится, а еще дороже — моим близким. Какую же пользу я могу извлечь из этих знаний, купленных столь недешево? А ведь польза должна быть, иначе зачем мне эти уроки.

Так я размышлял, прихлебывая из чашечки горячий кофе без сахара и не обжигаясь.

Мягко шаркая шлепанцами, на кухню вошла Валерия Львовна. Она добрела до окна и сняла с батареи сушившуюся на ней кошелку.

— Пойду в магазин, — бесцветным голосом сказала она.

— Да что вы, давайте я сам схожу, — мне хотелось оказать ей какую-нибудь услугу.

Теща по-старушечьи вздохнула и отдала сумку. И куда девалась та энергичная, язвительная дама, наводившая на меня ужас еще месяц назад? Валерия Львовна жутко изменилась за последние дни. Слава Богу, у Маринки, ее молодой копии, я таких метаморфоз не заметил. Жена держалась молодцом. Но что с ней станет, когда меня убьют?

Я выкатился из дому, изгоняя из головы дурные мысли. Погода разгулялась, начинало припекать солнышко, и я понял, что куртку надел зря. Впрочем, без нее было не обойтись — во внутреннем кармане лежал «стечкин»; в латы я облачаться не счел нужным, а вот волыну на всякий случай взял.

Продуктовый маркет размещался на углу. Идти до него было минут десять. По случаю рабочего дня контингент покупателей составляли сплошь старушки, да еще какой-то накачанный неформал разглядывал витрину с колбасами, видимо выбирая наиболее богатый белками продукт. Одет он был как «белый негр»: в короткие штаны до колен, широченную сетчатую футболку, покрытую рэповской символикой, непонятными цифрами и надписями, и высоченные кроссовки «Puma» (они же «Рита»), дорогие, баксов за триста. Фигура у него была типично культуристская, наработанная в зале осанка пауэрлифтера, словно он готовился вот-вот поднять штангу. Я встал рядом с ним и приценился к ветчине. Ветчина мне понравилась, и я поискал глазами кассу.