Клан Дракона: Вступление

И в этот момент Флекс заплакал. Тихо, бесшумно, дабы не привлечь внимания господина Киртулика, который в этот момент отвернулся, понемногу спуская пар. Меня же от увиденного просто выворачивало наизнанку — настолько мне жалко было бедных драконят, которым приходится выдерживать такие суровые тренировки. Да, они молоды, да, их время ещё не пришло, да, им ещё нужно многому учиться, но за что же такие… страдания?

И в этот момент я ощутил… ЭТО…

И это было тем уже знакомым и пугающим… Когда в том же злополучном зале камней, воспоминания о котором неотступно следуют за мной, я взял в руки синий азурит, во мне тогда промелькнула искра эмоций. Мимолётная, почти незаметная, но уже тогда заставившая мое сердце испуганно сжаться и выронить его от страха. Повторно она вспыхнула во мне, когда Карнекир буквально силой вытащил из Кардела извинения — и уже тогда напугала меня до полусмерти. Сейчас же это искра разгоралась внутри, наполняя не теплом, и не холодом, и не силой — а болью и страданием. О, как же я отчётливо сейчас ощущал своё бытие, каждый вдох — страдание для моих лёгких, каждый шаг — страдание для моих ног, каждый взгляд — страдание для глаз, каждое движение тела — бесконечное страдание всех клеток, из которых оно состоит. Само существование стало невыносимым страданием, каждое мгновение причиняло огромную боль… и страшно было то, что боль эта, каждую секунду причиняя невыносимые мучения, в последний момент отпускала, позволяя ощутить мимолётное облегчение, обрести надежду — и все это лишь для того, чтобы в следующий момент снова содрогнуться от почти невыносимой боли…

И внезапно всё кончилось. Спасительное аметистовое тепло в который раз выручает меня из беды, обволакивая страшную боль и утягивая её в самые глубины подсознания. Пришедшая вслед за ним нежность, вероятно, от янтаря вдохнула новые силы. Я рискнул открыть глаза.

Оказывается, я упал. По счастью, на песок падать было не столь больно. Я попытался было подняться, но всё моё тело напоследок ещё раз резанула боль, которую аметистовое тепло не успело до конца погасить. Охнув, я упал обратно на песок.

— Господин Киртулик, — тихонько сказал Валлексо, всё-таки рискнувший перевернуться на брюхо, — кажется, принцу плохо.

Через несколько секунд возле меня склонился господин Киртулик. Я всё ещё пытался подняться с земли. Начальник стражи протянул было мне руку, однако, едва он коснулся моей кожи, как тут же с изумлённым возгласом отдернул её.

— Лазурь?! Но это невозможно! Как, почему? — непонимающе шептал он. После чего развернулся и узрел-таки Флекса, который незаметно пытался вытереть лапкой слёзы.

— Это ещё что такое?! — взревел он, мгновенно оказываясь возле дракончика, — что за нюни? Домой захотелось, к мамочке? Это я запросто могу устроить! Вернёшься и покажешь, какой ты неумеха, что тебя даже учить не пожелали, а выгнали с позором! Ты этого хочешь?!

Дракончик испуганно замотал головой, насколько это было возможно в его положении. Киртулик выпрямился, отвернулся, закрыл глаза и, сделав глубокий вдох, сказал:

— Вон отсюда! Все! Возле казарм дождётесь патруль и летите с ними три круга вокруг острова. А теперь прочь с глаз моих!

Я уже поднялся на ноги, так что успел увидеть, что драконят как ветром сдуло. Начальник же стражи подошёл ко мне, но я отшатнулся от него, как от прокажённого.

— Не подходите! — прорычал я, инстинктивно ежом ощетиниваясь тысячей игл. Киртулик послушно остановился. Никогда я ещё не терял над собой контроль, используя свои способности так грубо и угрожающе — но меня переполняла ярость от увиденного. Плачущий Флекс всё ещё стоял у меня перед глазами, однако на помощь спешило уже родное аметистовое тепло, успокаивая и возвращая способность здраво рассуждать. Иглы пропали. Я вздохнул и расслабился.

— Мне никогда вас не понять, — выдохнул я, отворачиваясь, — да, я знаю, Мизраел ценит вас и доверяет вам. Я знаю, что вы гораздо, гораздо старше меня, и что вам на этом острове лучше всех известно, как защитить жизнь, и свою, и чужую. Но я не могу понять такой жестокости. Извините меня, но я не стану у вас обучаться.

Я ожидал какой угодно реакции: злости, гнева, раздражения, но господин Киртулик… засмеялся. Тихо, спокойно, как будто снисходительно позволяя мне считать свою точку зрения верной.

— А ты думаешь, покорить небо так легко, юный принц, — с усмешкой спросил он, — что кто-то рождается, уже умея летать? Нет, это умение ни в ком не закладывается с рождения. Все без исключения рождаются для того, чтобы ползать. А вот учиться летать — это очень тяжёлый труд. Все учат летать по-разному: птицы просто выбрасывают своих птенцов из гнёзд. Но им-то что: не полетел птенец, упал, разбился — через год выведут нового. А мы так не делаем: слишком любим мы своих детей, да и рождаются они у нас очень редко.

Он подошёл ко мне и, по его мнению, ласково положил мне руку на плечо.

— Небо, принц, оно ведь ошибок не прощает. Небо — это место безграничных возможностей — и безграничных опасностей. Когда ты машешь крыльями в небе — да, это всегда будет вызывать чувство бешеного, пьянящего восторга; однако малейшая ошибка, оплошность — и вот ты упал на землю и переломал себе все кости, или, хуже того, свалился в море. Вот к чему мы должны готовить наших детей, Дитрих. Да, обучение тяжело и физически, и психологически, и, хочешь, верь, хочешь не верь — но каждая слеза моего подопечного эхом бьёт по мне. Однако я вынужден это делать, потому что иначе нельзя. Потому что если кто-то из них в решающий момент не сможет вспомнить все положенные знания и навыки, должным образом применить их, и погибнет из-за этого — то боль будет в сотни раз сильнее. Я через это прошёл, Дитрих. Все драконьи наставники через это проходили.

Я молчал. Мне нечего было ответить. Который раз я ощутил вспышку бессильной злости от того, что оказался в этом месте, со своей жизнью, своими правилами. Это совсем другой, уникальный мир, со своими законами. Я в очередной раз вынужден признать, что мы не просто мало знаем о драконах — мы о них не знаем ВООБЩЕ ничего. И каждый раз тыкаться вслепую, без конца заходя в тупики — это было невыносимо.

— Это ничего не меняет, — прошептал я, отвернувшись, — вы можете быть тысячу раз правы, но это ничего не меняет. Я не принадлежу вашему миру. Я навсегда останусь в нём хрупкой куклой, которая сломается от любого неосторожного движения. Никто в этом не виноват — такова моя природа. И оттого мне здесь не место.

— И что, ты просто так сдашься? — недоверчиво спросил Киртулик, — а как же желание вспыхнуть? И поразить тех, кто где-то там, очень высоко и далеко, плетёт нити судеб?

Я ничего ему не ответил. Смотря на этого черноволосого человека, чьи карие глаза пронизывали меня насквозь, я почти мог прочитать то, что он хотел передать мне без слов. Да, будет непросто. Да, из меня будут выжимать все соки. Да, настанет момент, когда я буду ненавидеть Киртулика за сам факт своего существования. Но однажды наступит день — и я сам будешь творить свою сказку. В сказку мало просто попасть. В ней надо что-то ещё и делать. Иначе сказка так и останется сухим текстом на страницах, блёклым отражением того, чего хотелось бы на самом деле.

— Ты, кстати, про “Ниточку” откуда знаешь? — спросил меня тем временем Киртулик, — мы с ректором знакомы и, сам понимаешь, имели с ним беседу касательно твоего образования. Не успел бы ты ему выучиться, как ни крути.

Его слова заставили обратить внимание на этот, без сомнения, весьма знаменательный момент. Который определяет драконов в первую очередь как магических существ высшей категории. “Ниточка” — это заклинание поиска, которое в магическом университете разучивается лишь на шестом курсе обучения. Очень сложное, очень громоздкое — и очень энергозатратное. Уж насколько я, вроде бы никогда бестолочью не бывший и новые знания усваивавший быстро, бился с этим заклинанием — так ничего и не добился. А потом в тренировочный зал пришёл комендант и прописал мне хорошего такого фитиля, за то, что я, лицо королевской крови, подвергаю себя такому опасному напряжению… но это уже совсем другая история. Сказанного достаточно для того, чтобы провести контраст между человеком и драконом и увидеть, что знания, которые получает человек, почти заканчивая обучение, молодые дракончики усваивают едва ли не с пелёнок. И всё это — ещё один довод к тому, что я здесь — лишний, хрупкий, бесконечно уязвимый…