Клан Кеннеди

В СССР рейгановские планы были встречены крайне болезненно. Пропагандисты утверждали, что США стремятся надежно защитить свои пределы, чтобы быть в состоянии нанести первый удар, сохранив свою неуязвимость. Американская сторона в свою очередь твердила, что создание СОИ сделает бессмысленным существование ракетно-ядерного оружия. В подтверждение своих мирных намерений Рейган говорил, что США готовы делиться с СССР всеми техническими данными по мере создания новой системы. Здесь, правда, был один весьма хитрый вопрос — стоимость реализации проектов. В условиях, когда в СССР всё явственнее давали о себе знать застой и кризис, теперь уже не только в социально-экономической, но и в политической областях становилось ясным, что он просто не выдержит бремени создания своей системы СОИ. Именно этим, а не озабоченностью по поводу агрессивных намерений США, и была вызвана прежде всего тревога советской партийной элиты.

По предварительной договоренности с Рейганом Кеннеди, который в сенате, в прессе и публичных выступлениях резко критиковал инициативу президента (он был одним из тех, кто присвоил ей название «звездных войн» ^{1344} ), всё же согласился выступить в качестве посланца доброй воли.

Во время бесед с Шеварднадзе и Горбачевым было договорено, что, несмотря на проекты СОИ, будут продолжены переговоры о сокращении количества ракет средней дальности, размещенных на европейской территории ^{1345} .

Вторым вопросом, который поставил Кеннеди, была судьба политзаключенных в СССР. Хотя ему не удалось договориться об освобождении из ссылки А.Д. Сахарова (это произошло позже по инициативе самого Горбачева), советские лидеры дали согласие на амнистию Анатолия (Натана) Щаранского, находившегося в заключении девять лет и подвергавшегося всяческим издевательствам. 11 февраля Щаранский действительно был освобожден, переправлен в Восточный Берлин, а затем с согласия западноберлинских властей прошел через контрольно-пропускной пункт в Западный Берлин, с тем чтобы затем отправиться в Израиль.

Новый советский лидер произвел благоприятное впечатление на американского сенатора. Согласно памятной записке первого заместителя заведующего международным отделом ЦК КПСС В.В. Загладина, Кеннеди говорил ему, что Горбачев «твердый и гибкий политик, который знает, чего он хочет» ^{1346} .

Кеннеди вновь встретился с московскими диссидентами на всё той же квартире профессора Лернера, где он уже побывал во время прошлого визита. Хотя диссиденты по-прежнему находились под наблюдением спецслужб, никакие препятствия для встречи на этот раз не ставились. И Эдвард, и его собеседники чувствовали, что в Советском Союзе начинают дуть новые ветры, хотя о том, что до развала этой казавшейся могучей страны оставалось всего пять лет, никто из них не мог и подумать. Недаром в американском посольстве в Москве смену высшего эшелона власти в СССР считали лишь косметическим изменением, о чем посол Артур Хартман толковал сенатору во время личных бесед, происходивших ежедневно [92] . Эдвард Кеннеди покидал Советский Союз, всё еще не предполагая грядущего развала этого главного на то время противника Америки.

92

Об этих беседах Эдвард Кеннеди сделал запись для памяти 8 февраля 1986 года, которая хранится в его фонде в архиве Библиотеки Джона Фицджералда Кеннеди (JFKLB. EKP. Visit to Moscow. 1986).

Еще один, последний визит в СССР состоялся в 1990 году, когда советская тоталитарная система находилась накануне развала. Визит прошел почти незамеченным, хотя Горбачев и на этот раз принял американского сенатора. Весьма встревоженный и казавшимися ему катастрофическими переменами, которым в значительной мере он сам способствовал, и угрозой потери собственной власти генсек, по словам Эдварда, посвятил почти всю полуторачасовую беседу положению в Литве, народ которой оказался в авангарде движения стран Балтии — независимость Литвы была провозглашена за две недели до встречи, 11 марта ^{1347} .

На протяжении 1990-х годов Эдвард продолжал активно работать в сенате, главным образом ведя борьбу за совершенствование социального законодательства, прежде всего в области здравоохранения.

Немалое внимание Эдвард уделял Библиотеке Джона Фицджералда Кеннеди в Бостоне. Он часто посещал ее, выступал перед посетителями. В 1988 году он был активным участником проведенной там конференции, посвященной 25-летию подписания договора о частичном запрещении ядерных испытаний ^{1348} .

Эдвард заботился о мемориальной библиотеке как о родном детище, гордился ее успехами. Он писал Банди, что за четыре года после открытия музейную часть библиотеки посетили свыше двух миллионов человек, что это учреждение «возглавляет все национальные президентские библиотеки по объему [материалов] и числу своих программ» ^{1349} . Эдвард был одним из инициаторов программы «устной истории», связанной с деятельностью его братьев, и обращался к участникам событий с просьбой дать интервью исследователям ^{1350} .

Его неоднократно приглашали выступать в различных телевизионных программах, особенно связанных с вопросами здравоохранения и другими социальными проблемами. Однако, как справедливо отмечал М. Банди, эти приглашения поступали не только потому, что он занимался этими делами в сенате (правильнее было бы сказать не столько), а прежде всего по причине его «большого имени» ^{1351} .

Из прежних знакомых времен президентства Джона именно с Банди Эдвард поддерживал особенно тесные контакты. Они встречались (нередко в Бостоне, в мемориальной библиотеке), активно переписывались, вспоминали старые годы и делились новыми впечатлениями, которые, надо сказать, не всегда были адекватными. После одной из встреч в библиотеке Банди восторгался новым поколением школьников, с представителями которого они оба говорили; тем, как много современные дети знают и какими разнообразными сведениями интересуются ^{1352} . Перспектива здесь была явно искаженной, ибо в названной встрече участвовали отобранные в результате конкурса дети, особенно интересовавшиеся политикой.

Произошли изменения в личной жизни младшего, но уже стареющего Кеннеди. После того как он разошелся с Джоэн, Эдвард нередко возвращался к разгулам, не подобающим человеку его положения, иногда его видели сильно выпившим. Желтая пресса фиксировала его случайные сексуальные связи. Но в 1991 году на чествовании супружеского юбилея своих знакомых из штата Луизиана Эдмунда и Дорис Регги сенатор встретился с их дочерью — юристом Викторией Регги, которая незадолго перед этим разошлась со своим первым мужем и воспитывала двух детей восьми и пяти лет.

Известная в кругах специалистов и граждански активная Виктория быстро сблизилась с Эдвардом, а в следующем году они поженились. У Эдварда были теперь не только свои, но и приемные дети, с которыми у него установились теплые отношения.

Когда в 1994 году Эдвард в борьбе за сенатское место столкнулся с молодым, подававшим надежды республиканским политиком Миттом Ромни (тем самым, который выдвигался в президенты в 2012 году, но потерпел поражение), Виктория, по оценке прессы, стала его надежной помощницей в нелегком состязании ^{1353} .

Мир быстро менялся. Последний видный деятель династии Кеннеди старел, но оставался активным в сенатских боях вплоть до того времени, когда он был сражен тяжелой болезнью. В мае 2008 года врачи обнаружили у него рак мозга. Он перенес операцию, которая лишь ненадолго продлила ему жизнь.

Эдвард Кеннеди пробыл в сенате 47 лет, переизбирался девять раз. Относились к нему уважительно как к ветерану и близкому родственнику других знаменитых Кеннеди. Благодаря своему долгожительству в законодательном органе он получил прозвище «лев сената».