Клан – моё государство 2.

Мик поднял и осмотрел, брошенный Сашкой камень и, прихватив фонарь, исчез в шахте. Сашка сел у костра, налил себе чай, закурил после нескольких глотков и крикнул остальным:

– Бросайте гнилую работу, потом перемоете. Идите чай пить. Точно пословица говорит: "Лень задницу поднять – будешь нищим подыхать".

– Так это…,- Петро подошёл первым.- Ты, Александр, не серчай. Мы не боги, не весть какие спецы. Я, положим, знаком малость, а эти ребятки совсем зелёные.

– А я что, на вас орал? С вас спроса нет, но глазки поднять тоже могли бы. Эх, вы, старатели! Оно, слово это от корня "стараться",- произнёс Сашка, окончательно остыв.

Вылез Мик, неся в руках камешки.

– Саш, только на Проню не наседай, моя вина. Я спортачил, а он не проверил, передоверился. Это…,- Мик высыпал камни в проходнушку и, обмывая их, сказал:- Так понимаю, кило на четыреста тянет.

– Иди сюда, мне времени нет долго болтать. У вас лес, вижу, на стойки ещё есть. Врезайтесь немедленно. Недели две в запасе есть до момента, когда оттайка развалит всё к чертям собачьим,- Сашка повернулся ко всем.- Челюсти сомкните, в аптечке есть кофеин, жрите, спать не больше четырёх часов и катайте, катайте, катайте беспрерывно. Там,- Сашка ткнул в сторону зияющего чернотой отверстия,- пятьсот кило. По кубическим метрам в десять раз меньше, чем вы за зиму вытащили. Успеете – будете в этом мире и князья, и мужики. Не успеете – грош вам цена. Через "не могу", через боль и страх, но выбейте из этой горки кишки. Там ваш фарт, ваше прекрасное будущее. Промыть успеете до осени. Полмиллиона зелёных на каждого. Президент США имеет в год в два раза меньше.

– А не успеем, тогда что?- спросил парень с крестиком.

– Придётся весь проход заново долбить, а это ещё год каторги. Нет, можете и не катать, дело ваше. Домывайте и валите на все четыре стороны, добьём без вас.

– Там сплошная мерзлота, которая растает и стечет,- объяснил Петро.- Так, Александр?

– Солнце пригреет, снег с бугра сойдёт и всё пропало,- кивнул, в подтверждение слов Петра, Сашка.

– А привалить может?- поинтересовался парень с крестиком.

– Всё может, но тут не угольная шахта, где метан в любую минуту взорваться готов. Видно будет. С потолка сыпаться начнёт, усиливаясь с каждым днём, часом. Как не сможете успевать проход очищать, чтобы тачка проезжала, всё – уйдёте. Или слабо рискнуть?

– Давай, мужики,- Петро встал.- Я готов катать. Решайте, что тут медлить. Мик, показывай где?- он сложил в пустую тачку инструмент, все тоже поднялись и пошли толпой к штреку.

– Не все,- остановил их Мик.- Всем не поместиться. Троим спать. Двое грузят, двое катают четырьмя тачками. Делитесь. Саш, что-то ещё?

– Нет. Я с тобой потом по телефону переговорю. Мне топать надо,- Сашка поднялся, подхватил рюкзак и отходя крикнул:- Напрягите кости до хруста. А ты, Мик, если мимо стрелки пойдут, приглашай их без стеснения и ставки дай не скупясь.

Глава 7

Незаметно пройдя через охранные посты, Сашка пришёл на промысел своей "семьи" в самое тёмное время ночи. Народа было много. Часть отдыхала, завалившись у костров, другие работали на разделке леса для строительства домиков, часть долбила грунт в разведочной канаве. Ни с кем не говоря, Сашка устроился у одного из костров, достал свой спальный мешок и лёг.

Проснулся, когда солнце висело в развале сопок, освещая стоянку. Рядом на валуне сидел Патон, сильно поседевший, но такой же огромный и полный сил, несмотря на возраст. Заметив, что глаза у Сашки открылись, он заорал на всю округу ядрёным матом:

– Ох, Санька, бандюга ты несусветный! Сквозь посты ты могёшь просочиться – спора нет, а меня, старого битюга, хрен обведёшь вокруг пальца. Я тебя ещё ночью учуял, да будить не стал, больно уж ты загнанный был,- Патон вытянул Сашку из мешка и сдавил в объятиях, что есть сил.

– Всё, всё, Патон, сдаюсь. Не дави ты так, а то сломаешь ещё что, мне же топать надо,-взмолился Сашка.

К костру стали сходиться мужики, среди которых было много молодых Сашке незнакомых.

– Есть, значит, сила ещё,- отпуская Сашку, пробасил Патон.- А сломать тебе надо бы что-нибудь, чтобы придержать на два-три месячишка. А хоть бы и ногу,- Патон залился зычным смехом.- Сколь же мы с тобой не виделись? Годов семнадцать считай.

– Так ты ведь знал, где я, почто не наведался?- спросил Сашка.

– В такую даль тащиться – меня и калачом не заманишь, годы уже не те, не молодой, чай. Когортой вот другое дело. Хотел было на радарку сгонять в прошлую осень, как ты туда шастал, да мне запрет повесили, я ведь списался три года уж как. Ушёл в добычу. Не… Вообще-то на пенсию, но разве усидишь без дела. Вон нас, стариков, собралось десятка два. Прежним духом повеяло.

– Кровь с дымком и с брагой кружка,

где ж ты милая подружка?

Ствол, лопата и кайло,

руки в кровь, пупок надорван -

это наше ремесло,- пропел Сашка.

– Ну, ты, Сань, шельма. Память у тебя, однако. До сих пор, что ль, помнишь?- эти строки читал Патон Сашке в далёком 1972 году под Аркой, где они были вместе в разведке.

– Ты бы вот собрал наш таёжный фольклор, я бы книжку издал,- сказал Сашка.

Народ пустился хохотать. Было время завтрака и к костру, где шёл разговор собрались почти все. Стрелки – чтобы увидеться и поздороваться с Сашкой, перекинуться парочкой слов. Молодые – посмотреть на него, человека из легенды, ибо слышать о нём им доводилось от многих, а видеть представилось только сейчас.

– У меня руки не так заточены. Это ведь писать надо,- отшутился Патон, выставив напоказ свои огромные ручищи, в которых пивная кружка выглядела небольшим стаканчиком.

– Я тебе магнитофон пришлю портативный. Всех дел-то: сиди и наговаривай.

– По пьянке,- добавил кто-то под дружный смех.

Патон сочинял давно и много. Некоторые его стихи пелись под гитару и уважались большинством.

– Если не дуришь, то оставлю тебе свой архив по завещанию, но при условии, что напечатаешь после моей смерти,- сказал Патон.

– А что, накропал таки втихую,- Сашка стал обуваться.

– Я сдал в "семейный" архив. Старый Ло читал и сказал: хорошо. Там не только стихи, есть и проза.

– Ясненько,- произнёс Сашка и стал протискиваться сквозь толпу к руслу ручья, чтобы умыться. Вернувшись и вытираясь рукавом свитера, он продолжил:- Проза – ясное дело – не для людских глаз, но стихи не опасно. Я в Европе тисну, под псевдонимом. Хрен сыщут.

– Так я и ныне не очень-то кому-то нужен. У всех свои заботы, не до нас грешных, при такой делёжке власти. Народ зубы на полку скоро сложит, в посёлках в магазинах шаром покати и на базах пусто,- ответил Патон.

– Ага! То-то вы и выползли в тайгу на рабочую пайку, а то баки мне забиваешь – стариной тряхнуть. Зубы-то, небось, не вставные, на полку ложиться не хотят,- народ прыснул от Сашкиных слов так, что макушки ближайших сосен закачались. Пока хохотали Сашка налил себе в кружку чай и, взяв ломоть хлеба, стал есть, сахар прикусывал, пережёвывая с хлебом, как это делали в лесу все старики с незапамятных времён и никто не ведал – почему. "Дань старине",- говорили старожилы и молодёжь следовала их примеру.