Клан

— Эй, Испанец, — окликнул он мертвеца. — Топай вниз, садись в машину и жди меня. Стой! Дай глаза отведу, чтобы прохожие не пугались… Вот, теперь ступай.

Пустынник взялся за телефон: код города, номер справочной:

— Дайте, пожалуйста, номер приемной начальника строительного отдела администрации города. Спасибо. — Колдун повесил трубку, потом снял ее снова, набрал тот же код, затем номер приемной: — Девушка? Примите, пожалуйста, срочную телефонограмму. Вы записываете? «Решение подключения водной магистрали к поселку Акарохни Орхальегь принято» Подпись: Саламатин. Записали? Повторите, пожалуйста…

Рука на этом конце провода выполнила торопливое знаменье, а на том — выдвинула ящик стола, доставая верхнюю из копившихся неделями плиток шоколада.

— Повторите, пожалуйста, — попросил звонивший.

— «Решение подключения водной магистрали к поселку Акарохни Орха Льег принято»… — Татьяне так сильно захотелось кушать, что она, не дожидаясь конца разговора, содрала бумагу с плитки, отломила кусочек и кинула его в рот.

— Нет-нет, девушка, — испугались в телефоне. — В слове «Акарохни» ударение на второй гласной, а дальше будет не два, а одно слова. И последняя буква — мягкая. «Егь». Понимаете, у нас тут три поселка с очень похожими, созвучными названиями, и мне бы очень не хотелось, чтобы по моему разрешению воду подключили кому-то другому. Я надеюсь, вы сами прочитаете эту телефонограмму Аркадию Давыдовичу? Повторите еще раз, очень вас прошу. Я в долгу не останусь, честное слово. По бутылке шампанского за каждое слово.

Тане, запихавшей в рот всю шоколадку, сейчас было не до шампанского — больше всего ей хотелось добежать до столовой и нормально пообедать. Такого жуткого голода она не испытывала еще никогда в жизни. Но секретарша, верная своему долгу, проглотила шоколад и послушно повторила:

— «Решение подключения водной магистрали к поселку Акарохни Орхальегь принято. Подпись: Саламатин».

— Вот теперь все правильно, — обрадовался мужчина в телефоне. — Шампанское за мной. Большое спасибо.

— Пожалуйста, — бросила трубку Татьяна, выгребла из ящика еще две шоколадки, очистила, наложила одну на другую и, откусывая большие куски, быстро съела. — Нет, сейчас прочитаю шефу телефонограмму — и в столовую. А то так и загнуться недолго.

Она поднялась со своего места и, прихватив блокнотик, открыла внешнюю дверь кабинета, постучала во внутреннюю.

— Что, Танечка? — поднял голову начальник.

— Поступила телефонограмма, — секретарша поднесла блокнот к глазам: — Решение подключения водной магистрали к поселку Акарохни Орхальегь…

Слова достигли ушей многовекового колдуна, ничего не сообщили его разуму, но почти мгновенно взломали подсознание, корежа давно устоявшуюся работу организма и заставляя насмерть высохший желудок наполниться кровью и выплеснуть из себя едкий, быстро разъедающий все вокруг желудочный сок. Но если у секретарши внутри еще имелись остатки завтрака, которые приняли на себя первый удар, если она успела несколько раз подбросить в кислотный очаг кусочки сладкой плитки, то у Готика внутри уже больше шестисот лет не имелось ни-че-го. И желудочный сок начал разъедать то, что было: внутренности.

— А-а-а… — захрипел колдун от внезапной резкой боли внутри, чуть привстал и тут же, повинуясь обычному животному инстинкту, сложился пополам. — А-а-а… — Волна давно позабытой, присущей только смертным, боли захлестнула сознание, мешая понять, что происходит, быстро найти спасительный защитный наговор. — А-а-а… — Он прижал руки к животу, тут же отдернул, ощутив новую волну боли, поднес к глазам и увидел, как разъедаемая кислотой плоть лохмотьями отваливается с костей.

— И-а-а-а-а-а!!! — поднеся скрюченные пальцы ко рту, завизжала секретарша.

Аркадий Давыдович вытянул к ней руки, попытался что-то пробормотать, но задохнулся на полуслове и рухнул набок. Его желудок еще продолжал работать, выделяя все новые и новые порции кислоты — но места для души в растекающейся плоти уже не оставалось.

* * *

В эти самые минуты за семьсот километров от него Пустынник зевнул и хлопнул ладонью по глазам застывшую перед ним женщину в бигудях.

— …неделю не можешь отвезти сахар на дачу. Ты его даже не купил!

— Марина, у меня была напряженная неделя, — устало опустился обратно в кресло колдун.

— Что, не нашлось десяти минут купить мешок песка и кинуть его в багажник?

— Если это так важно, купила бы сама.

— Что, на горбу тащить?

— Взяла бы такси.

— А до машины волочь?

— Заплатила бы таксисту, он бы кинул в багажник.

— А потом куда?

— Заплатила бы, он бы отвез на дачу, выгрузил и привез тебя назад.

— Отвез, привез. Ты хоть помнишь, что у сарая стена отошла и его нужно ремонтировать?

— У нас куча денег. Найми рабочих, пусть сделают.

— Они сделают! За ними глаз да глаз нужен. А кто следить станет?

— Найми прораба, пусть следит.

— Вот именно! Тот пусть следит, этот пусть делает. Сам палец о палец ударить не желаешь!

— Все, хватит! — вскочил Пустынник и со всей силы жахнул кулаком о дверцу шкафа. — Хватит! Что с тобой, женщина?! Я покупал тебе цветы и носил на руках, я водил тебя в театры, дарил платья и драгоценности, я освободил тебя от работы и посвящал тебе все свободное время. Я добивался для тебя оргазма три раза в день, я водил тебя в рестораны и заказывал на дом готовую еду. Я засыпал тебя деньгами. Я сделал для тебя все! Ответь же мне, женщина: почему ты не хочешь быть счастливой?! Прошло всего девять дней: где твоя радость? Где твое счастье? Где оно?!

— Счастье! — фыркнула Марина. — Тебе хорошо о счастье мечтать на всем готовеньком. А у меня каждый день голова болит: что тебе надеть, чем тебя кормить, белье в машину постирать сунуть, высушить, погладить. То надо, это, как белка в колесе! И ты тут вечно развалишься. Только и мыслей, как меня полапать. Никакой помощи не дождешься. Ты уже столько времени на деньгах сидишь, а до сих пор машину поменять не удосужился! Перед соседями стыдно, на чем в твой театр ездить приходится.

Пустынник кивнул, обвел комнату глазами.

Все, это жилье больше не напоминало родник с чистой, щедро бьющей энергией. Это была черная, глубокая и вонючая яма, способная сама досуха высосать кого угодно. Колдун подбросил вверх пробку от графина, поймал и направился к двери.

— Толя, ты куда? — с неожиданной тревогой окликнула его женщина.

— Я занят, — отрезал маг и захлопнул за собой дверь.

Усевшись во дворе в машину, он открыл оба окна, чтобы избавиться от сладковато-въедливого запаха невидимого посторонним соседа, завел двигатель и, не прогревая его, выкатился на Большую Академическую улицу. Вскоре маг уже вывернул из города на север.