Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника
Шрифт:
Другая группа знакомцев Хайда – юристы. Его учителем и товарищем был Джон Селден, имевший в профессиональном смысле европейскую известность. Он родился в 1584 году и успел пострадать за права парламента, будучи арестованным в 1629 году. В тюрьме провел два года. Политические взгляды Селдена, умеренного монархиста, отстаивавшего свободы парламента, были близки Хайду, считавшего его человеком фундаментальных знаний в разных областях и во многих языках. Расценивая стиль его работ как тяжеловатый, Кларендон объяснял это спецификой предмета и подчеркивал, что устно тот излагал мысли исключительно ясно. В 1640 году, будучи последовательным сторонником конституционных свобод, Селден был избран в Долгий парламент от Оксфордского университета. После падения Оксфорда в 1646 году он фактически спас университетскую библиотеку. После поражения роялистов он выступал против суда над Карлом I. В адрес Селдена, оставшегося в Лондоне, звучала критика со стороны кавалеров, но Хайд его оправдывал, объясняя невозможность эмигрировать возрастом. Несмотря на опасности, Селден не поддерживал действий новых властей, наоборот, «пытался воспрепятствовать им, чем мог, в ущерб своей безопасности, о которой он не очень заботился». Он умер в 1654 году.
Юристом был Джон Вохэн, чьим главным достоинством Хайд назвал тесную связь с Селденом, авторитетом укрепившим его престиж. Причина этой двусмысленности в том, что Вохэн придерживался теорий, которые вели к народному суверенитету за счет прерогатив
В круг близкого общения входил сэр Кенелм Дигби, занятная фигура того времени. Современники считали его эксцентриком – в XIX веке русские путешественники называли таких жителей Альбиона чудаками, полагая, что «чудачество» – одна из особенностей английского национального характера. Судьба Дигби полна приключений и заслуживает пера Александра Дюма (хотя великий французский писатель вряд ли мог сделать главным героем англичанина). Отцом этого человека был сэр Эверард Дигби, один из участников «порохового» заговора, казненный в 1606 году. Для младшего Дигби вопросы веры решались непросто: из католичества он перешел в англиканство, возможно, руководствуясь соображениями карьеры, затем снова обратился к католической вере. Не зря его известное философское сочинение носит название «Разговор с дамой о выборе религии». Вступив на дипломатическое поприще и прибыв во Францию, он, по собственным воспоминаниям, стал объектом страсти вдовствующей королевы Марии Медичи. Женился сэр Кенелм на самой признанной красавице своего времени леди Виниции Стенли. При Карле I стал членом Тайного королевского совета, в 1628 году занялся, небезуспешно, пиратским промыслом (традиция, идущая от елизаветинского времени), отправившись в Средиземноморье. Натура стремительная, человек с многообразными интересами, он не мог не привлечь Хайда. В конце 1630-х гг. Дигби принял участие в шотландских войнах, затем отправился во Францию. Там пробыл недолго: убив на дуэли французского дворянина, Дигби через Фландрию возвратился на родину, где по приказу парламента был посажен в тюрьму. Впрочем, заключение было недолгим, по ходатайству регентши Французского королевства Анны Австрийской он был отпущен и во Франции стал канцлером королевы в изгнании Генриетты Марии. Автор философских трактатов «О природе тела» и «О бессмертии благочестивых душ», Дигби увлекался астрологией и алхимией: еще в 1630-х гг. он изучал эти «науки» вместе с проживавшим в Англии художником ван Дейком. Дигби не только писал о душах и телах, но издал поваренную книгу, а также сочинение, посвященное растениеводству. После Реставрации он был одним из отцов-основателей Королевского общества. Кто знает, быть может, самым бесспорным вкладом сэра Кенелма Дигби в историю человечества было изобретение современной винной бутылки.
Еще одним приятелем Хайда был Чарльз Коттон из Дербишира. Оллард назвал его «Раймондом Асквитом своего поколения». Это сравнение неточно. Раймонд – старший сын британского премьера Герберта Асквита, при котором Англия вступила в первую мировую войну. Блестяще образованный молодой человек обладал качествами, позволявшими современниками считать его образцовым джентльменом, и погиб в сражении при Сомме. О Коттоне Хайд писал как о человеке, «обладавшем всеми теми качествами, которые создают репутацию настоящего джентльмена». Однако избранный им путь был отличным от Асквита. Унаследовав поместье и увеличив состояние за счет женитьбы, Коттон жил в деревне, посвятив время здоровым удовольствиям. И он, и его сын были в дружеских отношениях с английским писателем Исааком Уолтоном, страстным рыболовом, с которым они разделили это увлечение. Коттон написал частично один из разделов книги Уолтона «Все для рыбака» (“Compleate Angler”), ставшей в Англии самой переиздаваемой, по количеству изданий сопоставимой только с Шекспиром. Другим увлечением Коттона были игры, и он написал книгу «Все для игрока» (“Compleate Gamester”), в которой не только поведал читателям обо всех играх: от бильярда до боулинга, от шахмат до карт, но и о пользе правильного досуга.
Хайд промолчал о дружбе с Балстродом Уайтлоком, ставшим видным деятелем парламентского лагеря в эпоху гражданских войн и междуцарствия. Он был обязан своим необычным именем дяде Эдмунду Уайтлоку, пользовавшему в Лондоне своеобразной репутацией. Наверное, его можно, как и Дигби, назвать эксцентриком, но правильнее – кутилой. Поучившись в европейских университетах, послужив недолго во французской кавалерии, «капитан Уайтлок» вернулся в Лондон, где прожигал жизнь в компании приятелей-аристократов, в основном за их счет. Среди его хороших знакомцев были архитектор Иниго Джонс и не менее знаменитый путешественник Уолтер Рэли. У Эдмунда было свойство оказываться там, где было «жарко», но выходить сухим из воды. В 1601 году он присутствовал на одном собрании, после чего был заподозрен в участии в заговоре графа Эссекса против Елизаветы I. 4 Ноября 1605 года, через три месяца после рождения племянника, он поужинал в компании лорда Нортумберленда и его родственника сэра Томаса Перси. На следующий день был раскрыт пороховой заговор, и Эдмунд Уайтлок оказался в заключении по подозрению в участии в нем, однако в дальнейшем был отпущен за отсутствием доказательств. Этот человек по непонятной прихоти настоял, чтобы ребенка назвали в честь матери, или ее именем Элизабет, или фамилией Балстрод. Чтобы не назвать мальчика девичьим именем, родственники и священник согласились на второй вариант, показавшийся им меньшим злом.
Пути двух молодых адвокатов, Хайда и Уайтлока, были и разными, и похожими. Оба происходили из джентри, но статус их семейств отличался. Дед Уайтлока был младшим ребенком и был вынужден заняться торговлей. Он умер во Франции, оставив жену с четырьмя малолетними сыновьями. Ее целью стало дать детям образование. О старшем из братьев, Эдмунде, уже сказано, другой брат Ричард перебрался в Германию и продолжил коммерческие занятия отца, став основателем немецкой ветви семейства. Третий брат Уильям покинул Лондон и, став буканьером, служил под начальством Дрейка в Вест-Индии. Он погиб в сражении с испанцами. Таким образом, самым успешным из братьев стал отец Балстрода Джеймс: окончив Оксфорд и адвокатскую школу, он не только получил выгодную практику, но стал в 1606 году депутатом парламента. Своей карьерой он был обязан семейным связям жены, в том числе знакомством с Верховным судьей Эдуардом Коком, чьи взгляды на законодательство не во всем совпадали с взглядами Якова I. Джеймс Уайтлок соглашался, что королевские прерогативы могли быть ограничены, и за подобное фрондерство был подвергут аресту. Не удивительно, что воспитанный в этой «либеральной» семье Балстрод стал позднее стойким приверженцем парламента. У Уайтлока и Хайда были отцы с парламентскими связями, прямая дорога в Оксфорд и Инн оф Корт, но Балстрод, будучи на три года старше, успел поучаствовать в парламенте в 1626 году. Его биограф Руфь Спалдинг писала: «В Мидл
Темпле он подружился с молодыми людьми, ставшими затем знаменитыми. Один из них, Эдуард Хайд, испытывал к нему чувство глубокого восхищения; это видно из его ярких и беспорядочных писем, которые, между прочим, содержат мало почтения к некоторым людям во власти. Эта переписка и это восхищение продолжались около двадцати лет, а потом их политические пути разошлись» [97,31]. Уайтлок вспоминал: когда в 1634 году, после недолгого пребывания во Франции, он вернулся на родину, сердечнее всех его встретил Хайд.Уайтлок унаследовал от отца музыкальные способности. В 1633 году ему и Хайду корпорация Инн оф Корт поручили подготовить представление масок в честь Карла I и Генриетты-Марии – блестящий праздник, обошедшийся в баснословную сумму свыше 21 тысячи фунтов, что эквивалентно более чем двум миллионам в наши дни. Выполняя почетную и ответственную миссию, молодые адвокаты получили аудиенцию у королевских министров, Лорда-министра двора Пемброка и сэра Генри Вейна-старшего, контролера королевского двора, чтобы согласовать сценарий и детали празднества. В начале революции Вейну предстоит сыграть двусмысленную роль в процессе графа Страффорда. Оба министра были известны неуживчивыми характерами. Впоследствии Хайд иронично писал о Пемброке как о человеке, «не обладавшем иными качествами, кроме понимания собак и лошадей». Вейн добивался контроля над расходами, но Пемброк вмешался и разрешил посетителям тратиться, как они хотели.
Представление масок состоялось в понедельник 3 февраля 1633 года. Ему предшествовали праздничные шествия по улицам столицы от дворца епископа Эли [4] в районе Холборн к королевскому дворцу Уайтхолл и Банкетному залу. [5] Процессия началась вечером, но сотни факелов создавали полную иллюзию дневного света. На всем пути дома и улицы были заполнены зрителями. Во главе первого шествия шли двадцать человек в алых ливреях с серебряными кружевами и мечами по бокам; каждый нес жезл в одной руке и факел в другой, как бы расчищая процессии путь. За ними на одном из лучших коней из королевской конюшни следовал церемониймейстер, затем двое слуг в ливреях, несших факелы, и паж с маской. Затем шли трубачи, а за ними верхом сотня великолепно одетых джентльменов из Инн оф Корт на лучших лошадях из конюшен короля и знати. Их также сопровождали лакеи и пажи.
4
Эли (Ely), расположенный в наши дни в графстве Кембриджшир, был в былые времена самостоятельной территорией и до 1837 г. находился в юрисдикции епископа. Старый епископский дом в Лондоне просуществовал с XIII века до 1772 г., когда на этом месте было построено новое здание.
5
Дворец Уайтхолл был главной резиденцией английских королей с 1530 г. В нем состоялась свадьба Генриха XVIII с Анной Болейн. Уайтхолл, возможно, был крупнейшей в Европе королевской резиденцией, насчитывавшей до полутора тысяч помещений, до того, как сгорел в 1698 г. Банкетный зал был пристроен к дворцу Иниго Джонсом в 1622 г. как место проведения торжеств и банкетов. Это единственная часть дворца Уайтхолл, сохранившаяся до наших дней. В 1649 г. эшафот для казни Карла I был сооружен перед этим зданием.
Второе шествие в традиции гротеска и комедии контрастов представляло собой анти-маску и напоминание о безобразной реальности. В нем нищие и калеки ехали на тощих лошаденках под лязганье и щелканье в унисон ключей и клещей. Свист дудок говорил о приближении третьей процессии, тоже анти-маски. Маленькие мальчики, одетые в птичек, группировались вокруг большой совы в кусте плюща, что символизировало зависть слабых к сильным мира сего. Здесь же ехал мужчина на лошади в сбруе с огромной уздой на голове. Большие удила были прикреплены и ко рту лошади. Это зрелище символизировало молчаливое недовольство практикой продажи королем патентов и монополий, вызывавшей острое недовольство в Англии и Шотландии. В процессии на голову актера, игравшего монополиста, был водружен каплун, в руках он держал связку моркови, что означало монополию на откармливание каплунов морковью. Сатирические анти-маски были одобрены генеральным прокурором как средство, чтобы довести до власти жалобы народа. В процессии на лошадях ехали музыканты, одетые как служители языческих культов, затем актеры на открытой повозке в одежде языческих богов и богинь, затем снова музыканты, громко игравшие перед повозками в римском классическом стиле, каждую из которых тянули четыре лошади. В них находились участники, представлявшие разные колледжи адвокатов. Повозкой от Мидл Темпл управлял Уайтлок. Когда он и Хайд вошли в Банкет-Холл, то увидели множество людей. Толпа была такой плотной, что даже король с королевой с трудом находили путь к окнам. Они были восхищены зрелищем и передали просьбу обойти вокруг Тилт Ярд, чтобы вторично увидеть всю процессию. В помещении актеры исполнили спектакль маски, пояснив на словах некоторые символы зрелища. После маски состоялись танцы, в них со своими дамами участвовала королева, потом все сели за стол. Как видим, двух друзей объединяла не только профессия юриста.
В 1640 году оба стали членами Долгого парламента и сотрудничали до процесса Страффорда, активную роль в котором Уайтлок сыграл, став председателем Комитета по выработке обвинений. После этого их пути разошлись. Во время гражданских войн Уайтлок оставался важной фигурой в парламенте, сблизившись с партией военных. Однако никакой роли в решении судьбы Карла I он не сыграл. Кромвель был о нем высокого мнения, хотя он критиковал роспуск охвостья Долгого парламента. Уайтлок не был фанатиком, скорее всего, он принимал новый режим как неизбежность, в духе Гоббса, поэтому советовал Кромвелю принять корону. Протектор отправил Уайтлока послом к юной шведской королеве Христине, и он преуспел на дипломатическом поприще. После смерти Оливера и отставки Ричарда Кромвеля Уайтлок играл в вернувшемся к власти охвостье важную роль, исполняя обязанности Лорда-хранителя печати, но оказался в лагере, враждебном генералу Монку. В годы Реставрации Уайтлок заплатил немалые штрафы, чтобы вернуть свои земли. Умер он в 1675 году в местечке Чилтон Фолиат в родном для Хайда Уилтшире.
Как складывалась личная жизнь Эдварда Хайда? Чтобы «создать дом, избавиться от беспорядочных привычек, порождающих нерешительность и непоследовательность, с согласия и одобрения отца он 6 февраля 1632 года женился на чистой и красивой юной леди, дочери сэра Джорджа Эйлифа, человека состоятельного и пользующегося хорошей репутацией в Уилтшире» [10, 13]. По матери первая жена Хайда Анна принадлежала к роду Сен Джон, родственными узами связанному со многими самыми знатными фамилиями страны. Брак не был долгим: всего через пять месяцев жена, заболев оспой, скончалась через два дня после выкидыша, оставив Эдварда вдовцом. Он признавался, что «испытал огромные муки и потрясение духа, потеряв ко всему интерес, и только обязательства и уважение к отцу оградили его от того, чтобы забросить все мысли о книгах и отправиться в состоянии меланхолии за моря». Каковы были мотивы, подтолкнувшие Хайда к этому браку? Как видим, сам он подчеркивал рациональные мотивы (изменить образ жизни, укрепить связи с влиятельными кланами). Но в словах «чистая и красивая», написанных почти через сорок лет, кажется, слышно чувство: память сохранила боль от утраты. Первенца, родившегося во втором браке, он назвал Анной. Она, в свою очередь, родит дочь, тоже Анну, которой суждено стать британской королевой.