Классические книги о прп.Серафиме Саровском

Отец Серафим посмотрел на меня, улыбнулся и сказал: “Нет, матушка, верую, что он твоей руки не отъест! “

Тогда я взяла поданный мне хлеб и скормила его весь с таким утешением, что желала бы еще кормить его; ибо зверь был кроток и ко мне, грешной, за молитвы о. Серафима. Видя меня спокойною, о. Серафим сказал мне: “Помнишь ли, матушка, у преподобного Герасима на Иордане лев служил, а убогому Серафиму медведь служит. Вот и звери нас слушают, а ты, матушка, унываешь, а о чем же нам унывать? Вот если бы я взял с собою ножницы, то и остриг бы его в удостоверение. Богом тебя прошу, матушка, не унывай никогда и ни в чем, но всегда подражай смирению преподобной Исидоры: она в монастыре была в последних у всех, а у Бога — первая, потому что не гнушалась никаким послушанием”.

…Я еще подумала: вот как я буду рассказывать сестрам об этом дивном чуде!

А о. Серафим на мои мысли отвечал:

“Нет, матушка, прежде одиннадцати лет после моей смерти никому не поведай этого, а тогда воля Божия откроет: кому сказать”.

Впоследствии, точно через 11 лет, сестра Матрона впервые рассказала все крестьянину Ефиму Васильеву, занимавшемуся тогда уже живописью и рисовавшему портрет о. Серафима.

В другой раз свидетельницами такого же чуда была настоятельница Александра с сестрою Анною.

“Не заходя в монастырь, мы, — пишет она, — отправились прямо в дальнюю пустынь старца и, подходя к ней, видим батюшку, сидящего на отрубочке… Вдруг… выходит из лесу огромной величины медведь на задних лапах… Руки у нас похолодели, в глазах потемнело.

Старец же сказал:

“Миша, что ты пугаешь сирот? Ступай-ка лучше назад, да принеси нам какое-нибудь утешеньице, а то мне теперь нечем их и попотчевать”.

…Медведь двинулся назад и ушел в лес… Часа два прошло с тех пор в сладкой беседе с о. Серафимом в его келье, как вдруг снова является этот же самый медведь, ввалился в келью и рявкнул. Старец подошел к нему.

“Ну, ну Миша, давай-ка, что ты нам принес”. Медведь, встав на задние лапы, подал о. Серафиму что-то завернутое в листья и чем-то опутанное. Оказалось, что в свертке был самый свежий сот чистого меду. Старец взял от него мед и молча показал ему рукою на дверь. Дикий зверь как будто поклонился, и старец, вынувши из своей сумочки кусочек хлеба, подал ему, и он снова ушел в лес”.

Были сестры свидетельницами и других событий. “Велика же была вера сестер в силу молитв батюшки о. Серафима, — говорит автор Летописи, — и многих современников она удивляла. Больная мать Каллиста рассказывала такой случай. Однажды ехали они на Саровскую мельницу, и вдруг лошадка споткнулась, упала и ногу свихнула так, что не могла уже встать. Сестры напугались: не знали, что делать с возом и как домой вернуться? Заплакали и закричали: “Батюшка Серафим! Помоги нам!” На этот крик и плач подошли монахи, и один из них как ударил лошадку, она вскочила, нога у нее хрустнула, и сустав встал на место, так что в одну секунду все прошло. Другой монах, смотря на случившееся, произнес: “Ну, братия, у нас нет такой веры, как у монашенок. Как они закричали: “Батюшка Серафим, помоги ним!” — вот он и сотворил чудо: помог им, по вере их”.

Много необыкновенного, поразительного, почти невероятного для ума человеческого совершилось чрез Божия старца в деле устроения Дивеевского монастыря. Но об этом расскажем дальше. А сейчас упомянем лишь об одном небольшом, но чрезвычайно важном сообщении Дивеевской сестры Варвары, которое свидетельствует о совершенстве, святости, богоподобности угодника.

“Раз я прихожу к батюшке Серафиму в пустыньку, — рассказывает она, — а у него на лице мухи, и кровь ручьем бежит по щекам. Мне жаль его стало, хотела смахнуть их, а он говорит: “Не тронь их, радость моя: всякое дыхание да хвалит Господа”. Такой он терпеливец!”

Но не в терпении было тут главное дело, а в жалении всякой твари Божьей, что, по словам святого Исаака Сирина, является признаком совершенства.

…Однако, несмотря на это достигнутое бесстрастие и высоту, преподобный и теперь не переставал нести подвиги: возвращаясь из ближней пустыньки в обитель, он вкушал здесь пищи немного; да и то один раз.

“Сон же его, — пишет один жизнеописатель, — всегда был непродолжителен, а в последние годы своей жизни о. Серафим особенно подвизался против ночного покоя. Иноки, посещавшие святого подвижника, заставали его иногда спящим то в келье, то в сенях в разном положении: иногда он спал сидя на полу, прислонившись спиною к стене и протянувши ноги; иногда преклонял голову на обрубок дерева или на камень; иногда повергался на бывших в его келье поленьях и мешках с песком и кирпичами.

По мере приближения к смерти преподобный стал спать в таком неудобном положении, что страшно и представить, а смотреть без ужаса было невозможно: он становился на колени и спал лицом на полу на локтях, поддерживая голову руками. Нельзя не изумиться тяжести такого подвижничества!”

Преподобный Серафим “томил томящего” даже и тогда, когда сил человеческих не хватало.

…Воистину дивны и непостижимы святые Божьи люди!

Им только можно изумляться, поклоняться, и славословить Бога, дающего такую неизмеримую благодать свою человеку [14] .

14

Мы уже не раз упоминали о прискорбном отношении некоторых братий Саровских, и в частности самого игумена о. Нифонта, к дивному угоднику Божию. Намеренно мы не скрыли и этих искушений, неизбежных на пути святых.

Впрочем, не для похуления соблазнявшихся написали о том: подобные смущения для нас так понятны. Наоборот, непостижимы уму святые. И много спустя после смерти о. Серафима молва о непонимании и недоразумениях между саровцами и о. Серафимом все еще ходила в предании. В 1848 году монастырь посетил известный паломник по святым местам и писатель А.Н.Муравьев. Удивленный этими сообщениями, он обратился к тогдашнему игумену Исаии II с недоуменным вопросом: как объяснить такое странное отношение к святому?

“Бывают иногда, — сказал о. настоятель, — по тайному попущению Божию некоторые недоумения и между людьми самыми святыми, как о том читаем в их житиях… А я знаю, что предместник мой (игумен Нифонт) был исполнен к нему (о. Серафиму) искреннего глубокого уважения”.

Тогда еще не всем было ясно, что к нему нужно было относиться не с уважением лишь, а с трепетным поклонением как к величайшему угоднику Божию, дивное даже и среди святых всего мира. Это все открывалось постепенно, в течение целого столетия.

Поэтому не будем строго судить тех, которые не могли еще отрешиться от человеческого воззрения на своего современника. Предоставим сие Богу. Мы же с молитвою будем поминать и их имена среди отцов, братии и другов святого угодника Божия: Пахомия, Исаию II, Иосифа, Марка Молчальника, духовника Илариона, епископа Воронежского Антония, сонма подвижников и подвижниц Дивеевских. Молитвами всех их помилуй и нас, Господи, грешных.

Глава VIII. ДИВНОЕ ОТКРОВЕНИЕ МИРУ

о самое дивное, самое поразительное, воистину сверхъестественное наставление — а правильнее и точнее сказать: Божественное откровение, — дано было богоносным о. Серафимом в чудесной беседе с Н.А.Мотовиловым [15] .

Это откровение имеет, несомненно, мировое значение. Правда, оно не дает чего-либо существенно нового для христианина, ибо вся полнота дана была с самого дня Пятидесятницы апостолам; но для нашего духовно ослабевшего века, забывшего самое основное в христианской религии и погрузившегося во тьму пустой суеты или внешнего, обрядового исполнения “подвигов”, откровение о. Серафима является событием чрезвычайнейшим, — как он и сам смотрел на это. “Не для вас одних дано вам разуметь это, — сказал в заключение откровения о. Серафим, — а чрез вас для целого мира!”

15

Самое открытие рукописи Мотовилова представляется большим чудом. Очень долгое время, около 70 лет, эта ценнейшая рукопись находилась не только под спудом, но в полном забвении, и ей грозила даже опасность истребления, ибо она была уже брошена и в числе разного хлама валялась на чердаке, покрытая слоем птичьего помета. Здесь она и найдена чудесно С.А.Нилусом, известным автором книги “Великое в малом”. В благоговейных поисках каких-либо крупиц о житии великого Серафима Нилус копался в чердачном хламе и уже терял надежду что-либо здесь найти — перед ним были грязные листы разных хозяйственных записей. Точно по внушению свыше, одна тетрадь, очень неразборчиво написанная, привлекла его внимание. Он установил, что это записки Мотовилова, и таким образом открыл их миру. Записки найдены в 1902 г., а напечатаны в “Московских Ведомостях” в 1903 г., почти одновременно с открытием мощей преподобного Серафима.

Точно молния, озарила эта дивная беседа весь мир, уже погрузившийся в духовный сон и смерть, менее чем за столетие борьбы против христианства в России и на закате его в западном мире.

Здесь угодник Божий является пред нами ничем не менее великих пророков Божиих, чрез коих гласил Сам Дух Святый.

Приводим все дословно без всяких толкований своих.

“Это было, — пишет Мотовилов, — в четверток. День был пасмурный. Снегу было на четверть на земле, а сверху порошила довольно густая снежная крупа, когда батюшка о. Серафим начал беседу со мной на ближней пажинке своей, возле той же его ближней пустыньки против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее.

Поместил он меня на пне только что срубленного им дерева, а сам стал против меня на корточках.

“Господь открыл мне, — сказал великий старец, — что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христианской, и у многих великих духовных особ вы о том неоднократно спрашивали”.

Я должен сказать тут, что с 12-летнего возраста меня эта мысль неотступно тревожила и я действительно ко многим из духовных лиц обращался с этим вопросом, но ответы их меня не удовлетворяли. Старцу это было неизвестно.

“Но никто, — продолжал о. Серафим, — не сказал вам о том определенно. Говорили вам: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божии, твори добро — вот тебе и цель жизни христианской. А некоторые даже негодовали на вас за то, что вы заняты небогоугодным любопытством, и говорили вам: высших себя не ищи. Но они не так говорили, как бы следовало. Вот я, убогий Серафим, растолкую вам теперь, в чем, действительно, эта цель состоит.

Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божия. Пост же и бдение, и молитва, и милостыня, и всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святого Духа Божия. Заметьте, батюшка, что лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Святого Духа. Все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, но мзды в жизни будущего века нам не представляет, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает. Вот почему Господь Иисус Христос сказал: “Всяк иже не собирает со Мной, той расточает”. Доброе дело иначе нельзя назвать, как собиранием, ибо хотя оно и не ради Христа делается, однако же добро. Писание говорит: “Во всяком языце бояйся Бога и делаяй правду приятен Ему есть”.