Классики жанров

Вот это “хорошо” и это “библиотеку сожгли” было два ощущения революции, фантастически связанные в его поэме “Двенадцать”…»

Иногда книги конфисковали у владельцев, и, как правило, в этом случае в целом или по частям книги попадали в читальни, в библиотеки казенных учреждений, в частности – в лагерные и тюремные, где не редкостью были дорогие и даже уникальные издания.

И долгие годы после этого книги – художественные, профессиональные, научные – поддерживали самых разных людей, потерявших привычный образ жизни.

Удивительное дело! Книги приходили в движение и как будто шли искать читателей к тем и именно тогда, когда жизнь оборачивалась суровой, а то и мучительной стороной.

Какая бы суровая доля ни испытывала Россию, русского человека всегда притягивал Север. Север дарил нам Ломоносова и первые успехи российского флота. Север заставлял наших предков участвовать в полярных экспедициях. В самый тяжкий период блокады Ленинграда именно Север посылал интинский и воркутинский уголь и ухтинскую нефть.

После Гражданской войны Север лежал в хмурой неподвижности и молчании. Его богатства были уже изучены первопроходцами. О месторождениях угля было уже известно, а ухтинская нефть, месторождения которой были расположены южнее, была обнаружена и понемногу использовалась еще в XVI веке.

Но уголь Инты и коксующийся уголь Воркуты сторожили тундряные болота, особый режим рек: незащищенность их от равнинной жары на пике краткого (иногда пять-восемь дней) и яркого лета…

Добираться в верховья против течения даже до открытого уже месторождения нужно было начиная с ранней весны, когда просыпались речные извилины, перетаскивая поклажу (а когда начиналось освоение – то и оборудование) и переводя людей через отмели и перекаты. Одной из удивительных особенностей природы в тех местах была краткая и обнажающая местами речное дно трех-пятидневная жара, в которую травы за полсуток вырастают на ладонь, а речные суда в неосвоенных местах терпеливо, а иногда и томительно, стараясь экономить припасы, ждут. Краткое северное лето быстро уходит – и русла рек заполняются настолько, что дно судна уже не чиркает по камням. Добраться первопроходцу или рабочим до месторождения первое время удавалось только к осени…

Теперь там – поезда… На широких трассах – грузовики и легковушки. Но мы помним:

…Закачает вагоны серыеПаровоз, закричав тревожно.Передайте привет мой Северу,Без него мне жить невозможно —Без ночей, когда травы тихиеНа ладонь торопятся вырасти,Без очей, что навек затитхлиВ темноте и в болотной сырости…Путь наш верен, и утра ясныеВстретят нас, хоть и были неласковы…

Вот почему в тех местах так любили стихи: их проще запоминать, а терпение и ожидание с ними легче.

Это было суровое время. Но Книги, вырвавшиеся или изгнанные из респектабельных хранилищ, шли за каждым из нас по пятам, хотим мы того или нет. И начинало казаться, что они, их создатели знают и стараются пробуждать в тебе именно то, что должно случиться в следующий миг…

Даже из тюремных хранилищ молчаливый библиотекарь приносила в камеру картонную табличку с названиями, на которой можно было пометить выбранные три книги (на неделю, а то на десять дней). Но любители чтения выпрашивали пять, иногда прося просмотреть не одну, а две-три таблички.

И в замкнутость и одиночество проникали Мефистофель, прикинувшийся черным пуделем, – благо пентаграммы над дверью не было, – неудержимый Эвфорион, громкий и беспомощный Марк и болезненный, стальной Юджин из «Кандиды» Бернарда Шоу. Шелестели страницы Истории древнего Востока, возникала из пыли и песка, клубившихся над столиком, и мчалась на фоне зеленовато-синей стены персидская конница, и пятнадцативаттная лампочка меркла, как солнце в самум; ты набирал на всю жизнь впечатлений и быстро терял зрение.

Смесь жестокости и вдохновения, свойственная тому времени, вопреки всему, хотим мы того или не хотим, наполняла нас мужественным оптимизмом и готовностью к самопожертвованию.

Часто говорят, что без этого мы не выдержали бы войну.

Я думаю, что без этого мы не выдержали бы и эту гражданскую драму, которая, думаю, стоила нашему народу не дешевле войны…

Лихое время снова и снова охватывало массы людей, и быстро развивающийся Север перемешивал оказавшихся рядом переброшенных за тысячи километров.

Место для поселения «Инта» в северной области Приуралья было выбрано там, где изгиб Уральского хребта открыл возможность Сибирским траппам (породам, образованным выброшенной на поверхность магмой) в северо-западной части трапповой провинции Сибири прорваться между побережьем Карского моря и северными отрогами гор.

Именно в этом месте когда-то гигантский пузырь магмы, иначе – «мантийный плюм», простершись на западе до среднего течения Печоры, прожег себе путь на поверхность планеты.

А миллионы лет спустя в поисках подземных богатств России сюда с юго-запада, преодолевая тысячекилометровые заболоченные пространства, пересыхающие в июле реки, северо-восточные ледяные вихри, пришли геологи и открыли месторождения каменного угля. Интинский уголь вместе с коксующимися углями Воркуты и ухтинской нефтью стал поступать через Ладогу на предприятия блокадного Ленинграда.

Именно здесь, в тогда еще небольшом шахтерском «поселке городского типа» мы однажды заговорили о сходстве и различии разноплеменного множества людей, которых собрал российский Север.

Молодой, но многое уже повидавший Олекса говорил:

– Наверное, наш взгляд на окружающее определяется тем, как и чем встречал каждого из нас реальный мир. Иногда эта встреча бывает жестокой и даже неправдоподобной. Дед рассказывал, что, когда он первый раз спустился в шахту, им навстречу под руки вывели к двери шахтной подъемной клети человека с лицом, израненным раздробленным углем, перемешанным с кровью.

– Бурильщик он. На отпал наткнулся… Не взорвался у запальщика один патрон… – видя растерянные взгляды новичков, хмуро пояснил его товарищ.

Профессия шахтера недаром считается самой опасной (говорят, правда, наряду с профессией журналиста…).

Разговор был неторопливый, и вдруг совсем неожиданно Олекса запел:

– Здесь не ярки ни слова, ни краски,Строги глаза из-под черной каски,Но если беда загрохочет злая,Шахтер свою жизнь на твою сменяет,Шахтеры, сильные руки у вас,Шахтеры, честные души у вас,И как в забое глухом лампы клинок,Нужна нам мужская суровая дружба.