Классное чтение: от горухщи до Гоголя

Таким образом, творчество Жуковского становится знаменем новой литературной эпохи.

Между тем в личной жизни поэта происходит событие, во многом определившее его последующую судьбу, точно так же, как тайна рождения определила его детство и отрочество. В 1805 году Жуковский стал домашним учителем своих юных племянниц, дочерей овдовевшей сводной сестры Екатерины Афанасьевны Протасовой Марии и Александры. Постепенно отношения с Машей Протасовой (она была на десять лет моложе Жуковского) переросли во взаимную страстную любовь. Маша, по воспоминаниям современников, была не красавицей, но живой, остроумной, доброй, образованной. Один из историков литературы сравнивает ее с пушкинской Татьяной.

В 1812 году, когда Маше было уже девятнадцать лет, Жуковский решился просить у Е. А. Протасовой руки дочери, но получил решительный отказ. Мать ссылалась на церковный запрет браков между близкими родственниками. Люди этой эпохи жили еще очень тесно, в своем кругу, и подобные браки не были чем-то исключительным. Жуковский напоминал, что по документам он не является родственником Маши, заручился поддержкой многих знакомых, ссылался на разрешение архиерея, готового произвести венчание, – но Е. А. Протасова оказалась непреклонна, не давая поэту никаких надежд и на будущее.

Жизнь влюбленных была разбита. Они время от времени встречались, переписывались, обменивались дневниками, которые вели не только для себя, но и друг для друга, но должны были оставить надежды на семейное счастье. Им оставалось примириться с судьбой, уповать на Бога, искать замену счастию в добродетели, пытаться строить жизнь независимо друг от друга.

«Цель моя есть – делаться лучше и достойнее тебя. Это разве не то же, что жить вместе? Счастье впереди! Вопреки всему, будь его достоин, и оно будет твое. Одного только я бы желала: большую доверенность на Бога и беспечность младенца: тот, кому все поверишь – все и сделает», – писала Жуковскому M. A. Протасова, и он переписал это письмо в свой дневник (15 сентября 1814 года).

«Я никогда не забуду, что всем тем счастьем, какое имею в жизни, обязан тебе, что ты мне давала лучшие намерения, что все лучшее во мне было соединено с привязанностию к тебе, что, наконец, тебе же я был обязан самым прекрасным движением сердца, которое решилось на пожертвование тобою… ‹...› Что может теперь в жизни сделаться ужасного для меня собственно? во всех обстоятельствах я буду стараться быть таким же, каков теперь. Обстоятельства – дело Провидения. Мысли и чувства в этих обстоятельствах – вот все, что мы можем. И в этом-то постараюсь быть тебя достойным. ‹...› Я прошу от тебя только одного: не позволяй тобою жертвовать и заботься о своем счастии», – откликался поэт «милому другу» (М. А. Протасовой, 29 марта 1815года). Как похоже это признание на еще не написанные пушкинские строки: «Я Вас любил так искренне, так нежно, / Как дай Вам Бог любимой быть другим».

Финал второго в жизни Жуковского «жестокого романса» трагичен. В 1817 году Маша в конце концов решилась связать судьбу с хорошим человеком, профессором-хирургом Дерптского университета Мойером. Жуковский дал согласие на этот брак и присутствовал на свадьбе. Через шесть лет Мария Андреевна Мойер умерла при родах второго – мертвого – ребенка.

Приехав на похороны, Жуковский прочел ее последнее письмо: «Друг мой! Это письмо получишь ты тогда, когда меня подле вас не будет, но когда я еще ближе буду к вам душою. Тебе обязана я самым живейшим счастием, которое только ощущала!… Жизнь моя была наисчастливейшая… И все, что ни было хорошего, – все было твоя работа… Сколько вещей должна я была обожать только внутри сердца, - знай, что я все чувствовала и все ценила. Теперь – прощай!»

Чуть позднее Жуковский напишет: «Теперь я знаю, что такое смерть, но бессмертие стало понятнее. Жизнь – не для счастия: в этой мысли заключено великое утешение. Жизнь – для души; следственно, Маша не потеряна» (А. П. Елагиной, 1823 год).

Связь вечно влюбленных не прервалась и после смерти. Марии Протасовой-Мойер посвящено много стихотворений и баллад Жуковского. В стихотворении, заглавием которого стал день смерти любимой, звучат не скорбь, а умиротворение, меланхолия, надежда на будущую встречу.

Ты предо мною Стояла тихо; Твой взор унылый Был полон чувств! Он мне напомнил О милом пришлом… Он был последний На здешнем свете. Ты удалилась, Как тихий ангел! Твоя могила Как рай спокойна! Там все земные О небе мысли. Звезды небес! Тихая ночь!…

(«9 марта 1823»)

Отношения Жуковского и Маши Протасовой – русский вариант любви Данте и Беатриче или Петрарки и Лауры – Поэта и его недоступной Прекрасной Дамы.

Между тем личные трагедии сопровождались придворными успехами Жуковского. В 1817 году он почти случайно появляется при дворе: заболевший знакомый литератор просит заменить его в качестве учителя русского языка невесты великого князя Николая, только что приехавшей в Россию немки.

Серьезность отношения к делу, методы преподавания и, конечно, литературная известность привели к тому, что в 1824 году Жуковского назначают наставником наследника русского престола Александра Николаевича (ему в это время всего шесть лет). Жуковский составляет и посылает на утверждение отцу, уже императору Николаю, подробнейший «План учения», целью которого провозглашает образование для добродетели. В 1826 году наставник приступил к своим обязанностям, превратившись одновременно – на целых пятнадцать лет – во влиятельного придворного.

С этого времени его роль в русской литературе становится скорее исторической. Он воспринимается как поэт уже ушедшей эпохи, и Пушкину, который всю жизнь воспринимал Жуковского как учителя, старшего товарища и покровителя, приходилось напоминать о его подлинной роли.

В год восстания декабристов К. Ф. Рылеев, автор свободолюбивых «Дум», напишет: «Мистицизм, которым проникнута большая часть его ‹Жуковского› стихотворений, мечтательность, неопределенность и какая-то туманность, которые в нем иногда даже прелестны, растлили многих и много зла наделали» (А. С. Пушкину, 12 февраля 1825 года).

Взгляд Пушкина на роль Жуковского был прямо противоположным: «Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? потому что зубки прорезались? Что ни говори, Жуковский имел решительное влияние на дух нашей словесности ‹...› Ох! уж эта мне республика словесности. За что казнит, за что венчает? (К. Ф. Рылееву, 25 января 1825 года).

Жуковский не только руководил воспитанием Александра, но и сам преподавал ему русский язык, общую грамматику, основы физики и химии. В 1837 году он вместе с наследником объехал всю Россию от Сибири до Крыма, в следующем году – долго путешествовал по Европе.

Можно себе представить, как бы отразились эти путешествия в стихах Ломоносова или Державина. Но поэзия Жуковского направлена на жизнь души и очень ограниченно воспринимает сигналы внешнего мира. Из стихов Жуковского мы практически ничего не узнаем ни об этих поездках, ни вообще, о его придворной жизни. Очарованное Там всегда было для поэта важнее, чем разнообразные Здесь.

Историки утверждают: в формировании характера императора Александра II, отменившего крепостное право, Жуковский сыграл существенную роль. Сам воспитатель был недоволен наследником и не раз писал об этом в дневнике.