Кластер-3

Это у меня теперь подбадривающая молитва такая, вместо прежнего императива для бандерлогов: «отче ваш, иже еси на небеси». А теперь всё то же, но только про меня. Именно я теперь их «отче». Вот так, строго по учебнику для демиургов – сам на себя смотрю, сам себя хвалю и сам себя тем подстёгиваю, потому что больше некому. Первая заповедь любого Кластера. Изменяясь, не измениться, пропадая, не пропасть. Пусть может быть она и несколько нескромная – но это моя заповедная молитва. Хотя ей и далековато станет до неистовых девичьих молитв на Кольцевой, но убеждён – удержит, поднимет лучше прочих. Да не авось, а точно удержит, поддержит и протолкнёт, куда я давным-давно наметил. Хватка у меня теперь совсем-совсем другая. С иною статью и лицом, спасибо Ксюхе с Лукичом – довели до нужной кондиции!

– Всё, Мартинович, – именно так я и сказал вечером своему попечителю, своему пока неизбывному куратору, – ни хрена не тяну! Хоть и не старый я конь, как кое-кто у меня был ещё недавно – а борозду всё равно неглубоко взял, можно сказать, практически попортил. Прокляли меня наверное! Сглазили. Не сорвал я цвет своей удачи. Даже в самое-самое её цветенье – а не сорвал. Все сроки пропустил, лопухнулся просто по-чёрному.

Не получилось у меня даже простой дойной звёздочки, не то что огромного человеческого супер-стара. Философия моя споткнулась на лету и сходу накрылась не очень красивым медным тазом. Форточка везенья, как вы и предупреждали, слишком быстро захлопнулась. На глазах льдом затягивается. Даже на пол-шишечки не успел пролезть через портал сбычи мечт. Так может он и не открывался вовсе?! И мы с вами, молодой и старый идиот, как дельфин и русалка, просто надували друг друга на потеху всем остальным дуракам?!

Борман рассмеялся и радостно потёр руки.

– У вас, Савва, используя вашу метафоричность, к концу эксперимента сформировалась психология самого настоящего форточника. Вы созрели к самому плохому в своей судьбе, готовы хапнуть малое, хоть что-то. И скрыться пока можно, пока за рукав не схватили. Имейте в виду, это первый признак готового неудачника. Пенять на изменчивость удачи всё равно что сетовать на невезучесть в лотерее, «самом бессовестном обмане трудящихся», как, помнится, предупреждал ещё дедушка Ленин. Потому что любой розыгрыш везения – есть не охота за удачей, это охота за неудачниками. Поскольку ты отнёсся к превратностям своим как к лотерее, тем самым расписался в своей готовности принять неудачу, стать жертвой. Разве по жизни можно надеяться на удачу?! Господь с вами, Савва! Если у тебя на роду не написано – её никогда и не будет, хоть голову расшиби.

Вновь пришлось ответить шефу по всем пунктам его жутко голословного наезда.

– Во-первых, это не моя, а ваша терминология. Ваш метафорический ряд – с форточками везения и прочими «окнами Овертона». Я просто использовал её для лучшего понимания вами состояния моих дел. Во-вторых, могу сказать и по-другому: данные аудиовизуальные петли меня самого вконец достали. Это же сугубо кластерский недуг. Крыша едет по всем параметрам. Даже простое радио слушать не могу. Понимаю, что это профессиональное, а ничего с собой поделать не могу. Противогазов от этого нет и быть не может.

– Рад за вас по-прежнему, Городецкий, рад. Марку держите. В смысле удар. Это самое главное. – Мартиныч покровительственно похлопал меня по плечу, но я увернулся и продолжил:

– Другое дело, что основания для пессимизма всё равно остаются чрезвычайно серьёзные. К примеру, откуда на нас повалилось столько проблем, причём внезапно, словно их кто-то подгадал под самый занавес?! Разумеется, они не случайны именно сейчас. Можно я договорю?! Почему у нас из серьёзного, величайшего, глобального эксперимента фактически образуется локальное шоу «Крысы за стеклом», то бишь, «Дом-2»?! Не могу понять! Как и повсюду в стране, в которой, по мнению одного великого русского лингвиста, что ни начни делать, обязательно получится только одно.

Это вы меня сглазили, Мартиныч, довели своими беспрестанными опусканиями на землю. В результате куда-то выпала и совсем затерялась полётность мысли. Даже элементарной стратегией в делах почти не пахнет. Иногда не только действую локально, но и мыслю так же. Как вы хотели, всё и получилось.

В результате стратегического смельчания дела пошли совсем наперекосяк. Подопытные буквально сбесились. Балаган за балаганом устраивают. Живут не по правилам и даже не по собственным понятиям. Зависли программы, диски. Хотя всё нами сделано грамотно, скрупулёзно отработаны почти все стадии. Вывод один: изъян тем не менее есть и засел он где-то в самом замысле проекта. Поэтому неприятности столь согласованно и атакуют со всех сторон. Другого объяснения быть не может.

Мой не совсем любимый куратор Борман опять потёр ручки, чем-то мне всё же кого-то напоминая. Выглядел он сегодня на редкость удовлетворённым, не совсем следя за тем, как выглядит, что и как говорит. Затем партайгеноссе изрёк следующее, во всё том же, фирменном своём, убойно-оптимистическом ключе:

– Видите ли, Городецкий, если бы вы когда-нибудь в своих лабораториях имели дело с настоящими крысами, я имею в виду – с первокрысами, на четырёх лапах, маленькими такими и хвостатыми – вы бы обязательно заметили, что даже в экспериментах пуганые крысы живут дольше спокойных.

Чем больше вы гоняете крысу по стендовому терренкуру, чем сильнее стращаете, тем парадоксально более она невозмутима, тем дольше живёт, тем лучше себя в итоге чувствует. Такую, прошедшую крым и рым, уже ничто не возьмёт. Так что не переживайте, то же будет и с вашими подопечными. Вы были правы, когда вспоминали, что дольше всего живут именно обреченные. Не только живут, но ещё ходят и вперёд продвигаются. Что касается ваших… наших проблем. Вряд ли тут можно обнаружить чьи-либо происки – в этом внезапном умножении проблем сверх необходимого. Просто Вы слишком всё затянули. Только и всего.

Накидав все эти надоевшие бесспорности до кучи, Борман внезапно замолчал, с презрительной некрофильской, типично гитлеровской гримаской принюхиваясь, как будто кто-то испортил воздух. Мол, а чего ещё от людей ожидать?! Сплошь унтерменши!

У меня неприятно похолодело внутри. Даже внешне Борман в этот самый момент резко напомнил мне Ксюшку Алек-хан. Практически один в один. Как только холёный респектабельный джентльмен из весьма непростых органов может напоминать придорожную леди с органами весьма простыми. Не исключено, что она-то как раз и есть мой второй куратор?! Параллельно работающая его напарница в нелёгком кураторском ремесле. Вот это был бы номер! А почему бы и нет?! В таком случае обрабатывают они меня по испытанной системе «Добрая – злой»! По меньшей мере, леди со мной никогда не злится, всё делает точно и к месту, своевременно осуществляет допуск-пропуск, а как писать слово «невротик» знает уж точно лучше всех. Не забывает вовремя стимулировать загадочной улыбкой Джоконды: «Ну что, дурачок, прорвёмся?!». Грех на такого куратора обижаться, пусть даже и теневого, зато тёпленького.

– Все великие поумирали, да и мне что-то нездоровится. – В завершение высказал я своему главному шефу Борману, после чего и отчалил в окончательном расстройстве всех дел, мыслей и чувств. С одними предчувствиями. Разумеется, плохими, потому что хороших не бывает. Просто физически почувствовал, как и чем все наши дела непременно закончатся. Традиционной национальной загогулиной. Как они мне все надоели! Ужо скоро закончу с ними эти самые дела делать, скажу по-японски странное, но старинное русское слово «Хусим!», да и умчусь куда подальше и насовсем. Скажем, под облака.

Конец ознакомительного фрагмента.