Клеопатра с парашютом

Лиза сидела на кровати. В руках она держала книгу, похожую на старинный фолиант в потертом кожаном переплете.

– Прости, – прошептала я с порога, – получилось глупо. Я тебе все испортила.

Елизавета отложила книгу и похлопала рукой по пледу.

– Устраивайся. Ты пыталась спасти безнадежную ситуацию. Виновата одна я. Есть люди, которые могут лгать, подличать, совершать преступления, и им все сходит с рук. Мне не стоит даже начинать плести небылицы, правда мигом вылезет наружу. Не следовало соглашаться на роль дочери посла. Но я люблю Женю и хотела жить вместе с ним, вот и совершила глупость. Ты ни при чем. И я тебе очень благодарна – не всякий человек бросится помогать незнакомому человеку, а ты храбро кинулась в бой.

– Женя – гоблин! – заорала я. – Заварил кашу, выставил нас идиотами и ушел с мамашей. С другой стороны, хорошо, что он раскрылся до того, как вы поженились официально. Забудь о нем, и точка!

Лиза подсунула под бок подушку.

– Банальная фраза, но сердцу не прикажешь. Мы жили в этой квартирке всего пару месяцев, но я поняла: Женька тяготится совместным бытом. Он не привык делить с кем-то постель, не способен постоянно общаться, очень устает, если не имеет возможности побыть один. Я наивно полагала, что мы спустя некоторое время сможем снять более просторную квартиру, и тогда…

Семенова махнула рукой. Помолчала немного и продолжила:

– Жене очень хотелось получить интересную и высокооплачиваемую работу. Амалия чудесно знает сына, вот и бросила ему наживку.

– Он непременно вернется, – попыталась я утешить Лизу, – поймет, как ты ему нужна.

– Сомневаюсь, – остановила меня Лиза. – Я невезучая, теряю всех, кто мне дорог. Почему? Понятия не имею. Наверное, такая карма. Смотри…

Елизавета взяла книгу и открыла. Стало понятно – это не библиографическая редкость, а альбом с фотографиями.

Первый снимок запечатлел большую веранду, круглый стол с самоваром, мужчину в очках и с аккуратной бородкой, женщину лет шестидесяти с тщательно завитыми локонами и пять разновозрастных детей с булочками в руках.

– Мой день рождения на даче у бабушки, – вздохнула собеседница, – мать уничтожила все семейные фото, а этот снимок сохранился в коробке со старыми документами. Узнаешь меня? Малышка в розовом.

– Смешная такая! – воскликнула я, разглядывая коротко стриженную девочку. – Сколько тебе тут?

– Семь, – улыбнулась Елизавета. – Но уже тогда я точно знала, что стану модельером. Одевала кукол всех своих подружек, сшила бабушке юбку, очень простую, с запахом, оставалось лишь пояс пристрочить. Наша семья развалилась, это последний снимок, где все живы и есть некая иллюзия счастья. Но оно разбилось, всех настигла беда. Я ее ощущала кожей и сильно нервничала. Вот Зинуша Панина…

Я напряглась и перевела взгляд на другую девочку – маленькую, худенькую, с двумя косичками, напоминающими мышиные хвостики.

– Справа Борис Анатольевич, ее отец. Мама Зиночки умерла, и сироту все жалели, но она, смотри, совершенно не печалится, – как ни в чем не бывало повествовала Лиза. – У моей подруги удивительный характер. Ну, как в анекдоте… Сидит мужик дома, смотрит по телику футбол, пьет пиво, чистит креветок. Тут к нему прибегает сосед: «Ваня, Ваня, твою жену только что самосвал переехал». Дядька, не отрываясь от экрана, говорит: «Погоди, сейчас матч досмотрю, и вот горе-то будет». Зинуша умеет или, по крайней мере, раньше, когда мы шагу друг без друга ступить не могли, умела дозировать эмоции. Умерла любимая кошка? Любой ребенок забьется в истерике, я буду рыдать безостановочно, нахватаю с расстройства двоек, наплевав на школу. Зина же спокойно выполнит домашние задания, потом поплачет над могилкой кисы, украсит ее венком из ромашек, умоется и побежит играть в мячик. Всему – радости и горю – свое время.

– Твою подругу детства зовут Зинаида Борисовна Панина? – уточнила я. – Она управляющая первого этажа бутика «Бак»?

– Мы расстались несколько лет назад, – пояснила Лиза, – тогда Зина работала администратором в салоне красоты, где был визажистом Кирюша. Последнее добро, что мне сделала подруга, – познакомила меня с Кошечкиным. Тот как раз искал жильца в комнату, а я нуждалась в крыше над головой. Кирилл до сих пор с Зиной общается. Чай вместе не пьют, в кино не ходят, но порой Панина ему халтуру подбрасывает. Он фрилансер, постоянной работы не имеет, хоть и носит всякие звонкие титулы, вроде – победитель европейского конкурса «Бриллиант макияжа» или – лауреат олимпиады стилистов «Золотые ножницы». Но я никогда его о Зине не расспрашиваю, а Кирюха в курсе, что между нами черная кошка пробежала, и тоже помалкивает. Иногда что-то от Павла о ней слышу, тот о моих отношениях с Паниной не осведомлен. На днях в коридоре он кричал по телефону: «Зинуля, мы придем на акцию! Но проследи, чтобы поставили стул, я не намерен два часа на ногах стоять!»

Я сделала глубокий вдох. Вот оно что… Зинаида по старой дружбе пригласила Кошечкина поработать во время акции «Прическа в подарок». Отлично помню, как она заглянула в наш офис и попросила:

– Девоньки, если вы не определились со звездой, которая будет приводить в божеский вид вашу очередную победительницу, могу порекомендовать замечательного парня.

И протянула Ленке листок, где были перечислены награды и титулы стилиста. Водовозовой кандидатура понравилась. А еще ее подкупила совсем не запредельная сумма, которую Кирилл запросил за работу. До прихода Зины мы беседовали с тройкой зазнавшихся парикмахеров, которые, услышав, что их приглашает фирма «Бак», мгновенно выставляли поражающий воображение счет. А Кошечкин вполне разумно назвал среднюю цену, и Водовозова договорилась с ним.

Однако, как интересно порой складываются обстоятельства. Кирюша оказался приятным парнем, приютил меня, в одночасье ставшую бездомной, а я, помогая Лизе, пришла к ней извиняться и узнала, что она и Зина Панина – подруги детства.

– Тебя не удивляет, что на снимке нет моей матери? – спросила ничего не подозревающая о моих мыслях Лизавета.

– Может, она вас фотографирует? – предположила я, продолжая думать о гримасах судьбы.

Семенова не знает о смерти Зины. Как же мне поступить? Если честно, я не хочу стать гонцом, принесшим печальную весть. Почему Кошечкин не сообщил Лизе о несчастье? Похоже, он сам не в курсе. Кирюша общался с Зиной от случая к случаю и, вероятно, пока не слышал о трагедии на бензоколонке. И что мне делать?

– Нет, моя мать, Елена Ивановна, ушла от отца, – поморщилась Елизавета. – Тогда закончилось мое счастливое детство. Бабушка и папа еле-еле упросили маму отпустить меня к ним на дачу, хотели устроить мне праздник. И я его запомнила на всю жизнь, потому что он был последним. Больше ради меня гостей не собирали.

– Родная мать тебя не поздравляла? – поразилась я.

– Она влюбилась в Петра Михайловича Семенова и была слишком занята собой, – сухо произнесла Елизавета.

Она минуту помолчала, а затем продолжила рассказ о своей семье – какой-то… отстраненный, что ли, будто говорила не о родных, а о совершенно посторонних людях.

– Мой папа, тихий, скромный доктор наук, был подкаблучником, на все требования и упреки супруги у него был один ответ: «Как хочешь, дорогая». Бабушка, учительница русского языка и литературы, понимала, как сын любит жену, и прощала невестке все. Мать не знала забот, меня воспитывала свекровь. Я к пяти годам читала, писала, бойко лопотала стихи на французском, посещала музыкальные занятия. По воскресеньям или папа, или бабуля водили меня в театр, консерваторию, музей. Библиотека в доме была огромная, на ночь мне читали Диккенса, Джека Лондона, Майн Рида. Я не слышала ни скандалов, ни ругани, знала, что аккуратные девочки каждый вечер принимают ванну, говорят всем спокойной ночи, а затем ложатся в кроватку, и им туда приносят стакан теплого молока. А потом – упс! Мама меня увезла из города. Ей хотелось жить, как она говорила, не с рохлей, мямлей, половой тряпкой, а с настоящим мужиком. Переела она сладкого, потянуло на горькое… Папа с бабушкой умоляли ее оставить дочку им. Но нет, та не согласилась. По большому счету, я матери и не нужна была, просто ей хотелось сделать им больно. Поэтому я очутилась в деревне. И пошла совсем другая жизнь. Мать потребовала от бывшего супруга отказаться от ребенка, а отчим решил удочерить меня. Родной мой отец, привыкший подчиняться авторитарной жене, без сопротивления подписал документы. Оцени ситуацию: я стала Елизаветой Петровной Семеновой, а папа продолжал платить алименты. Бабуля была слишком интеллигентна, чтобы бороться за меня. Прямо вижу, как она вскидывает безупречно причесанную голову и заявляет: «Никогда не стану мараться скандалом». А папа просто не умел бороться. И никто из них не подумал о маленькой девочке, каково ей жить на селе с пьющим отчимом и очумевшей от страсти матерью. Отец умер через пару лет после развода, бабушка быстро ушла следом за ним. Квартиру в столице они завещали мне, но я по малолетству не могла распоряжаться наследством, жилплощадь перешла к опекуну – к матери, Елене Ивановне. А она уже тогда начала бухать наравне с мужем, и большую трешку они пропили за год, я осталась без крыши над головой. Дальше продолжать?