Клеопатра. Последняя Из Птолемеев

Еще одной причиной задержки Клеопатры было рождение четвертого ребенка (и третьего ребенка от Антония). Она назвала мальчика Птолемеем Филадельфом, в память о знаменитом Птолемее И, в правление которого Египетская держава находилась в зените своего могущества и который вступил на престол ровно за двести пятьдесят лет до рождения сына Клеопатры. Таким образом, выбирая имя сыну, царица вновь подчеркивала свои основные цели. Она хотела сохранить то, что уже имела, и стремилась к большему. Пусть Антоний и проиграл войну, но Клеопатре оставалось поддерживать его, как и чем она могла. Поэтому царица прибыла в Белую деревню; захватив с собой средства и припасы, которые могла за это время собрать.

* * *

Между тем Октавиан, победоносно завершивший сицилийскую войну, остался недоволен своим соправителем Лепидом, который не пожелал признать приоритет Октавиана на Западе. Поэтому он лишил Лепида власти и насильно отправил в отставку. Это было также и нарушением прав третьего соправителя, Антония, с которым никто даже не посоветовался. Ясно было, что если уж Октавиан с такой легкостью избавился от одного из партнеров, то он со временем постарается отделаться и от другого. Однако он еще не был готов к открытому столкновению с Антонием. Он одержал победу в гражданской войне, а для того, чтобы приобрести подлинные славу и могущество, нужно было победить в войне с внешним врагом. Такой случай представился: возникла необходимость отразить агрессию балканских иллирийских племен, угрожавших границам Италии. Это дало Октавиану возможность отправить на войну собственные бездействовавшие войска, сняв с Италии бремя по их содержанию, а также предлог, чтобы не предоставлять Антонию давно обещанные ему четыре легиона.

Поэтому. Октавиан отослал Антонию дипломатическое письмо. Содержание его нам точно не известно. Возможно, он объяснял, что происки Лепида сделали неизбежным его отрешение от власти. Конечно, он поблагодарил Антония за переданные последним военные корабли, что существенно помогло Октавиану одержать победу. Само собой, он должен был известить Антония о готовящейся иллирийской войне и формально спросить его согласия на нее.

Октавиан не старался тогда извлечь для себя пропагандистские выгоды из военной неудачи Антония. Более того, его вторжение в Северную Мидию было расценено как победа. Сам Антоний послал в Рим известия о своих якобы успехах на Востоке и даже монеты, выпущенные в честь мнимой победы. По предложению Октавиана сенат официально выразил благодарность Антонию за его предполагаемые военные достижения. Сделав эту любезность, Октавиан снова обеспечил себе важное преимущество. Антоний ведь всегда настаивал на своем праве вербовать солдат и селить своих ветеранов в Италии, а Октавиан вовсе не собирался предоставлять ему такую возможность. Если же Антоний действительно одержал на Востоке такую победу, о которой он известил сенат, то он, следовательно, сам получил возможность и рекрутировать людей на Востоке, и селить колонистов на завоеванных им землях.

В ознаменование побед обоих триумвиров сенат решил удостоить их почестей, которые, в случае с Антонием, выглядели очень двусмысленно. В честь обоих триумвиров следовало установить статуи в храме Согласия, и оба они получили позволение устроить в том же храме пиры вместе со своими женами и детьми. Это был первый пропагандистский удар, нанесенный Октавианом по Антонию. Он был уже тогда расценен как попытка оказать давление на последнего, с тем чтобы он оставил Клеопатру и вернулся к сестре своего соправителя Октавии. Однако, скорее всего, на такой результат Октавиан не рассчитывал и хотел ограничиться тем, чтобы привлечь общественное внимание к связи Антония с Клеопатрой.

Октавиан изобрел и новый, еще более действенный способ сделать то же самое. Октавия жила в афинском доме Антония, но в конце 36 года до н.э. она вернулась в Рим, очевидно, по просьбе мужа, чтобы более или менее правдоподобно изложить его версию о собственных успехах в Северной Мидии. Однако весной 35 года до н.э. Антоний, все еще находившийся в Сирии, вдруг узнал, что его жена отправилась обратно в Афины. Как и Клеопатра, она везла провиант и одежду для его армии. Но кроме того, по распоряжению Октавиана ее сопровождали 70 уцелевших кораблей, из тех, что Антоний в свое время отправил своему соправителю, а на кораблях находились две тысячи солдат для Антония.

Возможно, римляне и усмотрели в этом поступке Октавиана жест щедрости, но для самого Антония он выглядел как оскорбление. Ведь Октавиан был должен ему не две тысячи, а 20 тысяч солдат, которые тем более были нужны Антонию сейчас, после его тяжелых потерь в Северной Мидии. О кораблях же Антоний не просил, да и не нуждался в них. Даже если каждый корабль был возвращен со всей командой, Антонию прежде всего нужны были легионеры. Клеопатра в это время уже начала строить корабли для Антония и собирать для него возможно большее количество солдат.

Некоторые античные авторы сообщают, будто Клеопатра устраивала Антонию дикие сцены, чтобы он не возвращался к Октавии. Но в этом не было необходимости. Антоний и не хотел иметь дело с женщиной, брат которой, будучи значительно младше Антония, так пренебрежительно с ним обращался и, более того, не раз проявил себя как соправитель, недостойный доверия. Теперь же естественное желание Октавии увидеться с мужем Октавиан использовал только для того, чтобы Антоний, оскорбленный малочисленностью военного отряда, сопровождавшего Октавию, высказал ей свое неприятие. А это, в свою очередь, подорвало бы позиции Антония среди римской знати.

Октавиан не ошибся в своих расчетах. Когда Октавия приехала в Афины, она получила письмо от Антония из Сирии, в котором он предлагал ей отправить к нему воинский контингент и припасы и вернуться домой. По некоторым данным, он перед этим написал ей, чтобы она не ездила на восток дальше Афин, поскольку он, Антоний, планирует новый военный поход.

Когда Октавия вернулась в Рим, Октавиан с друзьями постарались настроить Октавию против Антония якобы за пренебрежение, с которым он к ней относился. Вот как виделось это Шекспиру.

Меценат: Добро пожаловать!

Сердца всех римлян

Полны любви и жалости к тебе.

И лишь один безумный наш Антоний,

В грехе погрязший, оттолкнул тебя

И отдал власть своей развратной твари,

Решившей, видно, взбаламутить мир.

Октавия: Да правда ль это, брат?

Цезарь: Увы, все правда.

Добро пожаловать, сестра!

Прошу, будь терпеливей, милая сестра! [4]

Несмотря на уговоры брата, Октавия отказалась покинуть римский дом Антония. Однако Октавиан пожаловал ей высокий титул «священнейшей», что поставило Октавию в один ряд с весталками, наиболее почитаемыми женщинами в Риме. (Самому Антонию за год до того был пожалован такой же титул, как народному трибуну.) Октавия, чьи личные достоинства не раз превозносили исторические писатели, все же оказалась простой марионеткой в руках брата. Не было ее вины в том, что она разочаровала Антония, снова родив ему дочь. Но поскольку римляне видели, как она одна воспитывала детей Антония, своих и от первого брака и ходатайствовала перед Октавианом за друзей Антония, то нельзя не согласиться с Плутархом в том, что Октавия, сама того не желая, нанесла огромный вред доброму имени Антония, поскольку его, естественно, возненавидели за дурное обращение с такой женщиной.

4

Антоний и Клеопатра, акт 3, сцена 7. Перевод М. Донского.

После того как Октавиан провозгласил сестру «священнейшей», он добился подобной привилегии и для своей жены Ливии, которая была родственницей нескольких власть имущих римлян. Они принадлежали к тому сословию, которое с наибольшей неприязнью воспринимало отношение Антония к своей жене. Антоний еще располагал поддержкой многих знатных римлян, но все большее их число начинало думать, что Октавиан может стать более полезным лидером, чем Антоний. В итоге Антоний был вынужден искать сторонников просто среди тех, кто был почему-либо недоволен Октавианом, хотя бы это были люди, подозреваемые в причастности к уродству Цезаря, как Децим Туруллий или Кассий из Пармы. Некоторые римляне, как, например, друг Цицерона Аттик, старались не примыкать ни к одной из сторон, но это становилось все более трудным делом.