Клетка для райской птички

Из груды полиэтилена, отдельно лежащей на полу, выглядывала пара женских ног, обутых в черные лаковые полуботинки на высоком каблуке. С первого же взгляда было понятно, что обладательница ног уже никогда не сможет самостоятельно подняться и пройти хоть пару шагов. Карагодин перевел взгляд на стоящие в отдалении ведра из-под краски. На крышке одного ведра была аккуратно расстелена газета, а на ней высилась пустая бутылка, два стакана и остатки закуски. На соседнем ведре, которое, по всей видимости, использовалось в качестве стула, лежала дамская сумочка. Недалеко от импровизированного стола валялся Мишкин телефон. Карагодин сразу узнал его. Телефон у Мишки был приметный, ядовито-зеленого цвета.

Для того чтобы оценить ситуацию, Карагодину потребовались считаные секунды. Не задерживаясь больше ни на мгновение, Петр Семенович помчался в комнату охраны и вызвал полицию.

***

К тому моменту как Карагодин закончил свое повествование, веселья у Скворцова поубавилось. Тяжело вздохнув, он обратился к своему коллеге, участковому Артемке Михееву, который слонялся без дела по залу:

– Где сейчас этот чудо-охранник? В твое отделение доставили?

Артемка встрепенулся, удивленно посмотрел по сторонам, будто ища того, к кому мог обращаться следователь. Поняв, что вопрос адресован ему, перевел взгляд на Скворцова и выдал:

– Воронков, что ли? В подсобке дрыхнет.

– Это что еще за новость! – растягивая слова, заорал Скворцов. – Ты что, сучий потрох, правил не знаешь? Какая подсобка? Тебе убийца на блюде предоставлен, а ты его запросто в подсобке бросил?

– Чего ругаетесь-то, – невозмутимо ответил Артемка. – У Ардана «бобик» еще третьего дня сдох, а бабла на ремонт хозчасть выделять не торопится. Мне что ж, на руках его до ментовки чалить?

– Надо будет – на закорках попрешь! – Скворцов аж подпрыгнул от возмущения. – И жаргон свой блатной для босяков прибереги, пользы больше будет. И как тебя, Михеев, до сих пор из органов не поперли?

– Сам удивляюсь, – беззлобно оскалился Артемка.

– Вы к Воронкову хоть охрану приставили? – успокаиваясь, спросил Скворцов.

– Кого приставлять-то? Нас здесь всего двое. Да вы не переживайте, никуда он из подсобки не денется. Он же в дрова упился. Я его полчаса за грудки тряс – все без толку. Ни единого намека на просветление сознания. Теперь часов до трех не очухается. Поверьте моему опыту.

Скворцов, наслышанный про «опыт» Артемки в делах невоздержанных возлияний, возражать не стал.

– Мог бы сам около Воронкова остаться. Хоть какая польза была бы. А то мотыляешься здесь без дела, работать мешаешь.

Ухмыльнувшись, Артемка промолчал.

– Ну, веди уж, показывай героя, – потребовал Скворцов, а Карагодину сказал: – Петр Семенович, вы можете быть свободны. Отправляйтесь домой и попытайтесь отдохнуть.

– Если вы не против, товарищ следователь, я бы предпочел приезда Ивана Андреевича дождаться, – попросил Карагодин.

– Иван Андреевич это кто? – уточнил Скворцов.

Вопрос был обращен к участковому, но ответил Карагодин:

– Это директор музея. Господин Михеев сообщил ему о происшествии, и он с минуты на минуту должен быть здесь.

– Хорошо. Оставайтесь, – позволил Скворцов и, подтолкнув Михеева к выходу, направился знакомиться с подозреваемым.

Пройдя по коридору до «лежбища» сторожа Воронкова, Скворцов предпринял попытку привести забулдыгу в чувство. Он тряс Воронкова за плечо и одновременно громко взывал:

– Воронков! Очнитесь! Да вставайте же наконец!

Тот пьяно храпел и на уговоры не реагировал. Тогда Скворцов перешел к более кардинальным мерам. Он хлопал Воронкова по щекам, тер уши, поднимал в вертикальное положение. Карагодину, последовавшему за оперативниками, эта картина напоминала кадры из популярного некогда фильма под названием «Бриллиантовая рука». Так жена Семена Семеныча пыталась вернуть его к жизни. Его так и подмывало предложить Скворцову воспользоваться механическим будильником советских времен. Помнится, в фильме именно этот способ оказался действенным.

Отчаявшись, Скворцов зажал нос и рот Воронкова в надежде, что нехватка кислорода заставит сторожа прийти в себя.

– Боюсь, этот способ приведет лишь к тому, что в музее появится еще один труп, – осторожно высказал свое мнение Карагодин.

Скворцов, зло посмотрев на сторожа, бросил свою жертву и накинулся на Михеева:

– Долго столбом стоять будешь? Машину вызывай. Пора грузить этого…

Скворцов хотел нецензурно выразиться в адрес подозреваемого, но, наткнувшись на осуждающий взгляд Карагодина, сдержался. Махнув рукой, он вернулся в южное крыло. Там уже находился директор музея, Иван Андреевич Шляпин. Скворцов обрадовался возможности переключиться с неудачной попытки привести в чувство сторожа на опрос адекватного свидетеля и тут же рванулся к нему.

– Следователь Скворцов, – привычно представился он. – Вам необходимо ответить на несколько вопросов.

– Да, да! Я понимаю, – заговорил директор, и у Скворцова тут же пропало желание общаться с ним.

От директора несло, как от пивной бочки. Внешне, правда, нельзя было сказать, что Иван Андреевич находится в состоянии алкогольного опьянения, но то, что накануне директор был серьезно занят проблемой ликвидации стратегического запаса спиртного нашей Родины, Скворцов понял сразу.

– У вас в учреждении дресс-код такой, что ли? – кивнув в сторону директора, обратился Скворцов с вопросом к Карагодину.

Тот тактично промолчал. Махнув рукой, Скворцов отправился добывать машину для перевозки подозреваемого.

Глава 2

Чудесная вещь – весеннее настроение! Природа оживает, птицы поют, солнечные лучики щедро раздают свое тепло направо и налево. В глазах прохожих читается неистребимое желание ярких впечатлений. Девушки надевают юбки покороче, каблуки повыше. Их кокетливые ободряющие взгляды способны вселить уверенность в своей неотразимости даже в самых робких представителей мужского пола. А мужчины в эти дни готовы на самые невероятные безумства ради возможности окунуться в водоворот весеннего наводнения чувств. Даже истошные крики бездомных котов, пытающихся с упорством мамонта обрести наконец свое мужское счастье, звучат в эти дни, как музыка.

Не миновала всеобщая эйфория и меня. Еще два дня назад я ломала голову над невероятно запутанной историей похищения фамильных драгоценностей и ничего вокруг не замечала. Сейчас же, когда дело было благополучно завершено, я получила возможность ощутить влияние весенних флюидов, в изобилии витающих в воздухе. Сегодня мне не хотелось думать ни о чем серьезном. Хотелось петь и танцевать. Хотелось ощущать себя любимой и желанной. Хотелось совершать безрассудные поступки. Такие, за которые потом приходится краснеть. А почему бы и нет? Я молода, красива, свободна! Глупо тратить такой прекрасный день на просмотр телепередач или на болтовню с соседкой. В такой день нужно блистать! Решено. Необходимо срочно явить миру бессмертную красоту Татьяны Ивановой! Устрою себе выход в свет.