Клетка для разума (сборник)
Шрифт:
— По каким и чьим стандартам, — спросил он, — осуществляется выбор подходящих расовых черт?
— На каждой планете, — ответил Зувгайт, — мы выводим жизненную форму с самым большим естественным сроком жизни. Можете ли вы придумать лучший стандарт, чем долговечность?
Голос умолк. Модьун вежливо ждал, пока существо станет развивать свою мысль дальше. Когда прошло несколько секунд, Модьун по ровному дыханию собеседника понял, что дополнительного объяснения не последует.
— Послушайте — начал неопределенно человек, но замолк, потом несколько секунд посидел и затем спросил — Вы ведь долгоживущая раса…
— Долгоживущая — неправильное определение Мы бессмертны. — В голосе звучала гордость. — Это одно из наших двух самых важных качеств.
Модьун молча предположил, что вторым важным качеством его собеседника является способность управлять сознанием других существ. Но он решил не привлекать к этому внимания.
— Короче говоря, — начал Модьун, — критерием для вас служит некое качество, которое ваша раса, очевидно, приобрела в результате естественного отбора без изменения. Я сказал «очевидно», потому что хочу снова вернуться к этому вопросу.
Член комитета остался спокойным.
— Мы были полностью объективны. Мы изучали всевозможные положительные черты сотен рас..
— И в конце концов решили, что ваша собственная — самая лучшая, — перебил его Модьун, — не спрашивая себя, как это случилось.
— Повторяю, вы можете придумать лучшее качество, чем долголетие?
«Неужели в его голосе уже чувствуется раздражение?» — спросил себя Модьун и ответил:
— Да, человеческая система восприятия. Да, человеческая миролюбивая философия Понимаете, — он замолчал на несколько секунд, — я вот размышляю над человеческими чертами, а вы думаете о своих собственных, Зувгайтовских. Мы оба, несомненно, субъективны, не правда ли?
— Я так понимаю, — последовал холодный ответ, — что поскольку вы здесь находитесь под нашим полным контролем, то дальнейший разговор будет просто напрасной тратой времени.
Итак, с этим покончено.
Модьун очень тихо сидел на стуле, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Насколько он мог попять, пока ничего не менялось. И в эти минуты, подводившие итог всему, как сообщала ему его система восприятия, ничего не происходило. Значит, что бы они ни делали, это было за пределами его чувствительности. Ни единое мысленное пространство, ни обычное не говорили ему о направляемом на него потоке энергии. Весь ближний космос двигался в пределах атомно-молекулярной логики, не потревоженный вмешательством разумов — это указывало, что проблема — внутри него, а не снаружи.
Когда он тревожно размышлял над этими возможностями, ему в голову вдруг пришло, что наступило время для осуществления его намерений. Правда, он не знал, с чего начать.
«Я пришел для беседы. И она уже завершена. Ни к чему не привела…»
По-прежнему не зная, с чего начать, он сказал для пробы:
— Биология — предмет, который в результате улучшения нас Нунули мы стали понимать, быть может, лучше кого-либо другого.
Из темноты донесся какой-то звук — исходивший от огромного существа, стоявшего перед ним. Не слова, просто какой-то звук. Иронический хохот?
Зувгайт заговорил терпеливым тоном:
— В принципе, мы не должны сейчас ничего предпринимать. Контроль над вами установлен давно. Вы должны
понимать, что никто не может сделать ничего против своего образа жизни. Индивидуум может даже понять природу битвы, которую должен вести — и, кажется, этой стадии вы уже достигли — но вас всегда ограничивает мысль, что вашу кожу можно пронзить, сердце остановить, — группа клеток обладает особыми способностями — но и только. Например, несмотря на вашу систему восприятия, вы, люди, добились лишь увеличения продолжительности своей жизни почти до двух тысяч земных лет. Даже этим вы обязаны Нунули, улучшившему человеческую породу.— Верно, — согласился человек. — Однако я собираюсь исследовать это для вас и…
Зувгайт резко оборвал его:
— Чтобы показать, как уверенно мы себя чувствуем, мы призываем вас применить свою систему восприятия против нас. И тогда вы поймете, что ничего не сможете сделать.
— Вы просите невозможного, — возразил Модьун. — Слово «против» не имеет смысла для меня. Я не против вас.
— Точно, — с удовлетворением заметил Зувгайт, — как прислуживающая нам раса и запрограммировала вас.
— Для меня было бы невероятно трудно умышленно предпринять против кого-либо деструктивные действия, — сказал человек.
— Вот именно, — радостно согласился член комитета. — Вас сдерживают эти рамки. Как я уже говорил, вы ведете нерешительную борьбу со своей вечной природой, но в сущности вы не сможете сделать ничего, кроме как… остаться тем, кто вы есть.
— Гм-м! — произнес Модьун. — Как я вижу, мы не полностью понимаем друг друга. — Потом он повторил то, что однажды сказал Руузб к огромному неудовольствию Дуулдна: — Существует отнюдь не один способ содрать шкуру с кота.
— Я не понимаю этого, — ответил Зувгайт.
Человек не ответил.
Модьун не мог дальше ничего вспомнить. Он снова находился на борту спасательной шлюпки и ничего не помнил.
— Это все, — раздраженно сказал он.
— Но с какого кота ты собирался содрать шкуру и каким способом? — спросил Руузб, бросив хитрый взгляд на покрасневшее лицо Дуулдна.
— Я сожалею, что использовал это сравнение, — извинился Модьун, сидевший за столом в столовой напротив человека-ягуара. — Прими мои извинения, Дуулдн.
— Ладно уж, — пробормотал огромный человек-кот. — Я не столько злюсь, сколько напуган. И все из-за этого Зувгайта!
Иччдохз покачал головой.
— Друзья, — начал он, — да он просто баба. — Он нахмуренно посмотрел на Модьуна. — Он не боится, но, несомненно, не знает, как драться.
— Я собирался начать драться, — возразил Модьун.
— Тогда ты говоришь что-то не то. Ты ведь сказал этому Зувгайту, что не можешь ничего сделать против него. А теперь утверждаешь нам, что можешь.
Все они обвиняюще посмотрели на человека.
— Да, ты что, лицемер? — спросил Наррл.
— Мы всегда ценили тебя за честность, — сказал Руузб. — А теперь ты сказал ему пустые слова. Пойми меня правильно, — поторопился закончить человек-медведь. — Мы хотим победить этих сукиных детей.
— Я собирался напасть на них, используя единое мысленное пространство, — объяснил Модьун, — и это был единственный честный способ, открытый для меня. Послушайте…
Когда Модьун закончил объяснения, Дуулдн сказал решительно: