Клетка в голове

«Я, Громов Алексей Фёдорович, проживающий по адресу… Прошу направить меня по моей собственной воле на военную базу КСКИТЕ «ИВ-96» для прохождения военной службы в составе регулярной армии Российской Федерации…». Громов вспомнил название этой базы – про неё чаще всего передавали в новостях о прорывах в обороне, о сотнях жертв в неделю с обеих сторон…

Он не вполне понимал – что происходит. Но вида старался не подавать. Не думал о том, что Растиславов действительно может и будет подделывать его подпись на каком-то там бланке согласия. Но вот процесс уже пошёл. И Громов снова понял, что с ним не хотят считаться.

«Может и правда замочить эту паскуду? Подумаешь – мокруха. Не я один на неё пошёл. И не я один за неё буду сидеть. Какая разница – шесть лет, или двенадцать, или пятнадцать».

Громов схватил пистолет так быстро, будто от этого напрямую зависела его жизнь. Растиславов и глазом не моргнул. Громов навёл прицел прямо в голову Растиславова. Тот даже не вспотел.

И только теперь Громов понял. Он чуть не рассмеялся во весь голос. Похоже, что Растиславов оказался ещё более тупым, чем он предполагал. Отец со своими друзьями давали Громову пострелять на пустыре, когда он ещё был мальчишкой. Этот пистолет, который он сейчас держал в руках, весил от силы пятьсот граммов. Но Громов знал, что среднестатистический автоматический пистолет, если только он не сделал из каких-то композитных материалов (а был из металла), должен весить, без патронов, не меньше килограмма. А значит пистолет, который он сейчас держит в руках – фальшивый.

Растиславов решил его провести. Взять на слабо. Громов с самого начала подозревал, что здесь что-то странное. Так и оказалось. Чёрта с два кто-то позволит себя вот так застрелить. Пистолет был сделан из металла. И внешне ничем не выдавал то, что это на самом деле зажигалка. Выполнен он был под заказ, абсолютно идентичный настоящему оружию, за исключением веса. Иначе был бы совершенно неудобен.

Громов всё-таки пропустил через свой рот улыбку – она выражала превосходство. Он нажал на спусковой крючок, щёлкнул курок, из дула пистолета показался зелёный язычок пламени.

Растиславов понял, что просчитался. Он мог бы выполнить свою угрозу, но не все его слова были правдой. Документы вполне могли проверить, напиши Громов жалобу. И, похоже, что свою угрозу он вполне смог бы исполнить.

«Раз так хочет сидеть – пожалуйста. Уверен, что его там, молодого и достаточно смазливого, быстро опетушат⁹».

3

Вот и началась отсидка у Громова. После суда его отправили в СИЗО ещё на несколько дней, пока не заберут на этапирование в место отбывание наказания. Мужики в камере, с которыми он сидел, конечно, посочувствовали ему, но больше посмеивались над тем, что он выбрал тюрьму, а не армию. Сами они все были из отслуживших. И все бы хотели, если им такое предложат, пойти служить. Они были уверены в том, что их – уже отслуживших, но не имевших офицерский чин, отправят куда-нибудь на тёплое местечко, типа охраны складов или обучение новобранцев. Правда, они и понимали, что Громову такой судьбы ждать не придётся. Его послали бы на пушечное мясо.

Сам же Громов как будто ещё не совсем осознавал – какова теперь будет его жизнь. И во время отсидки, и после неё. Он не спал несколько дней. Просто не мог заснуть вплоть до самой побудки. В голову ему лезли вопросы.

«В какую тюрьму направят – чёрную¹⁰ или красную¹¹? Если в красную – то будет засада».

Он не был уверен в том, что где-то в стране есть такие заключённые, которые называют себя правильными и при этом ходят строем, как по струнке, о чём рассказал ему Растиславов. Здесь точно был обман с его стороны. Нет такого правильного заключённого, который бы так поступал. Значит, раз понятия сохранились (а Громов был в этом уверен), то и зон таких, где все из себя правильные – в стране не существует. Главное – всё хорошо изучить и взяться за дело с умом. А себя Громов считал умным.

«Как скоро отправят на этап? Хотелось уже поскорее избавиться от неизвестности. Тогда и эти чёртовы вопросы перестанут лезть в голову. Уж лучше знать – если что-то плохое. Тогда начинаешь думать, как с этим бороться. Если хорошее – просто сидишь на попе ровно. А эта неизвестность заставляет мозги лишний раз напрягаться.

Как далеко от дома будет тюрьма? Эти скоты наверняка отправят как можно дальше – хоть в Калининград. Значит, скорее всего – из родных земель никого там не будет. Хотя, с другой стороны – не стоит и на это так рассчитывать. Может, не меня одного сошлют как можно дальше. Опять эта долбанная неизвестность.

С кем поселят в зоне? С активом¹²? С пацанами¹³? С мужиками? Или вообще с опущенными¹⁴ или суками¹⁵?»

На опущенных он, конечно, шороху наведёт. Громов хоть и был знатоком в технике, но и про собственную силу не забывал. Занимался в школе дзюдо и сам дома сделал пару тренажёров, чтобы не тратить деньги на всякие фитнес-клубы, созданные для богатых людей. С мужиками ему особо бояться нечего. С правильными пацанами будет славно. Громову будет, что предложить, чтобы они взяли его под крыло. Та же самая электроника – если ему принесут нужные схемы и обеспечат прикрытие от видеокамер – он им хоть ноутбук соберёт. Сам такой дома сделал. Со всеми остальными будет хуже – они могут быть и из бывших воров, а значит умеют наезжать и бить. Тогда надо будет постоянно драться и просить перевода.

Как наверняка можно определить стукачей, чтобы сразу держаться от них подальше? Здесь уже труднее – они ведь не такие идиоты, прячутся. Тут придётся пару дней помалкивать и смотреть на других сокамерников. Как друг с другом себя ведут.

И всё это так и лезет в голову – не избавится. Можно было бы напиться – так нечем. У мужиков в камере ничего нет – он бы знал. А передать ему – некому. Сварить самим не получится – охрана постоянно смотрят в монитор видеокамеры.

«Что ещё, блин, за придумка?! Постоянно на нас глазеть. Дрочат там на нас они без перерыва, что ли?! Никакой жизни! Нужно побыстрее на зону. А то здесь – полный беспредел от мундиров¹⁶».

Из-за недосыпа Громову казалось, что гул от лампочки становится всё сильнее. В один день он решил для себя:

«Разворочу всю эту чёртову лампу на ночь глядя. Ремонтник не придёт до утра, а эти бабы-вертухаи¹⁷ не смогут её починить. Хоть посплю нормально».

Но в этот день после отбоя, когда Громов встал с нар¹⁸, взял табуретку и двинулся с ней в руках – один из сокамерников понял по взгляду, что он хочет сделать, и встал прямо перед ним, заслонив тому лампу дневного света. Мужика звали Михаилом. Он в своё время отсидел по малолетке¹⁹ – тогда такие колонии ещё не упразднили – и по глазам Громова понял, что тот хочет сделать. Михаил стал вплотную к Громову, взялся за стул и тихо сказал ему:

– Не беснуйся. Ты скоро уйдёшь на этап. А нам тут пока ещё жить.

Громов хотел было возразить, но не стал спорить с Михаилом. К тому же он был старший по камере – пришлось отдать ему табуретку и дальше мучится от бессонницы.

О своём будущем Громов тоже много думал. Эти мысли были, наверное, даже хуже, чем размышления о предстоящем заключении.

Вот он отсидит свой срок – а что потом. Ведь пока не закончится эта проклятая война, его будут осуждать на заключение снова и снова, и снова. Так до бесконечности. Ему даже не надо будет нарушать закон – грабить, пить, драться. Чтобы его снова посадили в тюрьму, ему будет достаточно просто выйти из неё на законных основаниях. И процесс начнётся по-новой, если он не пойдёт служить. Новый срок, скорее всего, с ужесточением режима за рецидив. И какого чёрта его сочли взрослым?! Его – шестнадцатилетнего. Дали полный срок, без привилегий в заключении, без дополнительных свиданий и посылок. Тюремное заключение для шестнадцатилетнего парня по всей строгости.

«Да они охерели! С меня – как со взрослого спрашивать! Я же ведь по всем понятиям и законам – малолетка. И меня в тюрягу! Не в колонию и не под арест, а на строгий режим. Нет – такое может быть только в России! Но даже при Союзе такого не было. Беспредел!»

Он думал обо всех сферах жизни, куда путь ему теперь заказан. Да его теперь ведь без связей не возьмут даже на самую обычную работу. Молодец, страна – потеряла ещё одного человека. Всё – ему теперь жить только от тюрьмы до тюрьмы. Так просто перечёркивается судьба молодого парня, не верящего в патриотизм.