Клей

– Ну да, поссать да вмазаться, – рассудил Джонни.

Терри молча дождался, пока Катрин исчезла за дверями туалета, и повернулся к Рэбу.

– Пиздося костлявая, американская высокомерная сучка…

Рэб Биррелл широко улыбнулся полным курицы-джапфрези ртом.

– А, сменил, бля, пластинку? А как же Катрин то да Катрин это?

– На хуй, отщепенка грёбаная, – сурово проворчал Терри.

Спокойно воспринимать отказ способны не многие, но Терри не справлялся даже не «удовлетворительно».

Глаза Биррелла загорелись, когда он сообразил, в чём дело.

– Да она тебя отшила, ёб твою! Ты уж думал ей присунуть, а она съехала с темы!

– Шибко умная, сучка, думает, что с такими, как мы, можно покрасоваться, когда вздумается…

– Что уж теперь, ненавидеть её за то, что запихнуть тебе не дала? Если б ты каждую, кто тебя отослал, ненавидел, длинный бы чёрный список получился! – Рэб с удовольствием глотнул «Кингфишера», осушил кружку и махнул, чтоб принесли ещё, а Насморк закивал в мрачном восторге.

– Это почему, что для таких, как она, я – плебс, вот почему, – сказал Терри, слегка оттаявший от перспективы выпить ещё за счёт Катрин пивка.

– Да ладно, Терри, это здесь ни при чём. Ты ей просто не понравился, – отрезал Рэб.

– Да нет же, нет, – устало завёл Джус Терри, – не учи меня, Биррелл, я тёлок знаю. Сучёк никто лучше меня не знает. Во всяком случае, из присутствующих за этим столом, – с вызовом заявил он, для пущего эффекта отстукивая пальцами по столу.

– В Америке тёлки другие, – рискнул Насморк, о чём тут же пожалел.

Улыбка Джуса Терри разлилась, как река в устье.

– Отлично, Джонни-бой, вот кто у нас ёбаный эксперт по американской пиздятинке. И сколько ты американок выебал, если сравнить с шотландками. Ну и в чём, скажи-ка нам, разница? – Терри зашёлся сиплым беззвучным смехом, и Рэб Биррелл тоже почувствовал, как трясутся его бока.

Насморк слегла поёрзал в кресле и пошёл на попятный.

– Я ж не говорю, что отымел тучу американок, – заискивающе завёл он. – Я просто сказал, что в Америке тёлки другие… даже вон по телику показывают.

– Хуйня, – рявкнул Терри, – пизда – она и в Африке пизда.

– Слушай, – Рэб решил спасти Джонни от позора, – думаешь, пошла в туалет, засунула два пальца в рот и выблевала всю жрачку в унитаз?

– Пизды ей за такое, – заявил Терри, – в унитаз! Дети, бля, голодают, на хуй, по телику, а какая-то мандавоха такое вытворяет!

– Но ведь так они и делают, такие тёлки. Булимия, или как там это называется, – рассуждал Насморк.

Катрин вернулась из туалета. В какой-то момент казалось, что её вытошнит, но потом это прошло. Обычно она действительно шла в туалет и выташнивала ядовитую пищу, пока та не обернулась жировыми клетками, а те не расползлись гнилью по всему телу. Тёплая текучая тяжесть посреди живота, которая раньше читалась только как болезнь, теперь доставляла ей удовольствие.

– Сегодня в «Тире» хорошая вечеринка, фестивальная, слыхала? – предложил Биррелл.

– Супер. Поклубиться не желаешь, Кэт? Чтоб огоньки зажглись, как в сказке? – рискнул Джус Терри.

– Я, вобщем-то, не одета… но возвращаться в гостиницу тоже не хочется… но… ладно, пойдём, – сказала она. Прожолжать движение, не останавливаться, вот что было сейчас важно.

– Тогда надо наркоты достать. Спидка, таблов, – зашустрил Рэб и, повернувшись к Насморку, спросил: – Позвонишь Дейву?

Терри закачал головйо:

– На хуй спид. Возмите кокоса на потом. Ты не против, Кэт?

– Да почему бы нет, – смирилась Катрин.

Она понятия не имела, куда заведёт это приключение, но приняла решение пройти всё до конца.

Рэб заметил, как лицо Терри исказилось самодовольством.

– Кэт сама из шоу-бизнеса, Рэб. Ей ваш гопницкий спидок не нужен. Теперь – только лучшее.

– Мне спид больше нравится, – заспорил Рэб.

– Ладно, Биррелл, можешь играть в героя рабочего класса сколько хошь. От нас ты за это медаль не получишь, правда ведь, Джонни-бой! – повернулся он к Насморку.

– Ко-ко нюхнуть было б круто, – сказал Насморк. – Разнообразия ради, – обратился он к Рэбу, чтоб хоть как-то смягчить своё предательство.

Вообще-то Насморк плотняком отвисал на спидах, кокос же разрушал его и так непрочные пазухи.

Кролик

Лиза вспомнила, что Энджи как-то рассказывала ей о Безумном Максе, кролике Шарлин, который жил у неё в детстве. Она говорила что-то на отходах, после ночи клубежа и табло-поглощения. Жесть какая-то, из тех историй, что в подробностях не вспомнишь, но мерзкое тревожное ощущение остаётся. Информация, которую можно спокойно слить в папку «наркотический бред».

Что-то там случилось с этим кроликом. Какое-то несчастье, потому что Шарлин даже в школу не ходила какое-то время. Больше Лиза не вспомнила ничего.

И вот Шарлин снова заговорила. Теперь про кролика.

Она рассказала, что любила кролика и что каждое утро первым делом бежала к клетке, посмотреть, как он там. Временами, когда пьяный ор отца или плач матери становился невыносим, она пряталась в глубине сада, прижимала к себе Безумного Макса, гладила его и ждала, пока всё это прекратится.

Однажды, придя из школы домой, она увидела, что двери клетки распахнуты. Зацепив что-то уголком зрения, она медленно подняла глаза на дерево. Безумный Макс был прибит к стволу. Здоровенные шестидюймовые гвозди прошибли тело насквозь. Шарлин попыталась отодрать его, прижать к себе, хоть и зная, что он уже мёртв. Но не смогла. И пошла в дом.

Вечером домой пришёл пьяный отец. Он рыдал и вопил:

– Грёбаные соседи… кролика моей девочки… прибью их, на хуй… – Тут он увидел Шарлин. – Мы купим тебе другого кролика, птичка…

Она посмотрела на него с презрением и нескрываемой ненавистью. Она знала, что случилось с кроликом. Он знал, что она знает. Он наотмашь ударил десятилетнюю девчушку по лицу, та упала на пол. Прибежала мать, стала её защищать, он уложи её, одним ударом сломав ей челюсть. Мать потеряла сознание. После всего он отправился в паб, оставив ребёнка вызывать «скорую». Она была настолько напугана, что ужасно долго не могла набрать номер.

Рассказав эту историю, Шарлин резко встала и весёло улыбнулась.