Клим Первый, Драконоборец

– Не буду, – твердо сказал Клим. – И не в страсти дело, а в практических материях, так что мы пойдем иным путем. У эльфов третья мысль в голове, а мы чем хуже? Думаю, у нас и четвертая найдется. Политика, сир Ардалион, это искусство интриг и обмана.

Он прошелся от одной надвратной башни до другой, послушал, как позвякивают оружие и кольчуги часовых, взглянул на пылающие над вратами факелы. Потом протянул к Ардалиону руку.

– В этом мире я владею даром исцеления. Хочешь, попробую вылечить тебя? От несчастной любви?

Глава герольдов в испуге отшатнулся.

– Нет, государь! Маг меня лечил, но, к счастью, не вылечил. Вдруг у тебя получится? Нет, не нужно, не нужно!

– Ну, как знаешь, – молвил Клим и, сойдя вниз, зашагал к дворцу.

Стража у дверей ударила в щиты рукоятями алебард. По привычке он поднес ладонь к виску, затем обернулся: на стене, в пляшущих огнях факелов, маячила смутная тень. Кажется, тоскующий взор Ардалиона был устремлен на восток, откуда восходили звезды и где за Огнедышащими горами и пещерами драконов простирались Великие Эльфийские Леса. Пожав плечами, Клим подумал, что нет лекарства от любви, особенно несчастной, и направился в свою опочивальню.

Там он подошел к зеркалу и стукнул по раме согнутым пальцем:

– Ну-ка признавайся, старина, к чему ты мне этих барышень показывал? Эльфийку, нехайку и ту, что с синими глазами?

– Вот тупой поскребыш! – раздалось в ответ. – Ясно ведь было сказано: одна из них – твоя судьба и королева. Что тут непонятного?

– Судьба!.. – передразнил отражение Клим. – Не надо мне такой судьбы. Как-нибудь один доцарствую, без королевы. В холостом состоянии!

– А что тебя не устраивает? – поинтересовался старец. – Этакие красотки, а ты недоволен… С чего?

– Одна принцесса хитра, другая нахальна, и обе с причудами. А я хочу девушку без капризов и посердечнее, – сказал Клим. – Как у Бори Степанкова, капитана из моих сослуживцев. Его Вероника на скрипке играет в Малом оперном, борщ варит отменный, еще и дочкой его одарила… Мне бы что-то в этом роде.

– Скрипачку не обещаю, да и с борщом сам разбирайся, в замке двадцать поваров, – буркнул старец. – Ну, раз не любы тебе принцессы, так, может, третья девица подойдет. Она званием попроще.

Клим напрягся:

– Кто?

– В должный час узнаешь. Но думается мне, зря ты эльфийку отставил. – Тут старый греховодник облизнулся, стрельнул глазками туда-сюда и сообщил: – Ах, что за девки у этих эльфов! Красивые, страстные да умелые во всяких постельных художествах… И к тому же вечно молодые.

– Вечно – это сколько?

– Живут они раз в двадцать дольше вашего.

– То есть через сороковник я – дряхлый пень, а она – лебедь белая. Так не годится! – подвел итог Клим. – Ну а если б она родила мне сына или дочку, сколько такое дитя могло бы прожить?

Старец призадумался, собрав лоб в морщины, затем молвил:

– Лет двести или триста, полагаю. В бастардах эльфийская кровь разжижается. Но на пару веков ее точно хватит.

Я могу подарить королю сына… – снова вспомнил Клим. За этой фразой потянулась другая, та, что выкрикнула Дрейзе: на трон Хай Бории сядет эльфийский ублюдок. Прочно сядет, на двести лет! Кажется, нехайскую принцессу это не устраивало. Клима, впрочем, тоже.

– Дитбольд, – задумчиво произнес он, – в Дитбольде есть эльфийская кровь. Сколько же ему стукнуло?

– Дитбольд? – Старик в зеркале опять наморщил лоб. – А, твой колдунишка! За сотню ему, и хорошо за сотню, но проживет еще долго. Пока у нас его не ждут.

Сердце Клима вдруг забилось чаще, по спине пополз холодок. Он вцепился в раму обеими руками, приблизил лицо к зеркалу и хриплым голосом спросил:

– У вас – это где? Где? Говори!

Но ответа не дождался.

Поразмыслить о том, в какой юдоли, земной или небесной, пребывает зазеркальный старец, ему не удалось – дела государственные не позволили. Снова он встречался с гномами, пригласив для важности столичное купечество, спорил насчет размера дани, обещал защитить от киммерийцев и возвести в каждом ущелье по форту с надежной стражей. Кайло Киркорыч, плут прижимистый, бился за каждую монету, так что пришлось напомнить его хвастовство – что у гномов золотом крыши кроют да полы мостят. Сошлись на тысяче хайборийских фунтов в год, а на двести фунтов купцы обязались поставить кожу для сапог, сукно для курток и штанов, крупу, вяленое мясо и крепкое пиво, до которого гномы были большие охотники. Затем, в знак особой милости, Клим принял от них шкатулку с алмазами и одарил Кайло Киркорыча кафтаном с королевского плеча, а Лопату и Глузда – шапками алого бархата. С тем они и отправились в Северные горы.

А вот нехайцы еще торчали во дворце, бражничали в три горла и жаловались, что скучают без турниров, охот и других молодецких забав, включая девочек матушки Ужи. К тому же всякий день то принц, то принцесса рвались в думную палату, чтобы напомнить о грядущей свадьбе, о нарядах для будущей королевы, о драгоценных украшениях, землях и замках, которые нужно ей подарить. Клим отговаривался – мол, имущество сира Гаммека еще не получено и извинения князя тоже. А без извинений на замки, земли и прочие дары рассчитывать не стоит – в лучшем случае будут соус бешамель, парфе да пиво для нехайских рыцарей. Очень его тяготили эти визиты, так что Клим, желая отдохнуть душой, посетил прекрасную эльфийку, отужинал с нею и насладился дивным концертом, в котором звучали флейты, арфы и свирели. Дезидерада на сей раз была не игрива, а скорее задумчива, авансов ему не раздавала и коварный мед не поднесла. Когда же случилась музыкальная пауза, зашел у них разговор о предстоящей эльфам дороге, об Огнедышащих горах, Гибельной тропе и о том, что можно двигаться в объезд Подгорья, дабы избежать опасности. Тут и вспомнил Клим про девицу Терине из Плохой Погоды, жертву лютого дракона. Вернулся он в замок и приказал Омривалю доставить ее в думный покой.

Со дня суда девушка похорошела, оживилась, но вела себя скромно и на вопросы отвечала со всеми подробностями. Плохая Погода, ее селение, лежало рядом с Гибельной тропой, а были еще Верхние и Нижние Дубы, и Подкаменье, и Облачный Утес, и другие деревушки, платившие дань дракону. Не считая коров и овец, требовал он всякий год по три-четыре девицы, и жители края полагали эту мзду умеренной – конечно, в сравнении с тем, что мог он облететь десяток поселений, сжигая людей сотнями. На памяти самых древних стариков жертвы никогда не возвращались, а что происходило с ними, о том мнения были различны и, скорее всего, далеки от истины. В Верхних и Нижних Дубах верили, что дракон поедает девиц, но, будучи все-таки тварью разумной, ест в умеренном количестве, дабы не обезлюдить край и не лишиться пропитания. В Плохой Погоде и Подкаменье ходили слухи, что дракону скучно и перед тем, как проглотить девицу, желает он развлечься плясками да песнями. Девицы же ему нужны красивые и ловкие, а если послать неискусную в танцах, будет он гневен и явится чинить расправу над людьми. В Теплых Ключах, Дымной Дыре и Облачном Утесе, стоявших в вечной тени горного хребта, шептались, будто дракон оборачивается в человека с чешуйчатой кожей и насилует девиц – да с такой прытью, что выдержать дольше дня-другого невозможно. Натешится, станет драконом опять и сожрет несчастную жертву.

Выслушав все, что рассказала Терине, Клим произнес:

– Интересные гипотезы – особенно насчет превращений и насилий. Но с тобой ведь такого не случилось?

Девушка вздрогнула и покачала головой.

– Нет, твое величество. Он только смотрел.

– Но и ты на него глядела. Скажи, велик ли этот живоглот? Лапы и клыки здоровые? Какие крылья и какая чешуя? И правда ли, что он выдыхает огонь?

– Выдыхает, мой господин, но о том я слышала от стариков. Говорят, что в драконьем пламени люди сгорают быстрей, чем птичье перышко. А что до его величины, крыльев, лап и клыков… – Девушка задумалась, потом снова покачала рыжеволосой головкой. – Того я не видела, государь, и сказать не могу.

– Как не видела? – удивился Клим. – Ты же была в его пещере! Или с перепугу ничего не помнишь?

Скорчившись, будто от холода, Терине спрятала лицо в ладони и глухо забормотала:

– Помню, помню… Крылья и лапы не видны, только голова и шея… Шея толстая, огромная, в чешуе, а голова больше, чем бык, больше, чем телега… Глаза как две ладони, узкие, зеленые… и гребень, острый гребень…

– Голова и шея, – повторил Клим. – А остальное?

– Остального, государь, я не разглядела.