Клим Ворошилов. Первый Маршал страны Советов. Друг Сталина, враг Хрущёва

Первый маршал едва сдержался, чтобы не рассмеяться: «Так вот куда ты загнул, Никита?! Теперь не производство будет гнаться за удовлетворением спроса, а вы сами будете спрос определять. «Всесторонне учитывать спрос населения…». Вас же Георгий Маленков предупреждал, что вы с огнем играете, нельзя допускать такую огромную диспропорцию в темпах роста группы А по сравнению с производством товаров для народа, вы народ без товаров оставите. А теперь вам мешают деньги на руках у людей. Их обеспечить нечем. Теперь вы цены повышаете и заработки понижаете, уже стахановцев ликвидировали». На душе у Первого маршала было мерзко. Было очевидно, куда ведут страну эти сволочи. Они намеренно будут дискредитировать социализм.

Ночью 31 июля 1907 года Клима снова арестовали. Такого «фрукта», естественно, держали в одиночке. Парню шел 27-й год. Всего только 27-й год, а перевидать он успел столько, что некоторым с лихвой хватило бы на несколько жизней. Если Николай Островский писал о «закаливании стали» на примере мальчишек поколения начала ХХ века, то какой металл выплавлялся из таких климов?..

Впереди у арестанта была полная неизвестность, Ворошилов иллюзий особых не строил насчет своего будущего, просто убить его, без суда, полиция не решилась бы – слишком известная фигура, – но виселица вполне реальной перспективой была. По крайней мере, на каторгу он себе «турпоездку» заработал.

В одиночке было скучно и тоскливо. Развлекался тем, что громко пел «Интернационал», забавляясь заполошными криками надзирателей: «Молчать! Прекратить пение!». И обдумывал всё, что было сделано, искал в своих действиях ошибки, прикидывал, что было сделано необдуманно, что из опыта первой революции пригодится в дальнейшем. Потом в своих воспоминаниях он запишет выводы из этих размышлений: «…нам не удалось создать повсеместно прочного союза с крестьянством; слабо мы работали в армии и не обеспечили широкий переход на сторону революции солдат и матросов; не имели в достатке оружия, слабо и нерешительно использовали его в революционной борьбе против самодержавия; не сумели мы до конца и повсеместно разоблачить оппортунистическую, соглашательскую политику меньшевиков…».

Климент Ефремович тогда, сидя в тюрьме, еще не знал, что спустя сто лет найдутся «исследователи», которые станут на ясном глазу утверждать, будто царизм сам себя развалил, а большевикам осталось только «собрать страну». А то бы не ломал, наверно, себе голову над анализом собственных ошибок, и не напрягался бы в дальнейшей революционной деятельности, как дурак. Просто ждал бы, когда «либералы свергнут царя»…

А у полиции возникла с ним проблема. Арестовать-то арестовали, а что дальше? Оказалось, что вожаку луганских рабочих предъявить в качестве обвинения абсолютно нечего. Вот просто нечего – и всё. Оцените: каждый околоточный знал, что Ворошилов, имевший подпольную кличку «Володин», организовал антиправительственные выступления рабочих, призывал к свержению «законной власти», создавал отряды боевиков, под его руководством власть в городе фактически перешла в руки Совета, нелегально выезжал за границу на съезд антиправительственной партии (конечно, о масштабной контрабанде оружия жандармы ни сном, ни духом)… А улик для суда… ни одной улики не было!

Вот когда кто-то мнит себя умнее, чем «слесарь», то пусть он прикинет свои способности заниматься столь масштабной «преступной деятельностью», при этом соблюдая такой уровень конспирации, что полиции нечего даже в основу уголовного дела положить. Ни одного задокументированного факта «преступной деятельности»!

Два раза пытались привлечь к суду человека, о революционной работе которого знали даже все клопы в рабочих бараках Луганска, и ни разу не смогли набрать достаточных доказательств для суда!

И ведь Ворошилов не один такой был! А его друг – Иосиф Сталин?! Такая же картина. Вот так революция отбирала, учила и закаляла людей!

У полиции оставалась одна возможность навесить обвинение Климу: его собственные признательные показания. Два месяца его пытались допрашивать, крутили и шантажировали. Бесполезно. Арестованный ничего не сказал под протокол интересного, всё отрицал.

Я представляю, как бесилось высшее полицейское начальство, и какими эпитетами награждало луганских «правоохранителей»! Работнички сыска, называется!

В конце концов, постановлением министра внутренних дел отправили Ворошилова в ссылку на три года в Архангельскую губернию, местом ссылки определили городок Пинега.

Заметьте, не по приговору отправили. Ссылка – это административная мера, применялась бессудно.

В Пинеге Климент Ефремович также не стал дожидаться, когда царь сам развалит государство, а сразу по прибытии сколотил из местных ссыльных «шайку» с целью организации побега. Привлек к этому делу польского социалиста Я.П. Бутырина, учителя Лагутина, врача Богутского и при их содействии, в компании молодой одесситки Марии Найды, 22 декабря 1907 года из ссылки сбежал.

Есть слухи, что Мария Найда в ссылке находилась со своим женихом, но, познакомившись с Климом, потеряла голову и составила ему компанию для побега. Сам Климент Ефремович о своих победах над представительницами прекрасной половины человечества молчал как рыба. Настоящий мужик. Но основания под этим слухом есть. Ну не только же ради революции еще в Луганске вокруг «малообразованного» парня вились местные молодые учительницы! Харизма – она и есть харизма…

Понятное дело, что за особо опасным для государства беглецом отрядили погоню, да ориентировки городовым разослали. Бесполезно. Клим добрался до Петербурга, там у местных большевиков разжился фальшивым паспортом и рванул с ним в Баку, к своему другу Кобе. Иосиф Виссарионович другу был только рад, как раз в это время в Баку шла ожесточенная грызня большевиков с меньшевиками, такой «штык», как Ворошилов, был ко времени.

В этот период окончательно сдружились Климент Ефремович и Иосиф Виссарионович, после этого вся их дальнейшая жизнь протекала так, будто они друг без друга дня прожить не могли. Будто судьба их нарочно сводила и сводила вместе.

Клима сразу включили в состав Бакинского комитета партии и поручили организацию профсоюзного движения среди рабочих нефтепромыслов. Ну, Ворошилов и подмял под себя профсоюзное движение нефтедобытчиков. Работал на грани фола, дерзко. Сам находился в розыске, и в то же время открыто обосновался в помещении Биби-Эйбатского отделения союза нефтепромышленных рабочих, вел прием, разбирал заявления, помогал с организацией стачек и забастовок.

Конечно, такое бесконечно долго продолжаться не могло. Какими бы ни были недотепами жандармы, но на след беглого ссыльного они все-таки вышли. Климент Ефремович из Баку успел уехать, добрался до Петербурга. Но там его всё же арестовали и посадили в «Кресты». Опять никаких улик о противоправной деятельности во время побега не нашлось, ограничились новой ссылкой туда же – в Архангельскую губернию. Сначала отправили в город Мезень, затем перевели в Холмогоры. Там с поднадзорным нахлебались лиха! Он им устроил «спокойную службу».

Первое, что Климент Ефремович сделал в Холмогорах – организовал из ссыльных социал-демократическую ячейку. Потом вошел в комитет колонии политссыльных, его избрали председателем товарищеского суда (характеризует это человека?) и председателем местного отделения общества Красного Креста. Это Общество сразу и занялось, кроме помощи ссыльным, организацией и финансированием побегов. И, конечно, началась борьба в среде ссыльных с эсерами и меньшевиками, развернулись прямо под носом у полиции дискуссии с пропагандой ленинских взглядов. Политическая жизнь в Холмогорах забурлила.