Клинки против смерти

— Я буду драться с тобой из-за нее, — сказал Мышелов.

— Согласен, — отозвался Фафхрд, неторопливо вынимая из ножен свой Серый Жезл.

Мышелов схватился за Скальпель.

В этот момент за спиной девушки материализовались из воздуха две личности. Роста в них было в каждом никак не меньше девяти футов, и головами они упирались в потолок. С кончиков их заостренных кверху ушей свисала паутина.

Тот, что был ближе к Мышелову, черный как сажа, обнажил клинок, выкованный из очень темного металла.

В руках другого из незваных гостей, белого как снег, сверкнул длинный серебристый меч. Как показалось Фафхрду, выкован он был из стали и покрыт оловом.

Противник Мышелова, вознамерившись, видно, не затягивать дело, нанес мощный удар. Мышелов парировал его в первой позиции, и острие клинка демона рыскнуло в сторону. Крутанув мечом, Мышелов отсек черному чудищу голову, которая с отвратительным стуком упала на пол и покатилась.

Белый демон атаковал Фафхрда выпадом снизу. Северянин, ловко вывернув свой меч, сумел отразить удар. Вражеский клинок просвистел на волосок от правого виска Фафхрда.

Досадливо топнув ножкой, обнаженная девушка растворилась в воздухе, исчезла — должно быть, прямиком отправилась в ад.

Мышелов собрался было вытереть меч о простыни, но, обнаружив вдруг, что это ни к чему, пожал плечами.

— Не повезло тебе, приятель, — произнес он с деланным сочувствием, — не получилось у тебя позабавиться с такой симпатичной крошкой на куче золота.

Фафхрд, хмурясь, разглядывал лезвие меча, на котором не было ни кровинки.

— Мне жаль тебя, лучший из друзей, — ответил он. — Ты ведь, верно, воочию уже представил, как вы с ней возитесь на твоей груде самоцветов. Белоснежная девичья кожа, матовое сверкание камней — ну, не прелесть ли?

— Катись ты подальше со своими сожаленьями! — огрызнулся Мышелов. — Скажи лучше, откуда тебе известно про самоцветы?

— Откуда? — переспросил Фафхрд, потом призадумался и наконец проговорил: — Наверно, оттуда же, откуда ты узнал про мое золото.

В этот миг обезглавленные трупы демонов растворились в воздухе вместе с отрубленными головами.

— Знаешь, Мышелов, по-моему, тут не обошлось без сверхъестественных сил, — задумчиво, растягивая слова, проговорил Фафхрд.

Мышелов вскинул голову.

— А может, нам с тобой просто померещилось, великий ты мудрец? — скривив губы в усмешке, поинтересовался Мышелов.

— Вряд ли, — возразил Фафхрд, — погляди, оружие-то вон оно, валяется.

— Пожалуй, ты прав, — признал Мышелов, бросив косой взгляд на клинки на полу. — Сдается мне, у старьевщика нам неплохо за них заплатят.

Зазвонил Большой Колокол Ланхмара, который было слышно даже сквозь каменные стены. Двенадцать ударов — полдень, время, когда могильщики вонзают в землю лопаты.

— Запоздалый знак, — объявил Фафхрд. — Теперь мы знаем, откуда взялись те демоны — из Царства Теней, прибежища всех мертвецов.

— Точно, — согласился Мышелов. — Принц Смерть, неугомонный мальчишка, снова попытался заполучить нас к себе.

Фафхрд плеснул в лицо холодной водой из стоявшего возле стены большого таза.

— Что ж, — пробормотал он, — приманка была хоть куда. Откровенно говоря, я не знаю лучшего средства разжечь аппетит перед завтраком, чем вид цветущей девушки, хотя бы чуть обнаженной.

— Ну да, — отозвался Мышелов, крепко зажмурив глаза и растирая лицо ладонью, на которую предварительно капнул светлого бренди. — Конечно, девчушка была для тебя лакомым кусочком. Ты ведь обожаешь молоденьких девиц, развратник этакий!

Фафхрд бросил умываться.

Наступила тишина.

— Так кто, ты сказал, развратник? — невинно справился Фафхрд.

БУМ-ПАМПАМПАМ-БИМ-БАМ-БОМ Перевод К. Королева

язык, Королева К.М., 1992

Как-то раз, когда все молекулы материального мира и импульсы коллективного бессознательного [7] вырвались на свободу, так что на мгновение стало возможным проникнуть из прошлого в будущее или куда-то еще, в студии свободного художника Саймона Гру собрались шестеро великих интеллектуалов.

Среди них был Толли Б.Вашингтон, барабанщик из джаз-банда. Постукивая пальцами по полой африканской деревяшке, он размышлял над композицией, которую думал назвать “Дуэт для гидравлического молота и свистящего водопроводного крана”.

7

Коллективное бессознательное — система установок и типичных реакций, которые исподволь определяют жизнь индивида, источник общечеловеческой символики, в том числе мифов, сновидений, термин, введенный Карлом Г.Юнгом. — Здесь и далее прим. перев.

Там были также Лафкадио Смитс, художник по интерьеру, и Лестер Флегиус, специалист по промышленному дизайну. Они вели между собой весьма интеллектуальную беседу, однако мысли первого из них занимал броский рисунок для ультрамодных обоев, а второго — принципиально новый способ рекламы товаров.

Еще в студии присутствовали психиатр-клинист Гориес Джеймс Макинтош и антрополог Норман Сейлор. Потягивая виски, Гориес Джеймс Макинтош мечтал о временах, когда появятся такие психологические тесты, с помощью которых возможно будет куда полнее, нежели сегодня, проанализировать душевное состояние того или иного пациента. Норман же Сейлор курил трубку и — ни о чем определенном не думал.

Помещение, где располагалась студия, поражало своими размерами. Впрочем, иначе и быть не могло, поскольку произведения Саймона Гру обычно требовали пространства. На полу студии расстелен был холст; высокие и крепкие подмости едва ли не упирались в потолок.

Холст был девственно чист, если не считать слоя молочно-белой грунтовки, на нем не было ни пятнышка краски. Саймон Гру разгуливал по подмостям, перешагивая через двадцать семь банок краски и девять кистей, восьми дюймов каждая. Он готовился к самовыражению — к творческой, если хотите, самореализации. Вот-вот он окунет кисть в банку, поднимет ее над правым плечом и — с размаху опустит вниз. Шлеп! Звук получится такой, словно щелкнули кнутом, и огромное пятно краски расползется по белоснежному холсту. Пятна лягут на полотно одно за другим, образуя случайный, произвольный, спорадический и, следовательно, абсолютно свободный узор, который призван стать основой будущего рисунка, а также определить форму и ритм множества последующих шлепков и, может быть, даже прикосновений кисти к холсту.

Услышав, что шаги Саймона Гру участились, Норман Сейлор поднял голову — причем безо всякой задней мысли. Разумеется, он был хорошо осведомлен о привычке Саймона забрызгивать краской не только полотно, но и всех присутствующих. Именно поэтому на нем был потертый твидовый костюм, который он носил в бытность спортивным инструктором, выцветшая рубашка и старые теннисные туфли. Шляпу Норман предусмотрительно положил так, чтобы за ней не пришлось далеко тянуться. Кресло его, равно как и кресла четырех других интеллектуалов, придвинуто было к стене, ибо холст, над которым трудился Саймон, был велик даже по собственным меркам художника.