Клинки сверкают ярко

В нише находилось отверстие, и из него постоянно шел жар. Я не знал, что находится внизу, и однажды решил проверить, насколько там глубоко, но звука падения того, что бросил в колодец, не услышал. Иногда я использовал дыру, чтобы разогревать пищу.

Некоторое время я наблюдал, как вращаются стрелки, потом приложил палец к родимому пятну, закрыл глаза и попытался отрешиться от окружающего. Здесь я еще ни разу не пытался воспользоваться меткой. Когда-то Лоскутер сказал, что вся мощь Старых гор не сможет помешать визиту в Патину. Патина всеобъемлюща и всепроникающа. К тому же магия в ней чересчур рассеяна, чтобы горы воспротивились. Но я предпочитал не рисковать по другой причине. Меня могли обнаружить, вот и все. А теперь…

Картинка окружающей меня реальности еще плавала под веками, но быстро темнела и расплывалась. Я лежал неподвижно, очень четко чувствуя, кто я и где нахожусь, ясно осознавая толщу каменных сводов вокруг и ток холодного воздуха, слышал падение капель и щелканье механизма в водяных часах…

В темном пространстве появилась белая точка. Она плавала под веками в медленном ритме, лениво пульсируя тусклым неживым светом.

Точка позеленела. Теперь вокруг нее двигались тени, извивались, проходя друг сквозь друга, плоскости, состоящие словно из серого марева… а еще размытые пятна бледно-синего и иногда бурого оттенков клубились в невообразимой глубине…

Точка увеличилась, превратившись в сгусток мерцания, от нее стремительно протянулся дрожащий завиток холодного огня. Он высветил еще одну точку, чуть дальше; свет разбегался, зажигая другие точки, а от них — еще дальше, во все стороны одновременно…

Они бесшумной вспышкой озарили темное пространство, и Патина разгорелась мириадами мерцающих узелков-входов.

2

Я висел над бесконечной плоскостью из соединенных завитками огня зеленоватых точек. Казалось — в каждой из них заключен целый мир, хотя на самом деле точки были всего лишь хрустальными шарами или родимыми пятнами на запястьях.

Приглядевшись, я понял, что с тех пор, как в последний раз находился здесь, кое-что изменилось. Исчезла область Абрикосового Рассвета, раньше узким клином рассекавшая Безоблачность и Маленький Кардиган, а эти последние разрослись, особенно Кардиган, который теперь уж не был Маленьким. На севере, где обитали полудикие кочевники-аскеты и где раньше вообще не было никаких узелков, поскольку аскетские шаманы именовали Патину «Сетью Другого» и отказывались сотрудничать, возникла небольшая область. Кто-то из шаманов решил, что стоит идти в ногу со временем… Остальные области несколько изменили очертания: одни увеличились, другие уменьшились, но Колониальное Единство, одно из самых больших и центральное во всем массиве, я нашел сразу.

Я стал опускаться и, хотя еще ни с кем не вошел в связь, но слышал, приближаясь к Единству, как мертвая тишина наполняется звуками. Бессмысленный шепот — эхо множества мыслей, просачивавшихся сюда сквозь многочисленные метки разных людей, потрескивание статической магии и беспорядочные шорохи. Плоскость, состоящая из меток-входов и соединявших их завитков, осталась далеко вверху, расплывчатые тени обволокли меня, шум усилился. Я опустился еще ниже, и Колониальное Единство распростерлось вокруг во всей своей блеклой красе.

Я направился в сторону Эплейского нома, осмотрел его с высоты, заметил Сирое Пятно и устремился к нему. По мере того, как я опускался, изменялись перспектива и детали. Подо мной словно провернулись элементы игрушечного калейдоскопа, похожего на те, что купцы привозят из-за океана, но не яркого и аляповатого, а бесцветного. Сирое Пятно увеличилось, овал его разросся и вскоре занял все поле зрения, обнаружив внутри себя множество точек. Выбрав юго-западную, я опустился к ней, и все повторилось: пятно-овал постепенно стало таким необъятным, что тоже пропало, а точка увеличилась, и открылось, что внутри нее есть…

… этот зал. Прорвавшись сквозь его потолок, я опустился на мраморный, иссеченный трещинами пол. Точка подстроила меня под свой антураж — я обнаружил, что воплотился здесь в виде фигуры в длинном темном плаще с наброшенным на голову капюшоном. Лица своего я, естественно, не видел, но вокруг бродило в безмолвии множество гостей с одинаковыми лицами — вытянутыми и изможденными.

Судя по всему, это был зал некрологов, а поскольку Сирым Искусством на континенте называли магию, то, соответственно, здесь помещались некрологи магов.

Пол, хотя и мраморный, мягко пружинил под ногами, потолок не просматривался. Дымные горизонтальные слои лениво клубились по залу, фигуры в плащах бродили между колоннами. На каждой колонне висел портрет и была высечена надпись. Звучали очень тихие, неразборчивые голоса, плач и причитание, издаваемые не посетителями, а словно самим пространством, в котором мы находились.

Выглядело все очень реальным. Мрамор, тяжелые занавеси на высоких стрельчатых окнах, портреты и фигуры существовали лишь в иллюзорном пространстве Патины, но область была солидной, и маги, обслуживавшие Эплейский ном, хорошо знали свое ремесло: иллюзию отличала достоверность. Я пошел туда, где возле особенно массивной колонны толпилось больше всего фигур. Шагов своих я не слышал, но полы плаща издавали тихий шелест.

При ближайшем рассмотрении оказалось, что капитель колонны выполнена в псевдомингрейском стиле. Четыре горгульи застыли, сцепив хвосты и прижав к груди лапы. На колонне был помещен объемный портрет. Его, словно окно, обрамляла треугольная рама с завитушками. С портрета на меня смотрел Микоэль Неклон.

Искусство неизвестного художника-мага преобразило черты старого негодяя. Лицо Неклона всегда было хищным, плотоядным. Сейчас же с портрета на меня смотрел благообразный, мудрый старец, всю жизнь положивший на алтарь служения народу Кадиллиц. Подбородок казался не таким массивным, глаза стали шире, нос — короче и прямее. Высеченная в мраморе надпись гласила:

МИКОЭЛЬ НЕКЛОН, ПОСВЯЩЕННЫЙ СИРОГО ИСКУССТВА.

РОДИЛСЯ 372, УМЕР — 482.

ПОСЛЕДНИЕ СЕМЬ ЛЕТ ЖИЗНИ БЫЛ ПЕРВЫМ МАГОМ

ПРОТЕКТОРА КАДИЛЛИЦ БЕЗЫМЯННОГО-9.

ТЕМНАЯ ПАМЯТЬ ВО ВЕКИ ВЕКОВ!

Изможденные фигуры стояли, разглядывая портрет с надписью и о чем-то негромко переговариваясь. Я попятился, выбираясь из толпы, отошел в глубь зала, к колонне почившего четыре столетия назад Мага Трав и Мха Безкарсула. Здесь никого не было, и я остановился,. привалившись плечом к старому мрамору.

Я бы закрыл глаза, но хозяева зала некрологов такого не предусмотрели. Веки отсутствовали, так что я просто стоял и бездумно пялился на колонну.

Микоэль Неклон и в самом деле умер.

Я мог возвращаться.

Времени на сборы ушло всего ничего. Кошель с деньгами и, конечно же, оружие, хотя его и было немного. Беручи — два усеянных острыми шипами железных шарика на тонкой длинной цепочке — разместились на поясном ремне вместе с кинжалом и свернутой кольцами длинной веревкой. Я очень уж спешно покинул тогда Кадиллицы и не успел собраться в дорогу, а ржавое оружие, оставшееся от бывших хозяев лагеря, уже никуда не годилось.