Клинок предателя
Шрифт:
— Мы не сможем отыскать убийцу, — сказал я. — У нас не получится рассказать, кого мы видели в комнате, мы даже описать ее не сможем. Через пару часов весь Солат будет искать именно нас.
Брасти всплеснул руками.
— Поэтому мы бежим. Опять. Как трусы.
— И это у нас неплохо получается, — заметил Кест.
— Если каждый день упражняться, можно научиться чему хочешь.
— Поедем к рынку караванов, — решил я. — Констебли разыскивают нас по всему городу: они знают, что мы попытаемся спрятаться, поэтому захотят поймать нас прежде, чем мы уйдем в подполье. Но на караванном рынке пока еще ни о чем не известно.
— Блестяще, — съязвил Брасти, аплодируя. — Караванный рынок. И это меня здесь считают самым недалеким.
—
— Я думал, ты не умеешь шутить.
— А я и не шучу.
Я слушал, как эти двое перебрасываются колкостями, и раздумывал над ситуацией. Единственный шанс выбраться из города и подзаработать денег — это наняться поединщиками или охранниками в какой–нибудь караван. В наше время воин, умеющий фехтовать, дает огромное преимущество в пути. Но мало кто из караванщиков, кроме лорда Тремонди, отважится нанять «шкурников», а значит, нам придется соглашаться на любые условия, причем быстро, пока констебли не решат обыскать рынок. Я подозревал, что туда они заглянут в самую последнюю очередь. Слухи о том, что в городе жестоко убили лорда–предводителя, распространятся быстро, и это, несомненно, скажется на торговле. Для города будет лучше, если констебли станут помалкивать. Для нас, впрочем, тоже.
— Давайте придерживаться плана, — наконец сказал я. — Мы отправились в путь с лордом Тремонди, потому что он собирался поехать на юг, а мы хотели попасть в Бэрн, так? Денег у нас нет, и даже если бы нам удалось выскользнуть из города обычным путем, то без монет мы далеко не уедем. Остается караванный рынок. Попробуем найти работу в каком–нибудь караване и выйти с ним из города через Рыночные ворота. Констебли их не стерегут, так что меньше шансов, что нас схватят.
— А как же планы Тремонди? Чтобы плащеносцы стали хранителями торговых путей? — спросил Брасти.
— Скорей всего, они умерли вместе с самим Тремонди, — ответил Кест.
Мне пришлось с ним согласиться.
— Даже если кто–то и поставит этот вопрос на голосование, шансов победить у них теперь никаких.
— Что ж, Фалькио, — сказал Брасти голосом, загустевшим от ярости и раздражения, — позволь мне первым лично поблагодарить тебя за то, что теперь мы все умрем в бесплодной попытке помочь тебе обрести искупление!
— У нас все еще есть шанс, Брасти: даже Тремонди слышал, что королевские самоцветы находятся в Бэрне.
— Ну конечно! Это лишь слухи, такие же, как насчет Шеверана и проклятого Рижу. «Ищи среди наименьших из благородных семейств». Что это вообще означает? Никто из них не хочет иметь с нами дела…
— Если мы найдем…
Он отвернулся.
Мне не следовало, но я все–таки сказал:
— Это мое заклятие, Брасти. Последнее, о чем попросил меня король.
За неделю до того, как герцогское войско захватило замок, король встретился с каждым из ста сорока четырех плащеносцев лично, и каждому из нас он дал особое поручение — «заклятие». Скорей всего, вычитал это слово в какой–то древней книге. Одних он заставил поклясться, что они сохранят все в тайне, других — нет. Мне он поручил найти королевские чароиты. Раньше я о них никогда не слышал, но король не в первый раз приказывал мне сделать что–то, не объясняя подробностей.
Брасти снова всплеснул руками.
— Идиот, он нам всем дал заклятья. Тебе, мне, Кесту и всем остальным. Но король мертв, Фалькио. Они убили его, а мы стояли рядом и позволили герцогам захватить замок. А когда они с ним расправились, водрузили его голову на шест и выставили на всеобщее обозрение, мы даже пальцем не шевельнули. По твоему приказу.
— Не начинай, — предупредил его Кест, но Брасти уже несло.
— А ты, твоя величайшая чертова задница! Что делал самый быстрый клинок в мире, пока они убивали короля? Отдыхал в ножнах?
— Что–то я не видел, чтобы твои стрелы летали, — спокойно отозвался Кест.
— Не видел, потому что я такой же послушный жалкий магистратишка, как и ты.
Ну и что теперь? Мы жизни свои положили ради нашей глупой мечты, а теперь она мертва, а мы всего лишь проклятые богами глупцы, которые до сих пор этого не поняли.— Если это всего лишь глупая шутка, то почему ты никогда не рассказывал нам о своем заклятье, Брасти? — спросил я. — Потому что он приказал тебе хранить все в тайне, не так ли?
Брасти отвернулся, но я схватил его за плечо и развернул.
— Если всё, что заботило короля, умерло там вместе с ним, почему ты до сих пор хранишь его тайну? Я тебе скажу почему, Брасти: потому что мечты не умирают, если мы продолжаем в них верить. — Сказав это, я сразу же понял, что совершил ошибку.
— Проклятые святые, Фалькио, да ты еще хуже! — заорал Брасти так, что я съежился. — Ты купился на все эти слова о правосудии и свободе точно так же, как и Пэлис. — Он распростер руки. — Оглянись, Фалькио. Люди нас ненавидят — нет, даже хуже, они нас презирают. Они проклинают наши имена. Когда человек творит что–то ужасное, чему и слова нельзя придумать, они называют его шкурником. Я не хочу так жить.
— Думаешь, крестьянам легче? Или любому другому, живущему под игом герцогов, этих самозваных принцев? Они правят своими землями, как боги, и только король и мы держали их в узде.
— Только не заводи мне эту «Песнь крестьянина», Фалькио. Я родился таким же бедным, как и ты, и на коне проскакал не меньше твоего. Рисковал жизнью много раз и готов был погибнуть смертью героя. Но смерти предателя я не хочу. Это неправильно, не…
— Несправедливо? — спросил Кест.
Брасти замолчал, на лице его промелькнула боль. Когда я с ним познакомился, он был вполне доволен своей судьбой. Жил так, словно мир — золотой плащ на его плечах, и в каждом его шаге звучала уверенность — у Брасти все отлично, и в мире тоже все отлично. Спустя пять минут он вновь натянет эту маску, и никто даже не заметит разницу.
Теперь ему только это и осталось — маска. А под ней сплошная печаль, он предан всем и всеми, прежде всего мной. Как скоро придет тот день, когда Брасти презрит мой приказ и отправится грабить мертвых? Сколько из нас уже встали на путь грабежа и разбоя ради того, чтобы выжить? Не так давно мы были героями — теперь же мы предатели с грамотами о бессмысленном помиловании, не имеющие ни союзников, ни цели.
Может, мы и впрямь стали «драными шкурами».
Кест что–то сказал Брасти, тот ответил, но я уже не разобрал слов. Пять лет я следовал за единственной подсказкой, которую дал мне король. Искал союзников среди наименьших из благородных семейств. Многие из них погибли от руки герцогских рыцарей по ложным обвинениям, а те, кто еще остался, отказывались связываться с плащеносцами. Но были и исключения: слуга леди Лаффаристе, некогда наперсницы короля, передал мне записку с торопливыми каракулями. В ней говорилось: «Не сейчас. Им нужно еще время». Слабая надежда, и для Брасти ее недостаточно, несмотря на то, каким верным он остался под всей этой наносной бравадой. Мы неоднократно спорили о последнем приказе короля, и никто из нас не мог победить в этом споре. Либо королевские чароиты в самом деле где–то есть, и мы их найдем, либо закончим дни, болтаясь где–нибудь в петле.
Я оседлал лошадь и поехал по мощеным улицам в сторону рынка, предполагая, что Кест и Брасти в конце концов последуют за мной. Но в тот миг мне уже было все равно.
Нам потребовался час, чтобы от центра города добраться до рынка караванов и не попасться. Я все еще считал, что нам лучше всего отправиться на юг в Бэрн, где, по сведениям лорда Тремонди, находился один из королевских чароитов. По слухам, он «разгуливал» по побережью неподалеку от Шеверана. Брасти ворчал, что мы понятия не имеем, где находятся самоцветы, — и это было правдой, но ничего лучше он не придумал. Нам следовало выбраться из Солата, нас ненавидели на севере от Рижу до Орисона — вообще–то нас нигде особенно не любили.