Клинок Шарпа

– Итак, он сбежал?

– Совершенно верно.

– А Шарп?

Кертис всплеснул руками, потом молитвенно сложил пальцы:

– Он кричал, ужасно кричал. Потом перестал, и я снова открыл дверь...

Хоган только теперь отважился произнести нужное слово:

– Мертв?

Кертис пожал плечами:

– Не знаю, – в голосе старика не было надежды.

Хоган попросил снова рассказать историю от начала до конца, как будто какая-то забытая деталь могла изменить концовку, но лицо его, когда дверь кабинета Кертиса закрылась за ним, было суровым. Он медленно спустился по витой лестнице, ничего не объясняя Прайсу, и прошел к хиругам. Он приказывал, запугивал их, используя весь авторитет штабного начальства, но ничего не добился: один занимался офицером с пулевым ранением, и тот выжил, но он был из португальских частей. Британских офицеров с огнестрельными ранами не было.

– Но у нас есть несколько рядовых.

– О боги! Офицер-стрелок! Капитан Шарп!

– Он? – хирург пожал плечами. – Мы о нем слышали. Что случилось?

– Подстрелили, – Хоган пытался сохранять терпение.

Хирург покачал головой, от него пахло вином – похоже, он пил весь день:

– Если бы его здесь подстрелили, сэр, мы бы его видели. Единственное объяснение – что ему наша помощь была уже не нужна. Сожалею, сэр.

– Имеете в виду, что он мертв?

Хирург снова пожал плечами:

– А наверху смотрели? Там его нет? – Хоган отрицательно мотнул головой. Хирург махнул скальпелем в сторону двора: – Спросите у могильщиков.

По одной стороне колледжа располагался дворик, где в лучшие времена жили слуги: колледж был тогда полон студентов-ирландцев, изучавших запрещенное англичанами католичество. Во дворике Хоган нашел могильщиков: они заколачивали гробы и зашивали мешки-саваны на французах. Шарпа они не помнили. Вонь в маленьком дворике стояла чудовищная: тела лежали там, куда их бросили, а сами могильщики, похоже, сидели на ромовой диете. Хоган обратился к самому трезвому из тех, кого смог найти:

– Расскажи, в чем твоя работа.

– Сэр? – человек был одноглазым, с разрубленной щекой, но, казалось, понимал, о чем его спрашивают. В глазах его светилась гордость: как же, им заинтересовался офицер! – Мы их зарываем, сэр.

– Я знаю. Расскажи, как это происходит, – если Хогану удастся хотя бы найти тело Шарпа, главный вопрос будет решен.

Человек чихнул. В руках его была игла и суровая нитка.

– Зашиваем всех лягушатников, сэр, если они, конечно, не офицеры – тем гроб положен. Хороший гроб, сэр.

– А британцы?

– О, тем гроб, конечно, сэр. Если найдется, конечно, – иначе зашьем так же. А если кончатся мешки, сэр, просто протыкаем и зарываем.

– Протыкаете?

Могильщик моргнул здоровым глазом, разгоряченный собственными объяснениями. У ног его лежал французский солдат, лицо его уже осунулось, мешок был наполовину прошит крупными стежками. Могильщик взял иглу и проткнул ею нос француза:

– Глядите, сэр: не кровавит. Значит, он и не живой уже, понимаете ли, сэр. А был бы, так дергался. Был такой дня четыре назад, – он взглянул на одного из своих омерзительных дружков. – Четыре дня назад, да, Чарли? Того шропширца еще кровью рвало, – он снова поднял глаза на Хогана. – Не особенно приятно, когда тебя заживо зароют, сэр. Малость спокойней, сэр, знать, что мы здесь и приглядим, чтобы вы и в самом деле умерли.

Благодарность Хогана была далека от искренней. Он указал на груду грубо сколоченных гробов:

– В них хороните?

– Храни вас Бог, сэр, нет. Французов вот мы прямо в яму сваливаем. Ну, иногда еще табличку ставим, сэр. Я имею в виду, сэр, чего с ними церемониться? Вы бы видели, сэр, как они с нашими обращаются, если понимаете, о чем я. А вот их офицеры – другое дело. Они могут и получить...

Хоган прервал его:

– Британцы, идиот! С ними что делают?

Могильщик-перфекционист обиженно пожал плечами:

– Их приятели забирают, нет? В смысле, батальон, сэр. И настоящие похороны, сэр. Чтоб священник был. Вон они, там, ждут, пока за ними придут.

– А если неизвестно, кто они?

– Зашиваем, сэр.

– А где те, кого сегодня привезли?

– По-разному, сэр. Кого-то уж увезли, кто-то ждет, пока за ним придут, а кого-то, как того джентльмена, готовим вот, – он вложил в эти слова все свое достоинство.

Шарпа не было ни в одном из гробов. Сержант Хакфилд откинул все крышки, но лица были ему незнакомы. Хоган вздохнул, глянул на приютившихся под крышей ласточек и кинул Прайсу:

– Может, он уже похоронен? Я не понимаю: здесь его нет, в палате тоже, – Хоган и сам не верил своим словам.

– Сэр? – Хакфилд рылся в груде снятых с трупов мундиров, сложенных в углу дворика. Наконец, он вытащил рейтузы Шарпа, безошибочно узнаваемые зеленые рейтузы, снятые Шарпом с мертвого французского офицера из Императорской гвардии. Хоган опознал их так же быстро, как и Хакфилд.

Он повернулся к одноглазому, чьи стежки в присутствии офицера стали мельче и аккуратнее:

– Чья это одежда?

– Мертвых, сэр.

– Помнишь, с кого вот это?

Тот прищурил единственный глаз:

– Мы их получаем голыми, сэр, всех, а одежду потом. Ее уж до нас всю проглядят, мы только сжигаем, – он уставился на рейтузы: – А французские вроде?

– Откуда ж ты знаешь, где тела французов?

– Нам говорят, когда приносят, сэр.

Хоган повернулся к Хакфилду и ткнул пальцем в сторону мешков с телами французов:

– Открывайте, сержант, – присмотревшись, он разглядел на рейтузах огромное кровавое пятно. Бесполезно: с такими ранами не живут.

Могильщик возмутился, когда Хакфилд начал вспарывать серые мешки, но Хоган прикрикнул на него. Вместе с Прайсом они вглядывались в каждое открывающееся лицо: никто из мертвых не был Шарпом. Хоган повернулся к могильщику:

– Кого-то уже похоронили?

– Господи, конечно! Две телеги привезли сегодня днем, сэр.

Значит, Шарп похоронен в общей могиле с врагами. Хоган чуть не разрыдался. Он нервно сглотнул, постучал ногой об ногу, как будто замерз, и глянул на Прайса:

– Теперь это ваша рота, лейтенант.

– Нет, сэр!

Хоган мягко произнес:

– Да. Завтра утром уходите. Батальон найдете у Сан-Кристобаля. Придется все объяснить майору Форресту.

Прайс упорно качал головой:

– Мы же не нашли его, сэр. По крайней мере, ему нужны приличные похороны!

– Хотите разрыть уже похороненных?

– Да, сэр.

Хоган покачал головой:

– Завтра дадите залп над общей могилой. Это все.

Да, это все, думал Хоган, направляясь к штабу, все, чего мог желать Шарп. Нет, не так: он не знал, чего мог желать Шарп, кроме успеха. Он всегда хотел доказать, что человек, поднявшийся из низов, может быть столь же хорош, как и любой из привилегированного класса. Пусть лучше покоится с миром, чем поймет, сколь несбыточна его мечта. Но Хоган тут же отмел и эту мысль: нет, не лучше. Шарп был беспокойным, честолюбивым, но однажды, думал Хоган, его честолюбие могло быть удовлетворено. Хоган даже немного обижался на Шарпа за то, что тот был убит: друзья так не поступают. Представить себя без Шарпа было сложно: стрелок всегда мог перевернуть все с ног на голову, привнести азарт в скуку – а теперь все кончилось, друг погиб.