Клио и Огюст. Очерки исторической социологии

Со временем уровень производства повышался – возникла возможность оставлять работнику чуть больше, чем кусок хлеба и обрывок грубой материи для прикрытия наготы. Сложился феодализм, при котором классами-антагонистами стали землевладельцы-феодалы, и жившие на их земле феодально-зависимые крестьяне. Крестьянин уже мог владеть домом, иметь семью и подсобное хозяйство. Но тем не менее феодал забирал у него существенную часть урожая за пользование его, феодала, землей. Иногда это могло оформляться как «аренда», но не было арендой по сути, поскольку крестьянин не имел возможности отказаться от нее и уйти от хозяина. Феодал-рыцарь, грозя латной рукавицей, держал крестьянина в повиновении, вынуждая его делиться не только урожаем, но и всем, что было ценного: вплоть до права первой ночи с подданными невестами. При всем при том эксплуатация зависимого крестьянина была в чем-то проще и совершеннее, чем эксплуатация раба. Рабу нечего было терять, и поэтому он в любой момент готов был на бунт и кровопролитие. Крестьянин в этом смысле был существенно более уязвим: у него была жена, были дети, было налаженное хозяйство – ему было что терять. Рабовладение и феодализм роднит внеэкономическое принуждение, основанное на силе и власти над личностью эксплуатируемого.

Шло время, общество развивалось. И в конце концов пришла эпоха капитализма – общества, современного Марксу. При капитализме никто не заставляет эксплуатируемого (в данном случае это пролетарий) работать при помощи непосредственной угрозы применения физической силы. Для этого используются экономические рычаги. Капиталист располагает средствами производства: он владеет заводом, фабрикой или капиталом. Не владеющий такими активами человек поступает на фабрику рабочим и вынужден продавать свою рабочую силу за неимением лучшего. Никто не держит рабочего на фабрике. Напротив, при всякой сложной ситуации капиталист норовит выгнать его. Но нужда заставляет рабочего раз за разом возвращаться и продавать свою силу всё дешевле и дешевле. Распределение происходит так, что хозяину условно из заработанной сотни достается пятьдесят (рублей, долларов, пиастров и т. д.). А десять рабочих имеют по пятерке. Это в лучшем случае. А может быть и хуже: из заработанной на фабрике сотни капиталист возьмет себе семьдесят, а рабочим достанется по трояку.

Из этого расклада Маркс предсказывал будущее развитие социально-экономической системы. Когда рабочим станет совсем невмоготу, когда они осознают бедственность и несправедливость своего положения, произойдет революция. Капиталисты будут свергнуты, заводы и фабрики станут общенародной собственностью. Заработанная сотня будет делиться на всех рабочих – им достанется по десятке. Конечно, никто уж не будет жить так шикарно, как мог позволить себе жить капиталист. Но каждый рабочий будет иметь прочный достаток.

В теории эта концепция выглядела убедительно и привлекательно. Чувство справедливости заставляло людей становиться под знамена марксова учения и надеяться реализовать его на практике. Будущее виделось светлым и справедливым. Более того, в нашей стране в ходе революции победили большевики, теоретической базой которых был марксизм. Был проведен грандиозный «эксперимент» по проверке этой социальной теории на практике. Увы, жизнь показала, что стройная теоретическая система в реальной жизни не работает.

Почему не сработала теория Маркса? Однозначного ответа на этот вопрос до сих пор не дано. Наиболее вероятная версия заключается в том, что главной помехой стало изначальное неравенство самих людей. Если вернуться к примеру тех гипотетических десяти рабочих, которые стали получать по десятке, то справедливость здесь оказалась мнимая. Ведь получали они все поровну, а работали в меру своих сил, которые у разных людей разные. Любая попытка учитывать природное неравенство приводит к тому, что один человек неуклонно становится богаче, а другой – беднее. Эта ситуация имеет тенденцию к углублению. Если же равенство получаемой доли сохраняется вне зависимости от личного вклада, это приводит к тому, что лучшие работники теряют мотивацию к напряженному труду и начинают подравниваться под худших. Это ведет к коллапсу экономическую систему в целом.

Как этого можно избежать? В советское время надежды возлагались на воспитание «нового коммунистического человека», который работал бы с полной выкладкой даже в том случае, если у него не было материальной заинтересованности в этом. Но, увы, такой человек сформирован так и не был. Трудолюбие (если это не трудоголизм) оказалось тесно связано с личной заинтересованностью. Разнонаправленность миллионов частных интересов погубили коммунистическую систему на корню.

Возможные ответы на не разрешенные марксизмом вопросы даны в работе американского социолога Ричарда Лахтмана. По его мнению, суть истории составляет не только конфликт класса господствующего, но и конфликты внутри господствующего класса – между разными его группами. В своей книге «Капиталисты поневоле» Лахтман пишет: «Маркс и его последователи не способны объяснить, почему конфликты между одними и теми же классами в разное время приводят к различным результатам, даже если положение подчиненного класса в производственных отношениях неизменно. Теория конфликта элит справляется с этой проблемой, признавая, что элиты определяются по своим возможностям упредить те изменения в производственных отношениях, которые угрожают их автономии. Подчиненный класс, напротив, не способен сопротивляться разным маневрам элит, которые увеличивают силу одной из них за счет другой. Эта неспособность – определяющая в вопросе подчинения класса-производителя. Это важная часть самой основы коллективного правления элит над неэлитами, и именно из-за нее изменения в классовых отношениях должны дожидаться изменений в элитных отношениях» [14] . Сейчас сложно сказать, сможет ли теория Лахтмана осветить все вопросы, которые история ставит перед социологией. Но одно можно утверждать совершенно точно: события, произошедшие в России в конце XX–XXI в. и на Украине в начале XXI в., классической марксистской теорией описываются весьма блекло. Теория Лахтмана дает более глубокое понимание. Ни в том, ни в другом случае речь, конечно, не идет ни о «буржуазных», ни о «феодальных» революциях. Речь не идет о противостоянии «демократических сил» «патриотическим» и пр. Произошедшее необходимо понимать как конфликт элит, взявших на вооружение разнообразные лозунги. «Последствия элитных конфликтов для классовых отношений являются косвенными. Конфликты элит увеличивают способности одного или другого класса, сокращая разделение внутри него. Когда конфликты стирают разделение элит, выжившая элита получает преимущество над классом-производителем потому, что она больше не ограничена в своих действиях способностями конкурирующей элиты. Способности подчиненного класса увеличиваются и в том случае, если фракции внутри этого класса, некогда связанные с разными организациями элит, способны объединиться против недавно укрупнившейся элиты» [15] .

14

Лахтман Р. Капиталисты поневоле: конфликт элит и экономические преобразования в Европе раннего Нового времени / Пер. с англ. А. Лазарева. М.: Территория будущего, 2010. С. 39.

15

Там же. С. 39–40.

Важной частью теории Маркса было то, что в качестве основного инструмента общественного развития он рассматривал революцию. Изменения в обществе накапливаются постепенно, увеличиваясь количественно, затем происходит качественный скачок – революция. И развитие переходит на новый уровень. Маркс считал революцию нормой развития. Противоположную точку зрения занимал английский философ Герберт Спенсер, автор концепции социальных институтов. По его мнению, революция – это признак болезни общества, нарушение нормы. Для того чтобы общество нормально развивалось, обновление должно происходить перманентно. Новые силы должны приходить на смену старым и отжившим постоянно, противоречия между ними не должны накапливаться и приводить к кризисам.

Существенной помехой нормальному развитию Спенсер считал социальную поддержку, позволяющую неспособным людям сохранять свои социальные позиции. Спенсер уподоблял общество организму, и вообще был сторонником биологизаторства социологии. Залог сохранения здоровой популяции он видел в «естественном отборе», оставляющем на плаву сильных и уничтожающем слабых.

Воззрения Спенсера оказали весьма существенное влияние на развитие западного общества с присущими ему идеалами меритократии. Для меритократии важно, чтобы наиболее способный и подготовленный человек занял более высокую социальную позицию. В российском обществе преобладают иные приоритеты. Начальник, хладнокровно избавляющийся от слабых работников (больных, беременных женщин, многодетных матерей), рискует прослыть бездушным и жестоким человеком. Преподаватель, ставящий двойки неуспевающим студентам, будет порицаем не только учениками и их родителями, но и администрацией вуза. Физически и умственно слабый человек имеет в России почти те же карьерные перспективы, что и сильный и умный.

С одной стороны, это сохраняет богатство человеческого разнообразия. Известно немало случаев, когда школьные троечники (А. С. Пушкин, А. Эйнштейн и пр.) становились великими творцами: писателями, поэтами и учеными. Поэтому русская культура дала миру немало великих революционных достижений в области искусства и науки. Она позволяет человеку, чей путь развития отличается от стандартного, сохранить доступ к возможностям социальной реализации.

С другой стороны, на элементарном базовом уровне отсутствие меритократии приводит к тому, что общественная система работает неэффективно. Должности заполняются неумными лентяями, кое-как по доброте и снисходительности преподавателей добредшими до диплома. Основным фактором при приеме на работу являются не личные достижения и качества, а родственные и дружеские связи.

Европейские философы и ученые заложили теоретические основы социологии. Но на уровень востребованной практической дисциплины ее вывели социологи американские. Вообще социология может считаться американской наукой. Именно в США социологию и социологов стали активно привлекать к решению проблем в бизнесе и торговле. Американцы с присущей им деловой хваткой стали привлекать социологов для оптимизации производственного процесса.

Один из первых примеров такой оптимизации дал Фредерик Тейлор, автор системы, называемой НОТ (научная организация труда) и «тейлоризм». Иногда эту систему именуют «потогонной» и не без оснований.

Фредерик Тейлор пришел в науку из производства и бизнеса. Понаблюдав, будучи мастером, за внутренним движением рабочих в мастерской, он пришел к выводу, что много времени и сил тратится нерационально. И предложил устроить строгий хронометраж. Он взял самого ловкого рабочего, попросил его работать максимально быстро, и на основании этого составил норматив, обязательный не только для ловких и быстрых, но вообще для всех рабочих. Тех, кто не укладывался в норматив, наказывали рублем (или, точнее, долларом).