Клизмой по профессионализму (рассказы и повесть)
Шрифт:
От неудачи краснолапый ошалел, не признал в Мишке товарища по несчастью, когда тот поплыл за своей собственностью. Гусь заполошно рванул по акватории в дальний угол. Хотя, к сожалению, углов на пруду не было, круглый по всему периметру, так что загнать Мишке-бесштанному птицу некуда. Скорость у того гуся была такой, что его перед одеванием в плавки впятером ловили.
– Нырком подплывай!
– советовали Мишке озорники.
– И за ноги, за ноги его!
Во время гонок девчонки подошли. Муся Маслобойникова в их числе. Она быстро разведала причину веселья.
– Гюльчатай, - крикнула Мишке.
–
– Гюльчатай, - подхватили остальные девчонки.
– Смотрите!
– отчаялся поймать гуся Мишка.
И нырнул, сверкнув незагорелой задницей. После чего поплыл на другой берег.
– Гуся тогда поймали?
– спросила Муся.
– Не помню. Брюки Мишке в тальник, где он отсиживался, кто-то принес.
– Долгополову всю жизнь не везло. Из интерната выгнали за полгода до выпускного.
– Тонька Назарова спровоцировала своими...
– хихикнул Петюня.
– Видел бы ты, как директор снимал их с портрета. Мы с девчонками заходим, а он стоит на столе под потолком и двумя пальцами, как таракана, берет...
– Что берет?
– спросила Петюнина жена
– Вы не знаете эту историю?
– засмеялась Муся.
Наперебой одноклассники стали рассказывать...
В родной их деревне школа была восьмилетка. Продолжали образование до полного среднего в интернате.
В десятом классе порядком разгильдяистый Мишка заходит в комнату девчонок с намерением взять в долг тетрадку. Брать оказалось не у кого одноклассницы куда-то запропастились. Зато на спинке кровати у Тоньки Назаровой кокетливо сушатся малиновые панталончики.
Где им, собственно, после постирушки сушится? Не дом, во дворе не повесишь.
"Ух, ты!
– восхитился Мишка.
– Какие она носит!"
После чего хвать панталончики. На стол вскочил и на портрет вождя партии Владимира Ильича Ленина повесил.
"Вверху быстрее высохнут", - шкодно полюбовался содеянным.
И скоренько покинул девчоночий будуар, дабы хозяйки, вернувшись, не отколошматили.
На его беду первыми пришли не они, а директор интерната. Вместе с проверяющим из РАЙОНО. Тот захотел ознакомиться с жилищными условиями воспитанников. Многоопытный директор, дабы сразу создать благоприятное мнение, повел к десятиклассницам. Глядишь, на этой образцово-показательной комнате проверка и закончится.
– Неплохо, - оценил проверяющий, - очень даже неплохо.
– Да, - согласился директор, хотя уже заметил "плохо".
– А это что за безобразие?!
– инспекторский взгляд вперился в задрапированный портрет Ленина.
– Что это?
Расследование быстро выявило автора дизайна. Не спас его даже революционный цвет "драпировки". За идеологическое хулиганство Мишку вытурили из интерната.
– Я слышала, Долгополов за сербов в Югославии воевал, - сказала Муся, тяжело ранен был.
Вторая бутылка радостно вынырнула из холодильника, забулькала продолжением веселья в рюмки. Одноклассники, что один, что другая, не посещали дорогую сердцу Ириновку много лет, размякнув от водки, потянулись душой в родные места. Недоговаривая существенных деталей, коснулись темы любви и дружбы.
– А помнишь, как ты туфель потеряла?
– Еще бы! Неделю потом ревела. Первые
настоящие кожаные туфли. Вся бабушкина пенсия на них ушла. Тайком от родителей покупали. Смешно сейчас, а тогда ночью спать с ними ложилась, как в детстве с куклой. И потерять...– Как получилось?
– заинтересовалась Петюнина жена.
– Вон с ним шли после танцев, - сказала Муся, - у оврага я оступилась, туфель слетел, великоват был, и вниз... А там темно...
На самом деле события имели другую картину. Это сейчас Муся, если судить согласно формуле: хорошего человека должно быть много - была очень хорошим. Не хилый Петюня не оторвал бы от земли. А тогда, хмельной от вина и еще больше - от взаимной любви, подхватил Мусю-пушинку сорок второго размера и понес. И как было устать, когда успевал при этом крепко целовать подружку. Не только туфель можно было потерять...
Не всю ночь напролет Петюня носил барышню в охапке. Они сидели у пруда, подпирали чей-то забор, снова кавалер подхватывал сладкую ношу.
Когда обнаружили недостачу и начали искать, любовь девичья мигом высохла. Обшарили овраг, окрестности пруда...
– После туфля он должен был жениться на тебе!
– смеялась Петюнина жена.
– Этот телок боялся поцеловать!
– привирала Муся.
В ночь потери туфля Муся часа два твердила про себя: "Ну, поцелуй! Поцелуй!" Петюня тарахтел про звезды и космические корабли. А у самого екало внутри от желания прижаться губами к устам возлюбленной. Зато когда отважился, оторваться не мог...
– Боялся тебя, - тоже кривил для жены душой Петюня, - врежешь, как Мишке Долгополову. Буду с синяком ходить.
– Мишка слишком много где обнять хотел... Петюня, а с Тонькой ты целовался? Он после меня, - объяснила Муся Петюниной жене, - на Тоньку Назарову перекинулся.
– Малехо было, - признался размягченный водкой Петюня.
Не стал распространяться о бурном романе перед уходом в армию.
Уже затемно Муся начала прощаться с хозяевами.
– Я тебя провожу, - решительно встал из-за стола Петюня.
– Тут пять минут ходьбы до остановки.
– Сиди, провожальщик, - пыталась умерить джентльменский пыл хозяйка.
Петюня настоял на своем.
Проходя мимо продаваемого полдома одноклассницы, Петюня смело впился в ее губы. Внутри кавалера взыграли давние нереализованные чувства. Юношеской робости не было и в помине.
Не прекращая поцелуя, одноклассники очутились в доме. В темноте Петя, обнимая неподъемную барышню, представлял Мусю-школьницу: миниатюрную, кровь с молоком, белолицую... Хмель делал волшебное дело...
Вдруг в окно требовательно затарабанили.
– Я знаю - ты здесь!
– долбала кулаком раму Петюнина жена.
– Выходи!
– Выследила!
– обречено прошептал Петюня. Из него сразу улетучилась романтика юношества.
– Лежим тихо. Нас нет! Иначе прикончит меня.
– Выбью окна!
– угрожающе усиливала силу и частоту ударов жена.
– Подполье есть?
– спросил Петюня.
– На кухне, - улыбаясь в темноту, сказала Муся.
Ей было наплевать на последствия чужой семейной драмы. И на свое реноме тоже. Собственный муж, полностью от нее экономически зависимый, давно ходил по одной плашке...