Клизмой по профессионализму (рассказы и повесть)

Нести цветастую срамоту домой было чересчур. Нина вырвала страницу и спрятала в поленнице. Жили они в частном секторе. Все бы хорошо, да умишка не хватило подальше затолкать секрет.

Через день мама с охапкой дров заходит.

– Это кто у нас в хозяйство такое добрище приволок? Печку будем "колом" топить или огород городить?

И никаких воспитательных нравоучений.

В тот же год, весной, вернулась мама с классного собрания и хохочет.

– Ну, девки, вы даете прикурить! Лидку надо в первый класс посадить, "мама мыла раму" с ошибкой пишет, а Нинку на второй год оставлять. Вы что, думали Тамара Михайловна дурнее вас?

Лида училась в пятом классе и писала красиво. Буквы не колобродили, слова не кособочились. Нина придумала сестру привлечь к своим проблемам, раз у самой не выходит. Поднакопила конфет и упросила переписать тетрадку. Правда, новый писарчук наделал, торопясь к конфетам, ошибок, "раму" через "н" вывел.

– Нина, кто за тебя так красиво написал?
– спросила учительница.

– Сама, - набычилась Нина.
– Мама отлупила...

– Так, может, маме надо охаживать тебя ремнем перед каждым уроком?

Мама вместо ремня только потрепала хитрунью по голове: "Нельзя так, доча".

Мысленно в каждую свободную минуту Нина тянулась в Братск, к маме, всплывало в памяти давнее, почти забытое. То же переписывание... Интересно, Лида помнит? Какие-то случаи рассказывала Иришке, дочери-девятикласснице. Через день звонила сестре. Улучшений не было...

Мужа Василия Нина впервые привезла в Братск через пять лет после свадьбы. Все не получалось. И вот собрались. Встречала гостей мама. По дороге с вокзала предложила:

– Давайте Лиду разыграем. Василия та ни разу не видела. Пошлем вперед, пусть скажет, что сахар дешевый продает.

– На фотографии видела.

– Думаешь, помнит? В последнее время совсем обабилась, такая заполошная стала. Василий шапку на глаза натянет...

Василий все, как теща наказала, сделал.

– Сахар дешевый краснодарский нужен?
– позвонил в дверь.

– Конечно. А где машина?

– Вон у соседнего подъезда.

Лида выглянула в окно. Во дворе на самом деле стоял крытый "газон".

– Если с мешком, на десять рублей дороже, - играл купца Василий.

– Своих кулей хватает!

И заметалась в поисках "своих". Василий было ступил в коридор. Хозяйка грубо выперла за порог: "Иди, натопчешь башмачищами! Только помыла!"

Позже извинялась: "Откуда знала, думала, еще утащит что-нибудь с вешалки".

Сорвала с двух подушек наволочки, посыпалась вниз по лестнице. А навстречу Нина.

– Привет, сестра, - пролетела мимо с таким видом, будто вчера, а не два года назад, виделись.

Но притормозила через пару секунд:

– Ты поднимайся! Тут сахар продают. Тебе не надо? А твой где?

И унеслась, не дождавшись ответа, за дешевизной.

Потом, когда уже вместе отсмеялись, все не хотела поверить, что дешевого сахара нет.

– Ну вон же машина стоит, - подходила к окну.
– Может, действительно продают?

Вспоминала Нина, лежа в ночи, хорошее, улыбалась сквозь тревогу под сердцем.

Как-то вернулась с работы, на столе записка: "Вам телеграмма, позвонить по телефону..."

В голову ударила молния: "Неужели мама?! Моих нет, значит, поехали за билетами на самолет". Ноги ослабли. В слезах пошла в квартиру напротив, звонить на телеграф. У соседки такой аппарат - замучаешься орать в него. Тут совсем отказал. Всезнающая соседка начала убеждать, что про телеграммы звонить можно до семи вечера, а уже девятый час.

– Тогда надо с Братском связаться!

И побежала к другой соседке. Из глаз слезы, в голове переполох, собирается звонить сестре, но в руке бумажка с номером телеграфа, набирает его.

– Братск?
– спрашивает.

– Телеграф, - раздается из трубки.

Узнала Нина текст телеграммы и запела. Двоюродный брат из Миасса следовал в Красноярск, заруливал проездом.

Впервые за месяц настроение поднялось. Готовила ужин, когда муж с дочерью вернулись.

– Как я перетрусила с этой телеграммой.

– Ты сама себя накручиваешь, - Василий пожурил, - все образуется, вот увидишь.

А через десять минут зовет:

– Иди скорей, к нам утка на балкон залетела. Только тихо, не спугни.

– Где?
– оборвалось сердце у Нины.

На высоком ящике сидела утка, крылья чуть разведены, головой в сторону двери кивает.

– Не спугни, это селезень, - муж шепчет, - устал, отдохнуть сел.

На что Нина как заревет в полный голос, на диван вниз лицом упала:

– Что-то с мамой случилось!
– заголосила.
– Птица к несчастью! Боже, я не переживу!

– Мама-мамочка, успокойся!
– подбежала дочь.
– Это не птица! Чучело папа принес, а я привязала и за веревочку дергала, чтоб как живое.

– Вы что, добиваетесь моего инфаркта?

– Нельзя так реагировать на всякую ерунду, - ушел на кухню недовольный муж.

– Развеселить тебя хотели, ходишь, как в воду опущенная, - гладила Нину по голове дочь.
– Сама ведь рассказывала, как с бабушкой над тетей Лидой с дядей Сашей шутили, в окно шваброй стучали.

...Ночью Нине приснилось мать. Она уходила по дороге и, обернувшись, попросила: "Молись за меня, доча".

КУВШИН РАЗБИЛСЯ

Вверху было торжественно и чинно. Желтая луна, серебряные звезды. Внизу было - погано. Поле, охапка соломы, фуфайка, лежащий на отшельническом ложе Юрий Антонович Лисин, в комбинезоне и сапогах. На расстоянии вытянутой руки трактор сочувственно замер, говоря всем железным видом: крепись, Антоныч, я рядом. Не те годы у Антоныча - сорок девятый катит - ночевать без простыней и подушек с трактором под боком, да куда от обстоятельств денешься!

Сколько кувшином воду ни таскай, - гласит восточная мудрость, - а все равно одни черепки останутся. Стоит только зазеваться.

Антоныч ругал себя и так и эдак: не потеряй бдительности, сколько еще с "кувшином" можно было... А сейчас уши от стыда горят, как вспомнишь детей и соседей, будь они неладны...

Супруге Антоныча, Наталье Кузьминичне, в то самое время тоже подобная мудрость голову напрягала. Не зря говорят: муж и жена одна сатана. За двадцать четыре года совместной жизни даже мозги на одну фазу замыкает. Правда, кроме разбитого кувшина, думалось еще о веревочке, которой сколько ни виться, а конец известен.