Клоака. Станция потери

— Антон, — обращаются к нему из-за двери незваные гости, — давайте не будем привлекать внимание соседей и все усложнять. Мы знаем, что Вы дома.

Бум. Бум. Бум.

Человек складывает губы в трубочку и судорожно выдыхает.

Что же ему делать?

Путь к свободе через дверь закрыт. Другого нет — он живет на шестом этаже в двенадцатиэтажном здании. Прыгать вниз? Может и выживет, но далеко ли он убежит с переломанными ногами и спиной? И даже если убежит… Сколько ему придется бегать?

Пару дней?

Месяц?

Год?

Или всю оставшуюся жизнь?

Человек понимает, что сбежать от этих людей и от кошмаров, преследовавших его на протяжении последних двух лет можно только одним способом.

Он встает с пола и быстрым шагом направляется к своему тайнику. Человек уверен, его никто и никогда не найдет. Оторвав плинтус от стены, Человек рукой нащупывает в тайнике надежно упакованное сокровище, облегченно вздыхает и вставляет плинтус обратно.

Все будет хорошо, думает Человек.

Никто и никогда не найдет ключа от страшного подземелья, из которого ему посчастливилось выбраться живым.

Никто и никогда не узнает, что скрывается под Городом.

Никто и никогда не выпустит то, что там обитает, на свободу.

Человек подходит к окну и одергивает шторы. В квартиру просачивается бледно-розовый свет рассвета. Он открывает окно. Помещение наполняется свежим, прохладным воздухом. Крупицы пыли, поблескивая, кружат в воздухе.

Бум. Бум. Бум.

— Антон! — доносится из коридора уже грубее. — Последнее предупреждение!

Человек забирается на подоконник, в животе у него порхают бабочки, как пишут в любовных романах. Но это бабочки не Любви, а Страха. Человек шевелит пальцами на ногах, ощущая утреннюю прохладу. Вглядываясь в пробуждающийся от сна город, Человек улыбается.

Чисто.

Искренне.

Как прежде.

Человек поднимает глаза к небу, и его глаза начинают слезиться. От того ли, что он отвык от света? Или от того, что он забыл, каким прекрасным был мир, скрытый от его глаз за плотными шторами страха и ненависти?

Человек смотрит на свое запястье, на бледной коже проступают два толстых шрама. В рубцах начинает пульсировать боль, и Человек с силой сжимает запястье пальцами другой руки.

Бум. Бум. Бум.

— Прости, Костя, — говорит Человек, смотря вдаль.

Там, в окнах соседнего дома он видит настоящее солнце.

— Я все-таки трус.

Входная дверь с грохотом падает на пол, но в пустой квартире по старым половицам гуляет лишь ворвавшийся через окно утренний сквозняк.

Часть вторая. Город. Первая улица — Ночлег

Это не мой город.

И чем дольше я брожу в темноте по улицам, тем отчетливее это понимаю.

Я не знаю, откуда именно берется это чувство, но когда ты находишься в незнакомом месте, то сразу же это понимаешь. Вокруг все чужое. И даже если дома будут точно такими же, как и на родной улице, и даже если табличка с названием этой улицы будет висеть на точной копии твоего родного дома, ты все равно не признаешь их своими. У людей все же есть самый настоящий животный инстинкт самосохранения, доставшийся нам от тех, кто ходил по земле нашей планеты миллионы лет назад. В моменты, когда человек оказывается в непривычной для себя среде, этот инстинкт бьет тревогу. Что-то вроде: «Эй, родной, а ну разворачивайся и беги отсюда к чертовой бабушке! Беги, я сказал, и не задавай глупых вопросов! У бабули черта будет безопаснее, чем здесь!»

Вот сейчас мое внутреннее Я кричит так, что громкость оперных певцов — ничто, в сравнении с голосом моего альтер-эго. Я в этом городе чужая. Посторонняя. Меня здесь быть не должно и, если бы я знала, как отсюда выбраться, то с удовольствием побежала бы на пироги к Кощею с Бабой-Ягой, или к лешим, попивающим чаек с чертятами.

Останавливаюсь у невзрачной пятиэтажки, чтобы отдышаться. Все же я слишком быстро бежала. В последний раз, стыдно признавать, я так бродила по улицам в ночь выпускного. Но тогда я была с одноклассниками, и кроме нас на районе не было никого. Вообще никого. Мы делали вид, что будем скучать друг по другу, обещали дружить до скончания времен и так далее по списку… Но вот прошло четыре года и последний раз одноклассников я видела в день вручения аттестатов. И несказанно этому рада. Все же друзей у меня среди них не было, а рассказывать кому-то как я поживаю и как у меня все хорошо, особо не хочется. И уж тем более я не хочу слышать о том, как все хорошо у них.

Поднимаю голову к небу, на котором «висит» зарождающаяся луна. Лишь благодаря ей этот город хоть немного освещен. С того момента, как я вышла из метро, прошло только двадцать минут. Ни зомби, ни инопланетян, ни других людей я до сих пор не встретила. К добру это или нет — не знаю, но мне бы хотелось наткнуться на кого-нибудь из «своих».

Сильнее всего я переживаю за Семена. Как-никак у Тихони в руках был настоящий пистолет, а с головой он, по всей видимости, уже давно не в ладах. Мало ли что он может сделать с Врачом в момент какого-нибудь приступа. Остальные хотя бы ушли вместе… Правда, я не уверена, что они до сих пор не разбрелись по разным сторонам, но… Маша Тему одного точно не оставит. Думаю, она постарается «отвести» его к родителям. Возможно, с ними Сергей и Белла. Хотя, Белла могла и уйти, не желая больше оставаться в их компании. Интересно, она хотя бы думает о своих друзьях, с которыми обсуждала кино, когда я обратила на нее внимание в первый раз?.. Вряд ли.

Дмитрий же показался мне одиночкой, которому не хочется отвечать за кого-то кроме себя. Он бы смог объединиться с Семеном, но вот Семен не смог бы пренебречь всеми нами. Вот такая вот мы разношерстная команда выживших счастливчиков.

— Давай!

Откуда-то со стороны слышится пронзительный свист. Громкий и задиристый. Так свистят люди, наблюдающие за чем-то веселым и захватывающим.

Оглядываюсь по сторонам и прислушиваюсь.

— Давай-давай! Так его, так!

А вот так уже говорят задиры, издевающиеся над кем-то слабым.

Мне удается определить, откуда исходит звук, но вот идти ли мне туда?.. Не знаю. С одной стороны я слышу голоса людей. Людей! С которыми в подобных ситуациях надо бы объединиться в группу и искать ответы на возникающие по ходу «выживания» вопросы, но с другой же…

Свист повторяется снова, и любопытство побеждает страх.

Пытаясь убедить себя в том, что на улице достаточно темно, и если вести себя тихо, то меня не заметят, я все же решаюсь посмотреть на этих свистунов. Может они вовсе и не издеваются ни над кем? Может, у них там вечеринка? И если это действительно так… Если они адекватные, то я смогу попросить у них помощи. Может, они в курсе, что происходит? Знают, где мы и как сюда попали.

С такими мыслями я дохожу до двора, из которого продолжают доноситься громкие звуки. И прячась за горой какого-то мусора, насчитываю семерых. У троих в руках самые настоящие факелы, освещающие детскую площадку, на которой они собрались. Один мужчина находится посередине, в образованном остальными кругу и…

Закрываю глаза, прячась и плотно прижимаясь к холодной стене дома.

Они не издеваются над ним. Так даже самые отмороженные хулиганы в самом опасном и деградировавшем районе города ни над кем не издеваются. Они его изводят. Как животное, приведенное в специальное для убоя место. Пинают, тыкают палками, пугают огнем от факелов. Они убьют этого мужчину. Я в этом даже не сомневаюсь.