Клон 8012
Шрифт:
Оторвав глаза от книги, 11111 врезалась в меня внимательным взглядом, в то время как я осматривала тесную каморку, внутренности которой состояли только из одного лишь стола с одним стулом, да трёх стеллажей, заполненных потрёпанными книгами. Уже не обращая никакого внимания на любопытствующий взгляд 11111, я подошла к ближайшему стеллажу и начала читать названия книг, отпечатанные на запыленных корешках: “Геометрия 9-10”, “Пособие по математике №1”, “Химия”. Мой взгляд соскочил на полку пониже и зацепился за синий корешок, на котором красными буквами было написано непонятное мне и может быть потому показавшееся мне притягательным слово “Охота”. Взяв эту книгу в руки, я открыла её на первой странице и молча прочитала: “Охота представляет собой выслеживание зверей и птиц с целью их умерщвления или ловли”. Я попробовала
Захлопнув книгу, я поставила её на место и, обернувшись, наконец встретилась взглядом с 11111. Она продолжала смотреть на меня с любопытством, и это заставляло меня неосознанно хмуриться – никогда в моих глазах и в глазах окружающих меня клонов я не читала столь ярко сияющей пытливости, какую сейчас с лёгкостью распознавала в этих серых глазах.
– Думаешь обо мне что-то? – то ли догадалась, то ли почти прочитала мои мысли 11111.
– Думаю, что у тебя дефект.
Я заметила, как пальцы моей собеседницы сжались на краях книги, которую она читала до того, как я потревожила её покой. Это было пособие по географии. По тому, какое выражение приняло лицо 11111, я поняла, что она и сама понимает, что с ней не всё в порядке.
– А ты как думаешь, что со мной не так?
Видимо, я была не первой, кто заметил её дефективность и, заметив, сказал об этом вслух. Она уже знает и думает о своей непохожести. И читает забытые оригиналами книги. К чему это может привести?..
Я всё же решила ответить, хотя сильного интереса так и не испытала:
– Может, пробирки, в которых тебя создавали, не были вымыты должным образом.
Выдвинув эту гипотезу, я развернулась, спокойно вышла из каморки и отправилась дальше искать 7900, 7997 и 8001.
Вместо того чтобы нежиться на солнышке после изматывающего забора крови, мои друзья собрались в сумрачном коридоре главного здания Миррор, что сразу же вызвало у меня предчувствие неладного: все трое как будто хмурились и не спешили выходить на улицу, чтобы занять лучшее свободное место на газоне, желательно рядом с каким-нибудь раскидистым деревом.
– Что-то случилось? – поинтересовалась я, стоило мне только вписаться в их плотный круг, чуть ли не растолкав локтями 7900 и 7997.
– Только что получила новость о том, что уже завтра меня заберут на изъятия, – пробурчала 8001, отведя взгляд в сторону.
– Обычно ведь говорят, сколько изъятий, – в тоне обычно меланхоличного 7997 послышались нотки беспокойства. – Почему тебе не сказали, сколько их будет у тебя?
– Мне сообщил Сигге Хеллстрём. Не сказал, сколько изъятий и какие органы будут изъяты, потому что три недели назад он приставал ко мне, а я сбежала…
– Ты не рассказывала, – мои брови непроизвольно поползли к переносице.
– А нечего рассказывать. Ничего ведь серьёзного и не произошло. Но вот теперь он сказал, что за моё бегство будет резать меня без анестезии.
– Режет ведь Роудриг, – мой голос стал совсем ледяным.
– Да, но Хеллстрём ассистирует ему, – влажные ресницы 8001 дрогнули. – Как думаете, будет сильно больно?
Глава 6
Я плохо спала, не доела завтрак и теперь чувствую не физическую, но какую-то другую, тупую, совершенно необоснованную усталость. Наверняка дело в том, что я никак не могу выбросить из головы мысли об изъятиях 8001 – глаза то и дело скользят по голограмме часов, высвечивающейся на восточной стене спортзала, в котором Баркер уже второй час пытается уничтожить нас безжалостной тренировкой. Я многое бы отдала, чтобы узнать, почему я вошла в тридцатку избранных для военной дрессировки клонов. Например, могла бы отдать почку, по которой пять минут назад получила дубинкой от более старшего клона – если после такого удара в моей моче не проявится кровавый оттенок, я удивлюсь. По почкам бить запрещено, за такое положено стояние на гречихе в течение часа, но так как удар пришелся по мне, никакого наказания нарушителю не было выдвинуто. Потому что я – мишень для Баркера,
а значит, меня можно хоть ногами топтать, главное, чтоб не до смерти.После ста поднятий пресса и пятиминутной стойки в планке с двумя пятикилограммовыми утяжелителями на спине, каждая моя мышца горит от напряжения. Сидя на коленях, я старалась восстановить сбившееся дыхание, когда проходящий мимо Баркер вдруг с силой врезал дубинкой по моему животу. От боли я резко распахнула глаза и, нагнувшись вперед, врезалась левой ладонью в выкрашенный в жёлтую краску пол, правой схватившись за вспыхнувший болью живот.
– Твои кубики пресса не для красоты – для более практичных целей, идиотка. Ничего, я ещё сделаю из тебя непробиваемую…
Я уже не слушала его. Перед глазами на секунду потемнело, но обморока не случилось. Если бы в этот момент меня кто-то пнул в бок, может быть и свалилась бы без дыхания, но обошлось без пинков. Все покинули спортзал ровно в полдень, а я едва заставила себя разогнуться в пять минут первого, но несмотря на всё изнеможение, все побои и боль, я могла думать только о том, что ровно в полдень у 8001 начинается процедура изъятий. Она уже лежит на операционном столе… Над ней склонились Роудриг и Хеллстрём. Сделали ли ей анестезию? Пощадили ли наркозом? Будет ли ей больно?.. Многим клонам больно потому, что Роудриг скупится на анестезию и тем более на наркоз, а сегодня ему ассистирует Хеллстрём. Да, 8001 будет очень больно. Уже сейчас ей больнее, чем мне на этих матах… Она пришла в этот мир, чтобы отдать ему всю себя. Но нигде не предписано, что она должна отдавать себя через безжалостные муки. Мы не должны… А я. Зачем мне и ещё двадцати девяти клонам эти уроки военной дрессировки, если наша цель ничем не отличается от цели всех клонов? Подозреваю, ответ может оказаться до смешного дурацким. Как ответ на вопрос о том, для чего нам уроки этикета: а вдруг нас захотят выпустить в оригинальный мир не в виде органов, а в виде цельных существ. Скорее Баркер до смерти забьёт меня, чем оригиналы позволят клонам увидеть внешний мир хотя бы краем глаза, вставленного в его собственную глазницу.
Освобождая кулаки и запястья от чёрных боксёрских бинтов, насквозь промоченных жгучим потом, я вышла на улицу в одном спортивном топе и шортах – положено было переодеться в спортзале и не высовываться за его территорию без формы, но сегодня мне наплевать. На боль спины, на боль пресса, на боль сбитых кулаков, но только не на боль 8001, которую она уже семь минут, как испытывает в соседнем здании на нижнем этаже в одной из палат от номера один до номера десять…
– Какой пресс! – вдруг послышалось справа от меня. Перестав жмуриться от лучей яркого летнего солнца, я перевела взгляд в сторону говорящего. 7900 стоял прислонившись одним плечом к стене спортзала и внимательно рассматривал меня. – У тебя всё тело дрожит. Что, Баркер совсем разбушевался?
– Что ты здесь делаешь?
– Тебя жду.
– Почему без 7997?
– Наш бледный философ сейчас валяется где-нибудь на лавочке, сама ведь знаешь, как он любит замирать и сливаться с пространством, как тот хамелеон, про которого нам рассказывала миссис Лундберг. Может всё-таки передумаешь? – брови 7900 игриво подскочили. – Кладовая со спортивными матами может быть в нашем распоряжении вплоть до отбоя.
– Иди поищи себе более заинтересованную девушку или менее измотанную, – нахмурившись, я отвела взгляд в сторону. – Что-нибудь слышал о 8001?
– Изъятие началось только десять минут назад. Не думаю, что в ближайшие пару часов мы узнаем о её состоянии хоть что-нибудь. – Подумав, он добавил, словно хотел подбодрить меня, а быть может, и себя: – 8001 сильная.
– Какими бы сильными мы ни были, мы бессильны перед волей наших оригиналов, – процедила не прописную истину я, и вдруг подумала, что эта истина опровергает всю значимость и необходимость тренировок Баркера. Просто тридцати клонам приходится хуже, чем всем остальным клонам Миррор – нас доводят до изнеможения, заставляют наносить удары и защищаться, испытывать боль и причинять её друг другу, и всё это не имеет никакого значения, цели и, соответственно, логичного объяснения. Я просто груша для битья. Изношусь – пустят на лоскутки, вместо меня повесят новую и ничто не укажет на то, что я вообще когда-то нужна была… Обо мне забудут не вспоминая? А ведь меня такой расклад не устраивает. Надо же.