Клошмерль

Магазин «Галери божолез» находился в самом центре городка, и мужчины Клошмерля чуть ли не ежедневно проходили мимо него. И почти ежедневно – открыто или тайно, цинично или лицемерно (в соответствии со своим характером, репутацией и общественным положением) – они созерцали олимпийскую богиню. Застигнутые внезапным голодом при виде этой праздничн плоти, они с удвоенной доблестью набрасывались дома на пресную похлёбку законной любви. В наскучившей домашней стряпне мысль о Жюдит Туминьон была душистым перцем и экзотическими специями. В ночном небе Клошмерля её чары сверкали ясным созвездием Венеры для всех горемык, затерянных в безлюдных краях, рядом с постылыми мегерам. Она сияла призывной Полярной звездой для молодых людей, умирающих от жажды в душной пустыне робости. От вечернего до утреннего звона церковных колоколов весь Клошмерль отдыхал, мечтал и трудился под знаком Жюдит, улыбчивой богини любовных объятий и честно исполненного супружеского долга. В награду за прилежание она наделяла мужчи утешительными иллюзиями. Благодаря этой чудотворной жрице ни один житель Клошмерля не оставался с пустыми руками. Щедрая чародейка согревала даже сонливых стариков. Нисколько не пряча спелые плоды своего тела, подобно Руфи, великодушно склонённая над дряхлыми Воозами, зябкими, беззубыми, с дрожащими голосами, она умела приводить их в слабый трепет, который немного утешал этих старцев, стоящих на пороге хладной могилы.

Хотите представить себе ещё яснее прекрасную коммерсантку в пору её расцвета и величия? Тогда послушайте рассказ сельского полицейского Сиприена Босолея, всегда уделявшего много внимания женщинам Клошмерля. Он уверял, что делает это только в интересах службы.

– Когда женщины спокойны – всё идёт, как надо. Но для того, чтобы они были спокойны, мужчины не должны лениться.

Говорят, что в этом отношении Босолей отличался недюжинным трудолюбием. Он всегда был готов сочувственно, по-братски протянуть руку помощи ослабевшим землякам, когда их жёны наглели и становились чрезмерно крикливыми. Впрочем, он держал в секрете маленькие услуги, оказанные добрым друзьям. Но послушаем лучше его простодушный рассказ.

– Когда эта самая Жюдит смеялась, сударь, она завсегда выставляла напоказ весь свой ротик. Зубки у неё были ровненькие да крепкие, а язычок такой аппетитный, что у вас аж слюнки текли, на него глядючи. Её приоткрытый мокрый ротик сразу наводил вас на всякие такие мысли. Да что ротик! Всё, что было у ней пониже, тоже многого стоило. Да, сударь мой, право слово, эта чёртова баба всех наших мужиков до болезни довела.

– До болезни, господин Босолей?

– Именно до болезни, сударь мой. А болели они от воздержания, потому как всё время удерживались от желания ухватиться руками за кой-какие её места. Эти места были у неё прямо-таки созданы для мужских рук, как ни у какой другой бабы на свете. Сколько раз я ругательски ругал её, чтобы отплатить за то, что она заставляет о себе слишком много думать. А поди попробуй о ней не думать после того, как её увидишь. Можно было лопнуть от злости, глядя, как она, будто бы невзначай, вертит у тебя на глазах своим задом, обтянутым юбкой, и суёт тебе под нос целый короб своих титек, пользуясь тем, что тут же торчит её болван Туминьон и нельзя оказать ни малейшего знака внимания этой чертовке. Когда она проносила мимо свои телеса, белые, пахучие да нежные, так я чувствовал, что просто помираю с голодухи, бес её задери!

– В конце концов, я перестал к ней ходить. Уж очень трудно было на неё глядеть. У меня потом голова ходуном ходила, как в тот раз, когда меня чуть не хватил солнечный удар. Это дело было ещё до войны, в тот самый год, когда так дьявольски пекло. Надо сказать, что солнце меня тогда пробрало по причине форменного кепи – от него голове чересчур душно. В такую жарищу и сушь нельзя пить вино крепче десяти градусов, если потом нужно выйти на жару. А я в тот день дёрнул у Ламолира пару бутылок старого винца градусов в тринадцать – четырнадцать. Он вытащил их из своего погреба и угостил меня в благодарность за одно дельце. Ведь нам, сельским полицейским, часто предоставляется случай оказывать всякие услуги. А это потом даёт возможность цепляться к человеку или оставлять его в покое, соответственно тому, нравится нам его физиономия или нет…

Но вернёмся к Жюдит Туминьон, королеве Клошмерля, которой мужчины платили дань своими вожделениями, а женщины глухой ненавистью, молясь денно и нощно, чтобы мерзкие язвы и выпадение волос поразили её бесстыжее тело.

Самой ярой противницей Жюдит Туминьон была Жюстина Пюте, предводительница добродетельных женщин Клошмерля, которая из своего окна легко могла наблюдать за чёрным ходом в «Галери божолез». Эта старая дева была самой непримиримой и неутомимой из всех ненавистниц Жюдит Туминьон, ибо она черпала великие силы в своём благочестии, а также в своём безысходном девстве, поставленном ею на службу всеблагой католической церкви. Прочно засев в неприступной цитадели своего целомудрия, Жюстина Пюте подвергала строгой критике городские нравы вообще и поведение Жюдит Туминьон в частности. Обаяние прекрасной коммерсантки, её звонкий голос и певучий смех ежечасно поражали в самое сердце старую деву. Прелестная Жюдит была счастлива и не скрывала этого. А такие вещи невозможно простить.

Звание официального владельца обольстительной Жюдит принадлежало Франсуа Туминьону, но её фактическим обладателем, которому она платила полной взаимностью, был судейский клерк Ипполит Фонсимань, высокий и красивый брюнет, с густой, слегка вьющейся шевелюрой. Даже в будни он носил манжеты и изысканные галстуки, каких никто, кроме него, в Клошмерле не имел. Будучи холостяком, он жил на полном пансионе в гостинице Торбайона.

Однако следует рассказать о том, каким образом Жюдит Туминьон оказалась во власти преступной любви, доставлявшей ей сильное и частое наслаждение, что хорошо отражалось на цвете её лица и благоприятствовало хорошему настроению. Слепец Франсуа Туминьон только выгадывал от благополучия своей жены. Завидный покой, которым он наслаждался дома, был оплачен ценой бесчестья. Увы, в бурлящем содоме людской суеты обстоятельства часто складываются самым безнравственным образом.

Жюдит была дочерью бедных родителей, и с юных лет ей приходилось зарабатывать на жизнь. Для неё это не составляло большого труда, так как она была девицей красивой и разбитной. В шестнадцать лет она покинула Клошмерль и поселилась в Вильфранше у своей тётки. Сначала Жюдит была служанкой в кафе, затем в отеле, а потом продавщицей в различных магазинах. Везде и повсюду она оставляла неизгладимый след. Её путь был усеян жертвами. Почти все её хозяева собирались бросить своих жён и торговлю, чтобы уехать с ней, прихватив одну лишь чековую книжку. Но все эти почтенные дельцы были безобразно пузаты, и она гордо отвергала их домагательства, ибо физически не могла сочетать денежные расчёты с любовью, считая, что последняя должна быть беспримесной и воплощаться в образе красивого юноши. Эта брезгливость определила её дальнейшее поведение. Прежде всего, она желала быть страстно любимой. Она хотела любви, которая не имела ничего общего с любовью отеческой или сентиментальной. Темперамент Жюдит заставлял её забывать о богатстве ради упоительной страсти. В её жизни не было дня без любви, хотя всё это оканчивалось горьким разочарованием. К двадцати двум годам она уже успела переменить нескольких любовников и пережить ряд мелких увлечений.

В 1913 году, в полном расцвете красоты, она снова появилась в родном городке и сразу же вскружила всем голову. Более всех влюбился в неё Франсуа Туминьон, которого называли сыном «Галери божолез», потому что он был бесспорным наследником этого богатого магазина. Франсуа Туминьон тотчас же покинул свою невесту, миловидную Адель Машикур, и стал досаждать прелестной Жюдит, предлагая ей руку и сердце. Жюдит в это время горевала, размышляя о разрыве со своим последним возлюбленным. То ли ей улыбнулась перспектива отбить у соперницы жениха, то ли она просто захотела устроить наконец свою судьбу, но Франсуа Туминьон получил согласие. Адель Машикур, ставшая вскоре Аделью Торбайон, не могла простить ей такую обиду. Нельзя сказать, чтобы покинутая невеста жалела о своём первом женихе (Артюр Торбайон явно превосходил красотой тщедушного владельца «Галери божолез»). Но женщины никогда не прощают подобных обид, и они полностью занимают досуги провинциальной жизни. Гостиница Торбайона стояла напротив «Галери божолез», и это соседство способствовало неприязни давних соперниц. Обе женщины осматривали друг друга с ног до головы по нескольку раз на день, в надежде обнаружить в красоте соперницы какие-нибудь изъяны. Злопамятство трактирщицы неминуемо вызывало ответное презрение со стороны владелицы магазина. Глядя друг на друга, обе принимали томные позы счастливых и удовлетворённых женщин, – позы, крайне лестные для их мужей. Они как бы хвастались друг перед другом своими альковными тайнами.

Мать Туминьона умерла в год свадьбы сына, и Жюдит стала полновластной хозяйкой «Галери божолез». Она обладала коммерческой жилкой и значительно увеличила торговые обороты магазина, которому могла посвятить всё своё время, так как Франсуа Туминьон её ни капельки не отвлекал. Он оказался до жалости хилым и неловким и вдобавок ко всему приводил Жюдит в отчание своей чисто птичьей быстротой. У Жюдит появилась привычка раз в неделю ездить либо в Вильфранш, либо в Лион (якобы по торговым делам). Война сделала Франсуа окончательно бессильным и в довершение всего превратила в алкоголика.

В конце 1919 года в Клошмерле появился Ипполит Фонсимань. Он обосновался в гостинице Торбайона и немедленно занялся поисками необходимых дополнительных удобств. Проще всего было бы их искать у хозяйки гостиницы, но этому мешала подозрительность Артюра Торбайона. Ипполит Фонсимань стал ходить в «Галери божолез» за мелкими покупками с регулярностью, достойной восхищения. Покупая поштучно, он постепенно приобрёл восемнадцать металлических застёжек. (Эти застёжки-кнопки предпочитали носить холостяки, лишённые женской заботы.) Глядя на такие застёжки, сострадательные особы обычно говорят: «Вам бы следовало жениться, сударь». А находчивые молодые люди галантно отвечают: «На такой женщине, как вы, мадам…» В глазах красивого клерка светилась восточная нега. Эти глаза произвели неотразимое впечатление на нашу Жюдит и воскресили в ней пылкость юных лет, обогащённую опытом, который приходит только со зрелостью.

Вскоре заметили, что по четвергам, в тот самый день, когда Жюдит садилась в автобус, идущий в Вильфранш, Фонсимань неизменно куда-то укатывал на своём мотоцикле и неведомо где проводил весь день. Горожане обратили внимание также на то, что прелестная коммерсантка стала очень часто совершать велосипедные прогулки. Она это делала якобы из гигиенических соображений, но забота о здоровье всегда увлекала её на дорогу, ведущую прямиком в лесок Фон-Муссю, прибежище влюблённых Клошмерля. Жюстина Пюте обнаружила, что с наступлением темноты, в то время как Франсуа Туминьон попивал винцо в кабачке, юный клерк проскальзывал в «Тупик монахов», к чёрному ходу «Галери божолез». Наконец, злые языки утверждали, что не раз встречали клерка и коммерсантку на одной из улиц Лиона, изобилующей гостиницами. После этого никто уже не стал сомневаться в опале Франсуа Туминьона.