Клуб домового (сборник)

– Бегу, дядя Добрыня! – я схватила миску и потянула кольцо на двери в подпол, открыла и уже на нижних ступеньках услыхала:

– И грибков прихвати! И огурчиков солёных!

В подполе темно и холодно. Я зажгла ведьмин огонь и в его голубоватом свечении увидала домового, который, примостившись на краю бочки, поедал капусту.

– Опять ты за своё, Сидор, – укорила я его, – кризис жанра?

– Я бездарность, – простонал домовой. Капуста длинными нитями свисала с его усов, и сок орошал густой мех на груди.

– Да брось ты, – я осторожно обошла компашку мелких упырей, развалившихся прямо на земляном полу, – тебе надо встряхнуться, развеяться.

Сидор испустил горестный вздох и захрустел капустой.

Меня вдруг осенило:

– Тебе надо устроить творческий вечер!

Домовой перестал жевать и уставился на меня жёлтыми глазами.

– Ты подготовишь свои лучшие творения, позовём русалок из лесу – они поэзию любят. Я приду, бабуля…

Договорить я не успела, потому что Сидор бросился на меня с прытью разъярённой кошки.

– Да не благодари, – я с трудом оторвала от себя цепкие ручки домового, едва успевая уворачиваться от его поцелуев.

Вот никому не пожелаю лобзаний с домовым, измазанным соком кислой капусты!

Уже поднимаясь, я вспомнила:

– Сидор, ты не знаешь, где бабушка?

– На почту ушла, – бросил домовой. Он достал свиток, гусиное перо и увлечённо крапал очередные стихи.

Надо бы ему «вечное» перо подарить, а то у него постоянные конфликты с гусями-лебедями. Они из-за этого к нам на двор не летят, приходится на почту самим ходить.

– Благодарствую, – сказал Добрыня, размашисто утирая усы, – Бабушке поклонись. Где она?

– На почту ушла.

– Плохо дело, – нахмурился Добрыня, – у меня один товарищ на печке, тьфу, Велесовы усы мне в бок, оговорился! Товарищ на почте тридцать лет и три года просидел.

Хорошо, что постояльцев сейчас мало – упырь чужеземный, так он раньше вечерней зари в люди не выходит, да Лихо, а его, как известно, будить совсем не следует.

Посему я решила приготовить обед.

Открыв дверь в кладовую, я увидала пацанёнка. Он сидел на полу, дожёвывал вяленый окорок и беспечно играл золотым яблоком. Во бабуля даёт! Уж, почитай, лет триста как мяса не ест, а по старой привычке так и норовит ребёночка, без присмотра брошенного, домой притащить.

– Чужое брать негоже, – строго произнесла я и, забрав драгоценный фрукт, положила в карман. – Кыш отсюда, ёшкины метёлки!

Мальчишечка зыркнул исподлобья, сунул недоеденный окорок под мышку и поплёлся за мной в горницу.

Покуда я стряпала, вернулся Добрыня. Распаренный и сомлевший, опростал жбан квасу и потребовал добавки.

Холодный, запотевший глиняный кувшин ненароком выскользнул из моих рук и разбился на тьму-тьмущую осколков.

– Чтой-то ты, дочка, сама не своя, – посочувствовал богатырь. – Али приключилось что?

– Весточку я жду, дядя Добрыня, – пожаловалась я, глядя, как маленькие коргоруши, похожие на чёрных кошек, хвостами заметают черепки. – Ни о чем думать не могу, всё из рук валится. А можно я с тобой на почту поеду? Да и мальчонку гусям-лебедям сдать надобно. Пущай возвернут его нерадивым родителям.

Мальчонка, собравшийся стащить мочёное яблоко, услыхав о себе, так и замер с протянутой рукой.

– Пошто нет? Бешеной собаке семь вёрст не крюк.

Возле почты собралась добрая половина обитателей Заморочного леса. Леший, Боровик, пара русалок с Мёртвого озера, Болотник с Непутёвых болот, тётки Лихорадки. Всех и не перечислишь. Даже домовой из города приволокся, хотя у них своё отделение имеется.

– Мир вам, добрые лю… – начал было Добрыня, но осёкся и глянул на меня через плечо. – Давай-ка ты, дочка. Несподручно мне.

Я слезла с лошади, сняла мальчонку и, найдя в толпе бабушку, пробралась к ней.

– С утренней зорьки стою, – пожаловалась бабуля, – а они, нечисть этакая, не открывають, корреспонденцию не выдають!

– Ты из-за моего письма тут? – растрогалась я.

– Заказала я у Али Бабы заморской снадобье чудодейное, из плавника левиафана сотворённое, а как забирать, так и твое письмецо подоспело, – пояснила бабушка, – дай думаю, обоих зайцев разом поймаю. Ан нет, – она погрозила кулаком в сторону почты, – не дають!

– Я туточки седьмую зорьку встречаю, – вмешался Верлиока, внимательно слушавший нашу беседу. Он покосился своим единственным глазом на мальчонку и тот проворно шмыгнул мне за спину.

– Какое там, – проскрипел лесной дядька, которого я, обознавшись, приняла за мшистый пень, – полных две луны с места не схожу!

Мальчонка со страху вцепился мне в юбку, да так, что чуть не осрамил, едва не стянувши. Я взяла его за руку и подвела к богатырю: «Дядя Добрыня, присмотри». И решительно направилась к почте.

Ступени в землянку деревянные и скользкие, а дверь заперта. Нас этим не испугаешь! Даром ли я в волшебной школе обучаюсь? Простенькое заклятие приоткрыло дверь. Я протиснулась внутрь. Бр-р! Как темно и холодно! А по земляным стенам бледная плесень-паутина чуть светится.

– Пошто от дела лытаешь? – грозно сдвинув брови, спросила я залежного покойника.

– Не велено, – мертвяк пожал острыми плечами и вытянул бледные тощие руки на столе. Рядом громоздилась гора свитков. На полу запечатанные коробы и туески.

– Кем?

Покойник молча указал пальцем в пол.

– Блюдце есть? – спросила я.

– Аккуратнее, – он вытащил из-под стола золотую тарелку, – личное.

Золотое яблоко катилось ровно, изображение было чёткое: Чернобог смотрел на меня из-под кустистых бровей и усы его недобро топорщились.

Из землянки я выбралась, озадаченно почёсывая затылок.

– Ну что там? – кинулись ко мне обитатели леса.

– С самим говорила, – ответила я, пряча в карман золотое яблоко. – Жертву требует.