Клуб Дюма, или Тень Ришелье
Шрифт:
…Теперь впишем слова вместо цифр в змею, или дракона, – он стер числа в клетках, заменив нужными словами, – и вот что мы имеем, в укор Господу:
Все свершилось, – прошептал Варо Борха, написав последние буквы. Рука у него дрожала, капля пота скатилась со лба на нос, а потом слетела на пол – прямо на меловые знаки. – Согласно тексту Торкьи, надо, чтобы «зеркало отразило дорогу», и тогда будет найдено изроненное слово, которое несет свет из мрака… Фразы эти написаны на латыни. Сами по себе они ничего не значат;
Он стоял на коленях в центре круга, окруженный знаками, предметами и словами, вписанными в квадрат. Руки его дрожали так сильно, что он сцепил их вместе, переплетя пальцы, вымазанные мелом, чернилами и воском. Он засмеялся совершенно безумным смехом – сквозь зубы, высокомерно и самоуверенно. Но Корсо уже знал, что сумасшедшим Борха не был. Корсо огляделся, понимая, что времени у него не остается, и шагнул в сторону библиофила. Но не отважился переступить меловую линию и проникнуть в круг.
Варо Борха бросил на него злой взгляд, угадав причину нерешительности.
– Что, Корсо?.. Не желаете, как вижу, читать вместе со мной? – Свет и тени очень быстро замелькали по лицу Борхи, словно сама комната начала вращаться вокруг него; но комната оставалась неподвижной. – И вам не хочется узнать, что таят в себе эти слова? На обороте картинки, которая торчит из тома Валерио Лорены, вы найдете перевод на испанский. Поднесите страницу к зеркалу, как велят учителя. И вы, по крайней мере, узнаете, ради чего погибли Фаргаш и баронесса Унгерн.
Корсо глянул на книгу – в пергаменовом переплете, очень старом и потрепанном. Потом опасливо нагнулся, словно между страницами таилась смертельная, опасность, и двумя пальцами вытащил заложенную в книгу гравюру. Это была гравюра номер I из экземпляра Три, принадлежавшего баронессе Унгерн: три башни вместо четырех. На обороте Варо Борха написал девять слов:
– Ну же, Корсо, смелей, – резким и противным голосом приказал библиофил. – Вам нечего терять. Поднесите их к зеркалу.
Зеркало лежало тут же, на полу, закапанное воском. Старинное зеркало, оправленное в серебро, с причудливой витой ручкой и пятнами старости на ртутной стороне. Оно лежало так, что Корсо отражался в нем словно издалека и в такой странной перспективе, как будто стоял в конце длинного коридора, заполненного дрожащим розоватым маревом. Портрет и двойник, герой и его бесконечная усталость, агонизирующий Бонапарт, прикованный к скале на острове Святой Елены. Вам нечего терять, сказал Варо Борха. Скорбный и студеный мир, где гренадеры Ватерлоо превратились в одинокие скелеты и несут караул на темных и забытых дорогах. Он увидел себя самого пред последними вратами: с ключом в руке, как отшельник со второй гравюры, и буква «тет» змеей вилась вокруг его плеча.
Он наступил на зеркало, и оно хрустнуло под его башмаком. Наступил медленно, без злобы; зеркало треснуло с острым писком. Теперь Корсо отражался в многочисленных осколках – в несчетных маленьких темных коридорах, в конце которых стояло несчетное количество его двойников; и они были слишком далекими и неузнаваемыми, чтобы судьба их беспокоила его.
– Черна выучка ночи, – услышал он голос Варо Борхи. Тот по-прежнему стоял на коленях в середине круга, повернувшись к Корсо спиной.
Корсо наклонился к свече и поджег край листа с гравюрой номер I и девятью перевернутыми словами, написанными на обороте. Потом понаблюдал, как горели башни замка, сбруя, лицо рыцаря, который, повернувшись к зрителям, призывал их хранить молчание. Чуть погодя он выпустил из пальцев последний клочок бумаги, тот вмиг обратился в пепел и взмыл вверх, подхваченный потоком горячего воздуха. И тогда Корсо шагнул в круг – к Варо Борхе.
– Я хочу получить свои деньги. Немедленно.
Библиофил не обращал на него внимания, заплутав во мраке, который, казалось, порабощал
его все больше. Вдруг он в тревоге, словно усомнившись, в нужном ли порядке разложены по полу предметы, наклонился и принялся что-то поправлять. Затем, чуть поколебавшись, затянул роковую молитву, нанизывая одно слово на другое:– Admaij Aday, Eloy, Agla…
Корсо схватил его за плечо и сильно встряхнул, но Варо Борха никак на это не отреагировал. Он даже не пытался защищаться. А лишь продолжал вращать глазами, как сомнамбула или как мученик, который творит молитву, не слыша львиного рыка или не замечая орудия палача.
– В последний раз говорю. Мои деньги!
Все напрасно. Корсо всматривался в абсолютно пустые глаза, мрачные колодцы, которые отражали его фигуру, не видя ее; они были устремлены к вершинам царства теней.
– Zatel, Gebel, Elimi.
Он взывает к бесам, догадался ошеломленный Корсо. Встав посреди круга, отрешившись от всего, не обращая внимания на присутствие в круге другого человека и его угрозы, Варо Борха выкрикивал имена бесов, словно это было самым обычным делом:
– Gamael, Bilet…
Только получив первый удар, он замолчал – голова его качнулась к левому плечу. Населенные тенями глаза метались, стремясь зацепиться за неведомое место в пространстве.
– Zaquel, Astarot…
После второго удара струйка крови побежала у него из угла рта к подбородку. Корсо брезгливо отдернул испачканную красным руку. Ему показалось, что удар пришелся во что-то вязкое и влажное. Охотник за книгами пару раз вздохнул, потом замер, отсчитывая десять толчков сердца, затем сжал зубы, сжал кулаки и ударил снова. Из разбитого рта библиофила кровь теперь лила струей. Но тот продолжал шептать свои заклинания, а на изуродованных губах застыла мечтательная, нелепая улыбка наслаждения. Корсо схватил его за ворот рубашки, чтобы силой выволочь за пределы круга. Только тут из уст Варо Борхи вырвался животный стон, стон тоски и боли, он отбивался ногами и, ускользнув, с неожиданным проворством, на четвереньках пополз обратно в круг. Трижды Корсо вытягивал его оттуда, и трижды он упрямо возвращался назад. Капли крови падали на знаки и буквы, вписанные в печать Сатурна.
– Sic dedo me [173] …
Но что-то было не так. При мерцающем свете свечей Корсо видел, как библиофил растерянно запнулся; умолк и стал проверять порядок расположения предметов в магическом кругу. Клепсидра отсчитывала последние секунды, так что срок, отведенный Варо Борхе, видимо, был ограниченным. Он еще раз повторил последние слова, уже настойчивее, и тронул по очереди три клетки из девяти:
– Sic dedo me…
Корсо ощутил резкий привкус во рту и с отчаянием огляделся по сторонам, вытирая запачканную красным руку о полы плаща. Новые и новые свечи, искрясь, гасли, и дым от обуглившихся фитилей спиралями вился в красноватой полутьме. Дым-Уроборос, с горькой иронией подумал Корсо. Потом кинулся к письменному столу, вместе с другой мебелью сдвинутому в угол; резким движением смахнул мешавшие ему предметы на пол, порылся в ящиках. Денег не было, как и чековой книжки. Ничего.
173
Так предаюсь… (лат.).
– Sic exeo me [174] …
Библиофил продолжал свое заклинание. Корсо бросил последний взгляд на него, на магический круг. Варо Борха стоял на коленях в центре, склонив вниз разбитое лицо, на котором застыло выражение экстаза. Варо Борха отворял последние из девяти врат с улыбкой безрассудного счастья; темная дьяволова черта – окровавленный рот – пересекала его лицо, все равно что рана, нанесенная кинжалом ночи и мрака.
– Сукин сын, – сказал Корсо. И решил считать договор на этом расторгнутым.
174
Так освобождаюсь (лат.).