Клуб гурманов
Шрифт:
Я яростно замотала головой.
— Вот сука! Это неправда. Бабетт, честно, я же обещала тебе хранить тайну, я так и делала…
Бабетт отвела глаза и стала отстраненно вертеть в руках стакан. Анжела перебила меня:
— Мы все знаем, как ты не умеешь хранить секреты, Ка.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты сама понимаешь.
— Нет, не понимаю. Назови хоть один пример.
— Ты когда-то разболтала, что кто-то видел Кейса в Амстердаме с одной блондинистой девкой…
Я обалдела. Я с трудом припоминала эту историю. Ее мне рассказала какая-то школьная мамаша в кафе после новогоднего утренника.
3
Престижный район города (Прим. перев.).
— Да это была просто сплетня, которую я слышала от кого-то. Я даже не восприняла это всерьез. Ты права, надо было держать язык за зубами. Но разве такие вещи подходят под определение «тайна»? Вы никогда о таком не болтаете?
Я посмотрела на всех по очереди, ища поддержки или понимания, но они все трое сердито смотрели в бокалы, в которых звенели льдинки.
— Давай начистоту. Ты всегда считала, что ты слишком хороша для нашего круга, — раздраженно сказала Патриция.
Мои щеки горели, как будто у меня была температура.
— Это что еще за новость? Да перестаньте, мы же подруги! Это похоже на третьесортный допрос!
Мой голос застрял в горле. Я понимала, насколько фальшиво было то, что я собиралась сказать. Ведь они были правы. Мне нельзя было доверять, я была лживой, предательницей. И как я посмела говорить высокие слова о дружбе, когда сама еще прошлой ночью трахалась с ее мужем?
— Ты другая. Ты считаешь, что ты всегда права. Ты гордишься, что ты работаешь, у тебя образование, что вы такие творческие. Иногда ты явно даешь понять, что считаешь нас поверхностными. Ты и Ханнеке, вы всегда смеялись над нами. А когда дошло до дела, вы нас предали.
— Я не поняла. Каким образом Ханнеке вас предала?
Наверху вдруг раздался грохот и детские крики.
Анжела встала, пошла в холл и крикнула наверх, чтобы они не смели прыгать с верхней кровати. Мы неловко улыбнулись, обрадовавшись, что напряжение немного спало. Она вернулась и с силой положила руки мне на плечи.
— Ты имеешь в виду еще что-то, кроме того, что она спала с Эвертом и испортила его похороны, напившись и закатив истерику? Мы потом еще поговорили с ней, Патриция и я…
— Вы? Когда же? — удивленно спросила Бабетт, как будто только что проснулась.
— В то утро, когда она… — Она провела ребром ладони по шее, и от этого жеста меня чуть не стошнило.
— Она звонила Патриции рано утром. Не для того, чтобы принести извинения, мягко выражаясь. Она обложила нас последними словами.
Патриция почесала в затылке и закончила рассказ Анжелы.
— У меня получилось ее успокоить, и мы договорились встретиться в той кофейне на П.С.Хоофстраат [4]
и обо всем поговорить. Но я ее боялась, честно сказать. Поэтому попросила Анжелу пойти со мной. За кофе…4
Улица, где расположены дорогие бутики (Прим. перев.).
— При этом она в пол-одиннадцатого утра заказала самбуку, — добавила Анжела со злостью во взгляде.
— Она говорила ужасные вещи, которые я не хочу повторять. Да и нет в этом смысла. В любом случае, мы смогли ее убедить, что это опасно, в таком эмоциональном состоянии навешивать на всех обвинения. Мы расстались довольно хорошо. Она обещала обратиться за помощью и в этот же вечер вернуться домой.
— По-моему, Карен и я имеем право знать, что она все-таки сказала, — отозвалась Бабетт и незаметно взяла меня за руку в знак солидарности.
— Нет, — категорично отрезала Патриция. — Я думала об этом, но я не хочу вас этим загружать. Это плоды воспаленного мозга усталой женщины, но это может иметь огромные последствия, если о них пронюхает полиция. Они уже несколько лет ждут, как уничтожить Симона. Это цена, которую надо платить за успех. Только высунь голову из общей массы, и они сделают все, чтобы тебя прикончить. Поэтому, Карен, этот разговор так важен. Если ты хоть немного желаешь добра Ханнеке и Иво, мне и Симону, то не говори больше с полицией. Здесь, между нами, можно обсуждать что угодно. Но там держи язык за зубами.
— Уже поздно, — пробормотала Анжела, как в мелодраме.
— Насколько я понимаю, Ханнеке сказала что-то о Симоне, — сказала я.
— Возможно, вы вдвоем уже вдоволь насплетничались на эту тему, и тебе тоже известно, что у Симона и Эверта были деловые разногласия. Они их разрешили, но теперь полиция увидела в этом мотив.
Бабетт ударила ладонью по столу.
— Я не могу это слышать! Давайте прекратим! Карен моя подруга, вы мои подруги… — Она по очереди посмотрела на нас глазами, полными слез. — Я верю Карен.
— В таком случае я тебе скажу, что с меня тоже хватит. Всего этого! И не только с меня! — сказала Анжела. Она посмотрела на Патрицию, которая терла свой маленький нос пальцами с коричневым маникюром. Она выглядела грустной и разбитой.
— Полиция знает, что вы с ней встречались? — спросила я.
— Нет! И это их не касается! Мы хорошо попрощались с Ханнеке, она вернулась в отель собрать вещи. С нами ехать она не захотела. Мы не сталкивали ее с балкона.
— Но это очень важно для следствия! — мой голос сорвался.
— Если мы расскажем полиции, они тут же захотят знать, о чем был разговор. И кому от этого станет лучше? Эверта и Ханнеке мы этим не вернем, а неприятностей только прибавится. Карен, здесь не идет речь об убийстве, это просто трагическое стечение обстоятельств. Два человека в нашем кругу один за другим выбирают смерть. Почему мы должны за это расплачиваться? — сказала Патриция. — Мне кажется, нам надо немного отдохнуть друг от друга, Карен. Я должна сконцентрироваться на том, чтобы Симону вернули его честное имя. За это я буду сражаться. И ссоры с тобой мне ни к чему.