Клуб интеллигентов

(Подпись с восклицательным знаком)

31 мая. Семья! Что за семья, черт побери, без прислуги?! Развал, а не семья. Однако и с прислугой добром, выходит, нельзя. Не дается. «Пиши, мол, заявление». Тут я и говорю: «Ах так, так-то ты! Я тебе, беспутница, покажу заявление, я тебе покажу». А в другой раз сын взбеленился, стал на голове ходить, пришлось и его приструнить: «Поди, говорю, сюда, собака, я тебе уши оборву». Да где там, издали отмахивается: «Завтра, папуля, завтра, лады?» Иной раз спрашиваешь себя: у кого они этому научились?

(Нежная подпись: «Отец»)

20 июня. Все сильнее мучает изжога. Пытался лечиться разными способами, но болезнь не отступает. Теперь пью соду с уксусом и «Боржоми» со шнапсом. Возможно, поможет, врачи советуют не терять надежд... Нужно также признаться, что мне объявили второй выговор. Я их спрашиваю: за что, отвечают — за бюрократизм. А что обозначает это международное слово? Придется заглянуть в словарь. К тому же добавили: говорят, от людей оторвался, от масс. Ну, уж тут-то я не виноват. Что можно поделать, если в последнее время телефон портился трижды на день, а однажды совсем не работал?.. Ох, не выдержу — так грызет под ложечкой...

(Вместо подписи — чернильная клякса)

3 августа. В июле проводил отпуск у моря. Видел много воды и женщин, а теперь снова эта проклятая работа. Сегодня разговаривал с целой оравой работников и посетителей (точно не помню, с пятью или шестью, а возможно, их было и больше). Потерял 2,5 минуты своего дорогого обеденного времени. Возможно, задержался бы и дольше, да не стерпел, вытолкал одного клиента за дверь взашей, а остальные сами уразумели... Кажется, должны бы хоть тот второй выговор снять. Ведь работу-то я улучшил и, если бы не болезнь, смог бы поднять ее на еще более высокий уровень.

(Кирварпа)

9 августа. Что тут стряслось, что приключилось, ума не приложу... Вчера министр заявил мне: «Хватит заседаний — берись за дело». Что бы это могло значить? Как же так — без заседаний? Где же тогда душу отведешь, как зажжешь в людях трудовой энтузиазм, как их поднимешь, убедишь? Прежде, вспоминаю, бывало так: созываешь собрание, проговоришь час, два, три, иногда семь или двенадцать и сразу вопрос выяснишь... Хорошо помню такой случай: с одной строительной площадки кто-то спер балку. Созвали собрание по этому вопросу. Заседали девять часов. В прениях участвовали двое: я и начальник строительной площадки, который, после того как я закончил говорить, с места заявил: «Но ведь на самом деле балки недостает!» Понял наконец гаденыш! Вот что значит сила слова!..

(Видимо, от волнения подписаться забыл)

24 августа. Нравится мне каждый день заглянуть в газету, выяснить, к примеру, какая будет сегодня погода. Прочтешь с утра, скажем, что день будет безоблачный, ветер теплый, южный, слабый до умеренного, и знаешь, что можешь спокойно отправляться копать червей для рыбалки. Но случается и по-иному. Вот сегодня бюро погоды предсказало вёдро, а у меня гроза, буря!!! Фельетон обо мне и моих строителях! А название-то каково: «Возводя две стены». Выходит, что мои кадры целый месяц штукатурят одни и те же две стенки: пока одну заканчивают, от другой штукатурка отстает и падает. Тогда снова возвращаются к первой, а когда ее залатают — в другой опять голый кирпич выглядывает. И так конца-краю нет. Думаю, что это явная выдумка, клевета. Года два назад эти же строители мне домик отгрохали — все крепко: ни сучка, ни задоринки, ни кусочка штукатурки не отлупилось. А видишь как клевещут. Надо бы выяснить, кто эту писанину сочинил. (Только бы здоровье не подвело.)

(На углу красуется резолюция: «Обязательно выяснить».)

25 августа. Я пропал... Вряд ли перенесу... Должно быть, мне голову проломили. Направился сегодня в новый дом (иначе пригрозили выговора не снимать) для расследования жалобы на месте. Заводит меня рабочий в свою новую квартиру и сетует: «Видите, паркет пляшет, двери не закрываются, воды нет, потолок каждую минуту на голову может обрушиться и т. д., полюбуйтесь, пожалуйста, и исправьте». — «Нет, говорю, товарищ, погоди, для такого дела нужны указания свыше. Изложи жалобу в письменном виде». А тут этажом выше что-то стукнуло легонько, и как хрястнет лепка с потолка мне на голову — я так на пол и сел. «Убийцы! — ору я. — Это покушение на мою личность!» А эта скотина поднимает меня с пола и улыбается: «Ерунда, говорит, это ваша лепочка изволила упасть. Счастье еще, что не свыше, если бы оттуда, то и указания больше не потребовались бы...» Лежу теперь с забинтованной головой, ужасно болит макушка, а изжога, как бритвой, режет. Одно мне непонятно: кто это придумал, чтобы факты на местах проверять? Кому жизнь не дорога — пожалуйста...

(дрожащей рукой проставлена одна буква «К»)

18 ноября. Приступил к работе, только сил будто и нет. За время болезни потерял 4,05 кг живого веса — это не шутки. Вдобавок за это время чертовы мыши сгрызли пакет заявлений в полтора пуда, которые я из году в год хранил с такой заботливостью, и на которые в мое отсутствие никто не ответил. Что будет, если жители вспомнят и спросят, куда я их подевал? Не сожрал ведь я их, я не крыса... Пора заканчивать, приглашает министр, надо идти...

На этом записи в дневнике обрываются.

Опросом работников учреждения покойного было установлено: никаких достоверных данных о кончине упомянутого лица не сохранилось. Один лишь слух, вернее рассказ уборщицы из строительного треста. Она все слышала и видела сквозь замочную скважину. Как только Кирварпа в тот день воротился из министерства, тотчас в его кабинет, никого не спрашивая, проскользнула незваная гостья. «Начальник, я к вам», — вежливо склонилась она. Не поднимая головы и не взглянув на пришелицу (он никогда не смотрел человеку в глаза, а все как-то воспринимал затылком), начальник закричал: «Вон! Я занят! Время сейчас нерабочее!» Гостья второй раз вежливо поклонилась и промолвила: «Но я за вами пришла. Я — смерть». Кирварпа, разъяренный донельзя, стукнул кулаком по столу: «Неважно! Пиши заявление. Прошу соблюдать порядок и не запугивать...» Но тут он почувствовал, как по спине его забегали мурашки, и впервые за свое начальствование решился взглянуть на клиента. Поднял голову, откинулся и... так и оцепенел с выпученными глазами...

Вот и все. Положение дел разъясняют некоторые данные медэкспертов, производивших вскрытие тела:

«...В голове гражд. Кирварпы мозг не обнаружен: она целиком забита всевозможными распоряжениями, указаниями, резолюциями и даже каким-то образом в нее засунута телефонная абонентная книга; глаза — видят только то, что душе угодно; барабанные перепонки заменены какими-то звуконепроницаемыми металлическими пластинками; нос — имеет свойство издалека чуять настроение высших начальников; вместо сердца вмонтирован обыкновенный заржавелый будильник, который точно и с чувствительной дрожью сообщал время обеда, минуты приема граждан и последний час рабочего дня; в жилах — ни капли крови, одни жидкие чернила; глотка — широкая, брюхо — бездонное... После смерти труп найден в таком положении: ногами повернут к двери, а на подошвах сапог белеет надпись, сделанная мелом: «Рабочий день окончен. Приема нет».

МОЛЕБСТВИЕ ВСЕХ СВЯТЫХ

Созрела необходимость созвать конференцию работников комбината «Делу — время, потехе — час». Настало время посовещаться по вопросам экономии материалов, ибо из целого бревна временами выходила всего одна зубочистка, и та непрочная, быстро ломалась. Бывали случаи, когда дерево целиком переводилось в отходы — шло в стружку или на дрова.

— Товарищи! — сказал председательствующий. — Нам необходимо избрать рабочий президиум, так как без президиума, вы сами знаете, мы как без рук. Нам необходим, так сказать, руководящий орган, без которого никакие конференции немыслимы и успешными быть не могут... Слово для предложения по составу президиума имеет наш заслуженный рационализатор, сотрудник конструкторского бюро, статист балета, инициатор ударного движения, благодаря которому сэкономлено полтора бревна, неутомимый грибник, активист товарищеского суда, заслуженный донор, известный коллекционер, собравший 1500 этикеток, боксер, свернувший скулу не одному сопернику, воспитатель попугаев, общественный автоинспектор, чемпион по бильярду, нештатный фотокорреспондент местной газеты, мичуринец, зачинатель новой породы овчарок, энтузиаст искусственного осеменения, бессменный лектор комбината Макамаушис Йонас Адомович, 1949 года рождения, женатый, отец шестерых детей. Кто за — прошу поднять руку!

Грянули аплодисменты, которые тут же поредели и угасли.

— Разрешите, товарищи, ваши аплодисменты считать единодушным одобрением, — объявил председательствующий.

Макамаушис взобрался на трибуну, удобно облокотился на нее, вытащил кипу бумаг, надел очки и, прочистив горло, прочел:

— Дорогие друзья! Есть предложение избрать в президиум двадцать человек. Что, много? От четырех десятков совсем немного. Коллектив должен быть широко представлен. Предлагаю следующих товарищей. Первый. Бранктас Бернардас Аполинарьевич. Он — лауреат районного конкурса модных танцев, усердный сотрудник стенгазеты, бывший игрок нашей футбольной команды, забивший в свое время в ворота противника четыре гола, а в свои — лишь два, и те по вине вратаря; победитель кулинарных соревнований, член редколлегии журнала «Пеленки», примерный отец семейства. Его жена представлена к ордену «Мать-героиня»...