Клуб неисправимых оптимистов

На обратном пути Леонид выглядел так ужасно, что второй пилот обращался к нему только по делу.

— Это мой последний полет, Сергей, я попрошу перевести меня на внутренние линии. Главное — летать над облаками, а куда — не так уж и важно.

Сергей хорошо знал Леонида, он понимал, что ответа тот не ждет. Александра принесла чай с печеньем, но даже присутствие красавицы-стюардессы не улучшило настроение командира. Он принюхался, его лицо исказила судорога.

— Как же воняет в этом самолете! У нас что, труп на борту? Вы разве не чувствуете?

— Нет, командир.

— Так перестаньте строить глазки и приберитесь.

14

Сесиль исчезла. Я понятия не имел, где она и чем занимается. Ждал, что папа расскажет, как идут дела, но он пустил в ход излюбленную тактику: уходил на рассвете, возвращался ночью и сразу ложился.

Однажды утром я ценой неимоверных усилий встал с постели в пять утра и приплелся в кухню. Папа завтракал стоя.

— Ты чего вскочил? Возвращайся в постель.

— Что происходит, папа?

— Я уже говорил, Мишель, тебе лучше не встревать в это дело.

— Почему?

— Ты еще слишком мал.

— Это нечестно.

— Думаешь, мне нравится играть в шпионов? Мы в безвыходном положении, и я не хочу, чтобы ты был в этом замешан. Что бы ни случилось, кто бы о чем тебя ни спрашивал, отвечай, что ничего о Франке не слышал и не видел его, ясно? Ты ничего не знаешь. Дай слово мужчины.

Когда папа заговаривал о «слове мужчины», это было серьезно. Тот, кто нарушал клятву, обрекал себя на вечные муки и объявлялся бессовестным ничтожеством, жалкой личностью, презираемой всем человечеством. Папа посмотрел мне в глаза, я поклялся и пошел досыпать.

На следующий день он вернулся раньше обычного, и у нас получился семейный ужин.

— Надолго уезжаешь? — спросила мама.

— Нет, надеюсь все уладить за два-три дня. Но шанс исключительный, упускать нельзя.

— Мы и так едва справляемся и оборудовать еще двести ванных комнат точно не сможем.

— Как-нибудь выкрутимся. Если хотим развиваться, нужно переходить на крупные объекты.

На мамином лице отразилось сомнение. Она встала и начала убирать со стола. Жюльетта проявила неожиданный интерес к папиным словам:

— Что это за объекты?

— Двести домов на большом земельном участке. Растут как грибы.

— Где?

— На севере…

— Разве ты едешь не в Рот… — изумился я и тут же получил удар ногой по голени.

— …в окрестностях Лилля, дорогая.

Из кухни раздался мамин голос, она просила, чтобы Жюльетта забрала салат. Папа подмигнул мне и приложил палец к губам.

На следующий день, за завтраком, мама сказала, что не слышала, как уходил папа. Я ужасно расстроился, что не успел попрощаться с Франком и Сесиль, воображал их в Роттердамском порту среди моряков, кораблей и подъемных кранов и пошел в клуб за утешением. Виржил и Владимир сидели за шахматной доской и не знали, где остальные.

Среди ночи раздался звонок. Я не сразу проснулся, и, когда пришел в гостиную, телефон уже замолчал. Я снял трубку и услышал длинный гудок. Мама очень рассердилась:

— Наверняка твой отец. Кому еще придет в голову звонить в три часа ночи! Как мне теперь уснуть? Не клади трубку на рычаг, не хочу, чтобы нас снова разбудили.

* * *

Следующим вечером я испытал самое сильное потрясение в жизни. Выйдя после занятий из лицея, я увидел на другой стороне улицы Сесиль и не поверил своим глазам. Она должна была уехать в Роттердам вместе с Франком и нашим отцом — в Роттердам или в другое место, — но в Париже ее быть не могло! Наступил апрель, но на улице было холодно, как зимой, а Сесиль, стоявшая на углу улицы Кловис, была в одном свитере. Я заметил ее первым, помахал рукой и сразу понял: ничего не получилось, что-то пошло не так. Меня охватил ужас. Движение было такое плотное, что я никак не мог перейти на другую сторону. Сесиль что-то кричала. Я побежал и едва не попал под машину.

— Где Франк? Его нет в Кашане!

Папа повязал меня «обетом молчания», и я сказал:

— Не знаю…

— Не ври, Мишель! Где он?

Вокруг начали собираться мои соученики. Я снял бушлат и накинул Сесиль на плечи:

— Пошли.

Провожаемые взглядами прохожих, мы направились к площади Контрэскарп и сели на террасе «Ла Шоп». Я заказал два больших кофе со сливками. Сесиль била дрожь, она никак не могла согреться.

— Франк исчез. Твой отец должен знать, где он.

— Папа ничего мне не говорит. Ни единого слова.

— Он дома?

Официант принес наш заказ, и Сесиль обняла ладонями чашку. Я спрашивал себя, должен ли сказать правду, и если да, то какую именно? Что лучше — нарушить слово и выдать папу и Франка или солгать Сесиль и лишиться ее доверия?

— Он должен быть в магазине.

— Ты уверен?

— Конечно, если не поехал к клиенту.

— Вы виделись утром?

— Он уходит рано, когда мы еще спим. У него сейчас очень много работы. А к чему все эти вопросы?

— Вчера у нас была назначена встреча. В полдень. В бистро у ворот Пантен. Я ждала. Они не пришли.

— Кто?

— Твой отец и Франк. Мы должны были уехать в Голландию, а оттуда уплыть в Аргентину. Я ждала до четырех часов. Позвонить не могла, там не было автомата. Поехала в Кашан. Дом закрыт.

— Ты нам звонила сегодня ночью?

— Хотела поговорить с твоим отцом. Утром я снова была в Кашане. Там никого нет. Где они?

— Наверное, сменили укрытие.

— Не предупредив меня? Это ненормально!

— Возможно, им что-то помешало.

— Мне обязательно нужно поговорить с твоим отцом.

— Как только увижу его, попрошу, чтобы он тебе позвонил.

— Ты ведь не стал бы ничего от меня скрывать?

— Иди домой, Сесиль.

Она крепко сжала мою руку:

— Не поступай так со мной, Мишель.

— Давай я тебя провожу.

* * *

Папа вернулся поздно. Мы смотрели «Звездную дорожку».

— Держу пари, что затея провалилась! — воскликнула мама, увидев выражение его лица.

— Они хотели нас наколоть, думали, мы будем вкалывать за «спасибо»! Я их послал.

— И правильно сделал, Поль. У нас и без того полно работы.

Папа отправился мыться. Я пошел за ним, но он меня прогнал:

— Не сейчас! Иди к себе.

Ночью я почувствовал его присутствие рядом с собой, зажег ночник и увидел, что он сидит на краю постели. Нерон тоже разлегся на одеяле и начал вылизывать шерстку.

— Франк уехал.

— Куда?

— Далеко.

— В Аргентину?

— Тебе не нужно этого знать.

— Франк уехал без Сесиль?

— Он так решил. Она хотела ехать с ним, я не возражал, но твой брат передумал.