Клуб разбитых сердец

— Дурища! Дети — это наше богатство.

— А кто спорит. Только это наше, женское, богатство. А для постороннего мужика дети — головная боль. К тому же объявления «знакомства» читают в основном неудачники. Те, которые сами себе женщину найти не в состоянии.

— Всегда есть шанс.

— Ты то же самое говорила, когда заставила меня подать это дурацкое объявление. Я ведь подала его от отчаяния. Вот такие люди и интересуются знакомствами через газету. Ну и, разумеется, к ним причисляются какие-то странные субъекты, вроде того, с которым я пила чай, потом еще половина сексуальных извращенцев столицы, ну, и по мелочи — бабники, мужья, решившие сходить налево, но не желающие прикладывать для поиска левой избранницы каких бы то ни было усилий…

— Не продолжай! Ты законченная пессимистка.

— Тебе хорошо быть оптимисткой. Не ты же объявления подаешь! А меня обстоятельства обязывают трезво смотреть на жизнь.

— И что ты высмотрела?

— А то, что с личной жизнью пора завязывать. Не бывает такого, чтобы под сорок лет вдруг встретился принц из сказки, тем более не стоит подавать объявление по его поиску. Это вообще глупо.

— А не принц — просто нормальный мужчина тебя не устраивает?

— Так нормальный мужчина в наше время и есть принц!

— Го-о-л! — снова прокатилось по трибунам.

Сашка схватился за голову:

— Растяпы! Пропустили шайбу!

— Здесь ужасно шумно, — недовольно заметила Катерина. — У меня голова прямо раскалывается.

— Ну, в общем-то, не библиотека, — усмехнулась Варвара и тут же побледнела. — Нет, ну ты посмотри! Я просто не знаю, что с ней делать!

Маняша странным образом уже переместилась к местам запасных игроков, и там шло необузданное кокетство.

— Она, в общем-то, выбрала не самого страшного парня. — Катерина прицельно рассматривала того, с кем Маняша, собственно, и любезничала.

— Да уж… если б только не этот жуткий фингал под глазом и ссадина на щеке. Но вообще-то и без ссадины — грубый экземпляр.

— Просто ты ревнуешь.

— Дурища. Просто у тебя нет дочери. Я боюсь за нее. Ты только посмотри, ему же лет двадцать, а она совсем девчонка. В голове одни мальчики, просто мальчики, и все. Мозги совсем рассосались.

— Ну, зачем ей мозги в пятнадцать лет?

— Чтобы школу закончить, — тут же встрял Сашка.

— Тебя зачем на хоккей привели, — возмущенно вопросила мать, — чтобы сплетничать?

— Твоя Маняша — очень красивая, — лицо Катерины стало задумчиво-романтичным.

— Вот это меня пугает больше всего! С такой рожей просто на роду написано повторить мою судьбу на пятилетку раньше. Нет! Ну ты посмотри, она уже телефон его записывает. — Варвара резво подскочила, схватила Сашку за руку и потянула в проход.

— А хоккей?! — взвыл тот.

— К черту хоккей!

* * *

Оттащить Маняшу от бортика оказалось не так уж просто — она рьяно сопротивлялась. Но Варвара оказалась сильнее как морально, так и физически. Нагло воспользовавшись тем, что новоявленный кавалер дочери был отделен от места баталии пластиковой перегородкой, она, невзирая на нытье и даже навернувшиеся слезы взрослого чада, повела ее к выходу. Позади тащился Сашка, бурно рассуждающий о преимуществах спорта над личной жизнью «некоторых дур». Замыкала процессию вполне довольная исходом матча Катерина.

— Никто тебе не нравится! — выла за спиной матери Маняша. — Ромка ей бандит, Валера — тупой спортсмен, даже Лешка…

— Лешка мне нравится, — сквозь зубы заметила суровая мать.

— А мне нет! — Вытье перешло в истерические стенания.

— Варвара?! — удивленный окрик раздался совсем рядом.

Она резко затормозила. Вся колонна смялась в кучу. На спине всхлипывала взрослая дочь.

Варвара медленно подняла голову, оглядела проход и замерла. Иван почти не изменился. Вернее, изменился, конечно, но она его сразу узнала. Подумаешь, виски поседели, налет серьезности на лице появился, фигура стала какой-то внушительной — мужской. Пустяки, в целом он остался тем Иваном, которого она знала и любила, тот же блеск в глазах, те же две складочки на переносице…

— Не может быть! — взревел он и одним прыжком, преодолев три ступеньки, очутился прямо перед ее носом.

Она растерялась, крепче сжав пальцы дочери (в основном чтобы та снова не улизнула под шумок к своему хоккеисту). Та недовольно ойкнула.

— Вот это встреча! — Он окинул ее оценивающим взглядом и улыбнулся: — Ты повзрослела.

— В таких случаях обычно говорят — постарела, — непонятно почему конфузясь, возразила она и покраснела.

— Да брось ты, постарела! — слишком горячо возмутился он. — Нам с тобой еще далеко до старости. Это твои? — он кивнул на детей.

И тут Варвара окончательно потеряла контроль над собой. Она так переполошилась, что, раскрыв рот, долго и тупо созерцала носки своих сапог. Ведь Маняша с ее вечным вопросом «Кто мой отец?» стояла позади, с любопытством рассматривая симпатичного знакомого матери и не подозревая, что ответ, которого она так долго добивалась от нее, прямо перед глазами. Как себя вести? Сделать вид, что Иван просто институтский приятель? Не ударится же он при детях в романтические воспоминания?

— Я что-то не понял… — не слишком уверенно нарушил паузу Иван. — Так это твои?

— Ну… в общем-то… да. — Она впилась в него уверенным взглядом расширенных от страха глаз.

— Здорово! — его губы растянулись в широченную, добродушную улыбку. — У меня тоже двое.

— Поздравляю.

— Поздравлять уже поздно. Дети выросли и стали двумя большими проблемами. Знаешь ведь как: маленькие детки — маленькие бедки, а подрастут — хоть на стенку лезь.

Из-за плеча Ивана неожиданно вынырнула совсем молоденькая девушка, обняла его за шею и ласково проворковала:

— Вот, как и заказывал, купила тебе поп-корн.

В другой руке она действительно держала большой стакан с поп-корном.

— И я хочу! — тут же подал голос Сашка.

— Конечно! — Иван взял у девушки стакан и передал его алчущему.

— Александр, — Варвара покраснела еще больше, — как с голодного края!

Девушка недовольно поджала губки. Получилось это у нее совсем по-детски, а поэтому довольно мило.

— Твоя дочь? — Варвара улыбнулась ей.

Иван несколько смущенно хмыкнул и тихо ответил:

— Да нет, у меня парни. Близнецы.

— А-а-а, — протянула она. Девушка мгновенно потеряла в ее глазах свою очаровательность. Да и Иван тоже.

«Не изменился! Нет, он очень даже изменился, причем не в лучшую сторону. Вон, живот выпирает, уши какие-то обвислые, дряхлые. Постарел, истаскался по девушкам».

Он заметил ее реакцию и стал прощаться. Уже отойдя шага на два, вдруг повернулся:

— Оставь телефон хоть.

— Зачем? — Она пожала плечами, но все-таки, порывшись в сумке, достала блокнот и ручку, нацарапала наспех номер и передала ему.