Клуб смертельных развлечений

Паренек, подрабатывающий ведением экскурсий, весь расцвел от такого интеллектуального вопроса. Видимо, ему изрядно поднадоели тупые туристы, которых надо было фотографировать у каждого собора или памятника.

— О, мистер разбирается в современной науке?

— Да так, просто немного интересуюсь.

— Замечательно! Это так редко встречается. В сознании обывателя Оксфорд — это хранилище всяких абстрактных знаний, многие считают, что мы здесь занимаемся чем-то совершенно отвлеченным от реальной жизни. Конечно, и такое бывает, но у нас тут мощные научные лаборатории и многие важнейшие открытия современности совершались именно здесь.

— И где же трудятся ребята из команды доктора Элбоу?

— Если у вас есть время, то после того, как мы закончим нашу экскурсию, я мог бы вас отвести к их корпусу. Мой брат работает у мистера Элбоу младшим ассистентом. Могу вас познакомить. — Юноша с трудом скрывал, как он гордится своим родственником, работавшим с самим Элбоу.

— Буду очень рад. Как вы считаете, открытие доктора будет выдвинуто на Нобелевскую премию?

— Трудно сказать. Они ведь только в начале своего пути, очень важно проработать прикладной аспект в их исследованиях.

Юноша на время позабыл о своих подопечных из Америки и Японии и засыпал Дениса разными научными терминами.

— Вы тоже собираетесь стать генетиком?

— Нет, я собираюсь специализироваться в микробиологии. У моего брата очень хорошая и интересная работа, но фармацевтические компании-гиганты намного лучше платят.

До корпуса, где работали ученые-генетики, от места, где закончилась экскурсия, идти было не более пятнадцати минут. За это время Денис, свободно говорящий на английском, и Джон, как звали юношу, успели подружиться.

— О! Нам очень повезло, вот и сам доктор Элбоу. Представить вас ему?

— Если это удобно, — изобразил смущение Денис.

Доктор оказался вовсе не соответствующим традиционному образу растерянного профессора. Во всяком случае, профессорской шапочки с кисточкой на нем не наблюдалось, равно как и мантии. Возраст тоже был не таким уж и преклонным. Элбоу был моложавым мужчиной не старше сорока, загорелым, мускулистым, с открытой белозубой улыбкой, очень обаятельным.

— Он мне чем-то напоминает нашего русского поэта Сергея Есенина.

— Какой у вас острый глаз, Дэн. У профессора есть русские предки.

Профессор был явно в хорошем настроении, очень удивился, когда узнал, что Денис из России.

— По вашему произношению я мог бы принять вас за выходца из Западной Европы — Германии, например, но никак не за русского. Давайте посидим в нашем местном пабе. Мы сегодня много работали, и я не прочь перекусить.

— Вот уж не думал, что ученые бывают так жизнерадостны, — отметил Денис.

— Нам приходится много работать. Сейчас, после того как опубликованы наши исследования о 5HTT-LPR, у меня совсем не остается времени на собственно науку. Все время приходится выступать на каких-то собраниях, давать интервью отнюдь не научным журналам.

— Профессор становится знаменитостью, — гордо заметил Джон.

— Мне бы при этом остаться профессором, — с досадой заметил Элбоу. — Хорошо, удалось отбрыкаться от конференции в Москве, а то опять столько времени бы потерял.

— Почему конференция в Москве — это потерянное время? — поинтересовался Денис.

— Только не обижайтесь. В научном плане ваши ученые очень отстали, они способные люди, я ничего не говорю, но… условий для полноценных исследований у них практически нет. Я слышал, те, кто чего-то стоит, регулярно уезжают работать. В основном в Штаты, конечно. Там намного охотнее принимают эмигрантов.

— Скажите, доктор, а у вас, случайно, нет русских корней? У нас есть такая фамилия «Локтев», в переводе как раз и получается «Элбоу».

— Это очень старая история. Да, мой прадедушка был выходцем из России. Андрей Локтефф. Так как он не был князем, графом или наследным принцем, а всего лишь очень хорошим портным, он не стал сохранять русское написание своего имени и стал Эндрю Элбоу. Хотя я слышал, что русским в чужих краях свойственна ностальгия, прадедушка совсем не тосковал о России, старался о ней как можно скорее забыть. Рассказывал, что после революции ему оставили в его квартире из двенадцати комнат на Третьей Рождественской улице в Петербурге всего лишь одну маленькую каморку, в которой раньше жила прислуга. Ему и его детям удалось выехать из страны, и семейная легенда гласит, что он строго-настрого наказал своим потомкам в Россию не возвращаться и русских имен не носить. Дочери вышли замуж, взяли фамилии своих мужей и воспитали своих детей в английском духе. Так что, увы, никакой ностальгии, никаких воспоминаний. Я же потомок единственного сына Эндрю Элбоу, или Андрея Локтева, поэтому сохранил фамилию-перевертыш.

— Как интересно! И с вами никто не связывался из ваших российских родственников?

— Да их и не могло остаться. Практически все, кроме моего прадеда, погибли во время революции.

— А имя Анатолия Евгеньевича Локтева вам ни о чем не говорит?

— Как вы сказали?

Денис повторил и добавил:

— Это очень влиятельный человек в московской мэрии.

— Абсолютно ни о чем. Пожалуй, вы будете моим первым русским знакомым. Видимо, наша семья очень тщательно выполнила завет прадеда не оглядываться на Россию. — Ученый засмеялся. — В самом деле, надо будет как-нибудь съездить, посмотреть на русскую зиму.

— Между прочим, мой приятель, детектив из русской полиции, считает, что вам было бы интересно исследовать проблему русского алкоголизма, — пошутил Грязнов, передавая слова Турецкого.

— Исследования доктора Элбоу не сводятся только к изучению алкоголизма, — обиделся Джон.

Поболтав с английским ученым русского происхождения еще немного, Денис вернулся в Лондон — следить за московским чиновником. Пробыв в городе еще два дня, он наблюдал все ту же самую ежедневную программу — поход по магазинам, обед в хорошем ресторане, один раз Марии удалось вытащить отца посмотреть мюзикл. А когда девушка посещала торги на аукционе Сотби, ее отец встречался с одним известным российским предпринимателем, покинувшим страну еще в первой половине девяностых. На ученого-генетика собеседник Локтева никак не тянул, и к концу поездки Грязнов-младший мог с уверенностью утверждать, что либо между Локтевым и Элбоу нет абсолютно никакой связи, либо каждый из них завербован сразу несколькими ведущими разведками мира, и они так мастерски ведут свою шпионскую игру, что раскусить их одному Денису не под силу. Пора было возвращаться.

Один давнишний Денисов клиент, тоже большой поклонник марки «Форд» рассказывал ему как-то, что в Лондоне отменный фордовский центр, не хуже, чем, скажем, в Детройте. И Денис решил воспользоваться случаем, хотя все у него вроде было, тьфу-тьфу, с машиной в порядке, но спортивного интереса ради заехал-таки. Поинтересовался, почем здесь всякие джиповские навороты. Побеседовал с консультантом и облюбовал разнообразное обвесное оборудование: слоноотбойники, лебедки, решетки, домкраты и прочее, стал интересоваться возможностями приобретения и доставки.

— Сэр, а где вы предполагаете использовать джип? Дальние поездки на рыбалку, на охоту или, может быть, по горам?

— В общем-то, — замялся Денис, — в основном просто на работу.

— На работу?!

— Ну да, в Москве я на нем езжу.

После некоторой паузы обалдевший консультант сказал:

— Да, я слышал, что в Москве плохие дороги…

Прилетев в Шереметьево-2, Денис отзвонил Гордееву:

— Юрка, привет. Только наступил своим грязным английским ботинком на родную землю, о чем тебе и рапортую. Вот.