Клуб "Твайлайт". Часть 1

Телефон гудел. Ренат некоторое время непонимающе смотрел на него, потом прочитал имя на экране и болезненно поморщился. Он ждал этого звонка.

— Привет!

— Привет!

— У вас утро. Ты не спишь?

— Нет, работаю. Когда ты прилетаешь?

— В Москву через пять дней. Билеты домой пока не бронировала. Я вышлю тебе дату, время и номер рейса в Краснодар, когда буду знать. Встреть меня.

— Постараюсь. Если не получится, пришлю машину.

— Пожалуйста, встреть меня сам. Нам нужно поговорить. И не сообщай дяде. Не говори ему точный день, когда я прилетаю. Он думает, я приеду перед самой операцией.

— Лейла, как ты себе это представляешь? Как ты это скроешь? Амина-апа[2]…

— Я всё придумала. Амина меня прикроет. Она остаётся в Денвере, решать организационные вопросы, связанные с нашим отъездом… Ренат, я возвращаюсь насовсем.

— Я знаю.

— Не волнуйся. Ничего не изменилось. Мы… поговорим?

— Конечно, Лейла. Мы обязательно поговорим. Будь осторожна.

— Хорошо… братец.

В кофейнике закипел кофе, а в кастрюльке вода для яиц всмятку. Уже несколько недель плохо работала вытяжка, но Ренат всё забывал вызвать мастера. Он редко готовил сам, в основном заказывая еду в офис или перекусывая в ресторанчике недалеко от «Твайлайта», хотя ему очень нравилось суетиться дома на кухне, занимавшей половину первого этажа, строгой, элегантной, немного старомодной.

Вытяжка взвыла и… умерла. Ренат заглянул под раструб, пожал плечами, налил себе кофе и поспешил раздвинуть двери на террасу. В кухню, разгоняя пар и терпкий кофейный аромат, ринулся прохладный дождевой воздух с запахами травы и яблок. Ренат посмотрел на горизонт, оценивая погоду, потом перевёл взгляд влево, ловя лёгкое движение среди старых стволов.

На заборе из валунов, расставив руки и покачиваясь для равновесия, стояла босая Марина. Ренат видел её так же чётко, как трухлявую руку старой яблони. На Марине была синяя рубашка с подкатанными рукавами и джинсы, подвёрнутые до колен, всё, как в их последнюю встречу весной две тысячи седьмого. Солнце вырвалось из-за туч, обожгло Ренату глаза, воспламенило медные волосы. Марина слегка повернулась, показав ему тонкий профиль, и Ренат не выдержал — шарахнулся назад, упал на диванчик спиной, чуть не опрокинув стол с ноутбуком. Потом вскочил и ринулся наружу, с силой толкнув запотевшую дверь. Вгляделся в уже посеревший, обесцвеченный облачным горизонтом простор сада, сбежал на кирпичную дорожку, подпрыгнул и подтянулся на руках на заборе, заглянув на соседний участок, где было чисто, пусто и почему-то работали автоматические «дождевики» на лужайке (видимо, соседи опять куда-то уехали со своим компьютерным котом, то-то он перестал приходить).

Ренат вернулся в дом почти на ощупь, с чувством человека, которому только что сообщили его смертельный диагноз, схватил кружку с кофе, посмотрел на свою дрожащую руку, отставил чашку и хрипло сказал:

— Всё! Это всё! Дошёл, значит. Следовало ожидать. Хотел снов? Получи глюк!

* * *

Через пару дней после начала «войны» Марина с облегчением убедилась в правдивости слов Георгия Терентьевича: Игнат действительно оказался незлым и довольно забавным мальчиком. Нет, выжить её из дома он старался изо всех сил, но все его пакости могли бы испугать лишь не отведавшую настоящей жизни школьницу, какой-нибудь тепличный цветочек, которым Марина уже давно перестала быть.

Комната его была через стену от «башенки». В час ночи Марину разбудил грохот музыки. Она удивлённо послушала, оценила басы и неутомимость солиста и сладко заснула, обняв Пикселя. Ей часто приходилось досыпать на репетициях во время гастролей, под барабаны и фузы, прямо на сумках или сдвинутых стульях. Утром, весело напевая, бодрая и выспавшаяся, она сварила Игнасику какао и приготовила особые «фирменные» гренки с сыром и чесноком. Завтрак подросток съел с самым мрачным видом. На лице его откровенно читался счёт, 0:1. Это ещё больше расположило к нему Марину, она не любила людей, держащих хорошую мину при плохой игре. Игнат просидел в своей комнате до самого вечера (до ужина из салата и куриных отбивных), видно, составляя план блицкрига.

На следующий он действительно сравнял счёт, но, скорее всего, не по плану, а по спонтанному наитию. После дождей сад был прохладен, свеж и прекрасен. Марина оделась по погоде, в ещё один свой новый наряд, правда, дешёвый, с распродажи, вышла на лужайку босиком. В голове её вертелся прекрасный рецепт фруктового пирога, оставалось только раздобыть фрукты. Но малина у забора осыпалась (Марина нашла несколько ягодок, которые без всякого колебания съела), крупные зелёные груши были твёрдыми, как камни, а тащиться на рынок ради пары яблок не хотелось.

Она с вожделением поглядывала на старую яблоню в соседском саду. «Белый налив» уронил через забор лишь одно яблочко, сразу потемневшее в месте падения, сочное, полупрозрачное и ароматное. В семье Марины этот сорт любили все, бабушка варила из него варенье, а мама пекла пирожки. Марина нашла место, где немного выдвинувшиеся из кладки камни из старых маячных построек образовывали что-то вроде лесенки, бочком поднялась повыше и воровато заглянула за забор. На соседском участке было тихо, лишь на столбике декоративной ограды вокруг пруда с хозяйским видом сидела чайка. Марина сорвала несколько спелых плодов, которые всё равно готовились упасть и побиться, и осторожно спустилась с ними на свою половину. Потом не выдержала: снова влезла на забор и с наслаждением прошлась до конца стены босыми ногами по гладким, немного скользким, валунам, сцепленным знаменитым мергелевским цементом, про который Боря тоже рассказывал. Она спрыгнула вниз, к себе, и в этот момент включился садовый полив. Марину окатило холодной, пахнущей подгнившей травой водой. Она нырнула за увитую девичьим виноградом шпалеру, дожидаясь разворота «дождевиков». Не дождалась, пробежала к тропинке через брызги. Игнат встретил её в доме, демонстративно щёлкнул пультом — полив прекратился. Марина была мокрая и … почти злая. Пирог получился очень вкусным.

На следующий день, вернувшись после репетиции, последней перед концертом (Степан всё ещё бездействовал, и это было очень в его стиле — дождаться крепкого драйва после выступления на публике, куража, который вкупе с выпивкой помогал ему преодолевать природную трусость), Марина обнаружила на своей подушке довольно свежий мышиный трупик без признаков насильственной смерти. В своем отношении к братьям меньшим (и совсем маленьким) она тоже весьма сильно отличалась от обычных девушек. Взяв мышь за хвостик, Марина вышла в коридор и постучалась к Игнату.

— Что? — подросток, вопреки обыкновению, вышел сразу, увидел труп и картинно поднёс руку ко рту: — Ой!

— Это кто? — деловито спросила Марина.

— Мыша, — сочувственно объяснил Игнат.

— Я вижу. Что она делает в моей комнате? На моей подушке.

— Так Пиксель же! — Игнат с невинным видом похлопал глазами. — Ты не заметила? У нас кот есть. Крысолов. Ловит, приносит — делится, из чувства ответственности, чтобы мы не говорили, что он нас объедает. Это подарок вообще-то, привыкай.

— Кот, ага, — Марина выразительно посмотрела на пушистую «пампушку», вылизывающуюся на площадке лестницы.

Пиксель попытался дотянуться до вытянутой вверх растопыренной лапки с мотками пушистой шерсти между пальцев, встретил активное сопротивление пуза, завалился набок и так и остался лежать, уронив хвост на нижнюю ступеньку. Он вообще ко всему в жизни относился очень легко и философски.

— Ну! — подтвердил Игнат.

Мышь трепыхнулась. Марина от неожиданности взвизгнула и выпустила хвостик из пальцев:

— Господи, она живая!

— Конечно! — проорал Игнат, отскакивая к стене. — Я что тебе, живодёр?! Я её бутылкой поймал, на хлороформ!

— Лови теперь!

— Сама лови! Ты упустила!

— Она могла меня укусить!

— Нафиг ты ей нужна, кусать тебя ещё?! Ты виновата! Какого было столько болтаться, неизвестно где?! Хлороформ выветрился, вот она и ожила!

Пиксель с отвлечённым интересом проследил за мышью, пометавшейся в коридоре и в итоге выбравшей путь вниз по лестнице. Марина замерла, глядя на расстроенного подростка и прыснула. Она хохотала, даже уйдя в свою комнату, успокаивалась, а потом опять начинала хихикать. Она давно так не смеялась. Она вообще давно не смеялась.