Клятва Гиппо Кратоса

Одним словом, музыка была красивая, а дом – нет.

Но Торна это не особенно расстраивало. Он уже примирился с мыслью, что у него нет родителей и нет нормального дома. А эта заброшка, куда его привела загадочная волчица, подходила ему просто идеально. Но музыка… Как могут играть в доме, где никто не живет? Его не прогонят?

– Прогонять будут – убьешь, – посоветовал щенок в голове. Торн потоптался немного в прихожей – дверь была открыта, и он вошел через секунду после того, как волчица растворилась в воздухе. Потом вздохнул и пошел на звук. Торн никогда не слышал такой чудесной музыки, хотя родители водили их с Дореном на концерты.

Также восхитительно было лишь на сольном вечере одного пианиста-виртуоза, волка… Эх, жаль память – решето! Хоть убей, Торн не мог вспомнить его имя. Но помнил, как в конце, перед финальной арией, волк встал, поклонился и произнес на весь зал, громко-громко:

– Я благодарю мою супругу Альберту за постоянную поддержку и за то, что она подарила мне достойную смену – дочку Ребекку!

Торнов отец тоже на паре вручений благодарил жену и упоминал сына – старшего, а про младшего предпочитал умалчивать.

Торн вошел в уютную комнату, похожую на большую веранду: круглая зала плавно переходила через распахнутые двери в круглый белый балкон. Невесомые белые шторы трепал, надувая парусами, ветер с ароматом цветов.

А в центре этого великолепия стояло фортепиано.

И на нем играла пара белых перчаток.

Торн смотрел на эти перчатки. Лап в них не было! И всего остального тоже.

Щенок вдруг понял, что не боится. В самом деле, как невидимка, играющий так искусно, может быть плохим? И разве сам Торн не плохой? Плохой, еще как! Значит, не стоит пугаться…

– Здравствуйте, – сказал Торн и не узнал своего голоса.

– Здравствуй, – ответила пустота, и музыка оборвалась. Но последние ее аккорды так и застыли в воздухе. – Как ты сюда попал, сынок?

– Меня привела волчица, – честно признался щенок.

– А-а… – неопределенно протянул невидимка.

– Сказала: отведет домой.

– Вот как…

– А как вас зовут?

– Лукас. А тебя?

– Торн.

– Торн, да? Хм, Торн… – задумчиво пробормотала пустота.

– Ага. Торн, – кивнул щенок. – А вы… Вас почему не видно?

– А я призрак, – отозвался собеседник таким тоном, словно это было очевидно, и развел лапами – вернее, перчатками. – Представляешь, от меня осталось только это. А тела нет.

– А вас можно в зеркале увидеть? – спросил зачем-то Торн. – А то я читал, что в зеркале призраков всегда видно.

– В зеркале? – повторил Лукас. – В зерка… Никогда вот не задумывался! А давай попробуем.

От фортепиано отодвинулась маленькая табуретка, как будто кто-то встал с нее. Перчатки полетели к большому зеркалу на стене, и Торн тоже подошел к нему.

В отражении он увидел высокого статного волка с серебристой шерстью, в белых перчатках и в дорогом костюме с бабочкой. А рядом – того страшного щенка с выпученными глазами и пеной на губах.

– А ведь это вы были, – очень-очень тихо прошептал Торн, глядя в голубые глаза волка. – Тот пианист-виртуоз, да? С дочкой Ребеккой и женой Альбертой? Вы так красиво играли!..

– Только нет у меня, сынок, ни дочки, ни жены, – горестно вздохнул Лукас.

– И у меня нет, – пожал плечами Торн. – Ни мамы с папой, ни брата… Они сами меня отравили. А вы любили свою дочь? – хмуро поинтересовался Торн. Волк поднял глаза к потолку и улыбнулся:

– Очень любил. Она была моей маленькой принцессой. Я до сих пор грызу себя, что… убил ее.

Торн вздрогнул.

– Убили?

– Просто один очень, очень плохой зверь заставил меня…

– И меня, – проронил Торн.

– Он был в моей голове…

– И в моей.

– Он сводил меня с ума!

– И меня!

– И я не понимал, что творю!

– И я тоже! – выкрикнул Торн и одним ударом разбил зеркало с глядящей из него ехидной лабрадорьей мордочкой. – Я тоже свихнулся! Но мой плохой зверь – моя же семья! И я убил их и…

– Постой-постой! Но откуда тебе знать, что тебя отравили родители?

– А кто же? – удивился Торн.

Белые перчатки подняли с пола два осколка и соединили.

– Понимаешь, Торн, прежде чем обвинять кого-то или наказывать, надо разобраться. Я уверен, родители не хотели тебе зла. Давай вместе поразмыслим, что на самом деле произошло, а?

Щенок шмыгнул носом.

– Вы, наверное, были хорошим отцом… А вас убили?

– Нет. Я застрелился, чтобы не застрелить дочь. У меня до сих пор теплится надежда, что все-таки Ребекка жива. Но… вряд ли.

– Да что он знает? – настойчиво зашептал голос в голове. – Видишь, он счастливее тебя. А ты еще с ним разговариваешь?..

– У вас хоть надежда есть… – прошипел вдруг щенок, изменившись в мордочке. – А у меня?! Я-то жив! И кто еще мог подсыпать мне что-то в чай, кроме мамы?! И… они знали, что умрут! Они это были, точно! А вы… Все родители одинаковые! Вы бы тоже так сделали!.. Вы…

Торн замахнулся лапой, но кулак впечатался лишь в пустоту – у призраков ведь нет физических тел. Вконец обозлившись, щенок ударил по какой-то вазе, и та упала, разлетевшись на осколки. Торн охнул, когда один осколок впился ему в штанину и пулей выскочил из комнаты.

Глава десятая: Раздор

– Вы – что?! – ахнула Мэри, упирая кулаки в бока.

– Ходили в город, – совершенно спокойно ответила Бекка. Она спиной чувствовала, как Ланс, Джо, Карлос и остальные, включая и Дункана, наблюдают сквозь щелочку. Чуткие уши волчица улавливали беспокойное шушуканье и нестройный шепот: все гадали, чем кончится беседа Кровавой Мэри с ее любимицей.

В толпе детей стояла Луиса. Упитанная корова прикладывала ушко к прохладному черному дереву двери, опасаясь попасться на глаза лисы. Уж Луиса-то знала: если Мэри в гневе, лучше не быть в поле ее зрения, пока не остынет… Если вообще остынет.

Комната тонула во мраке. Окна, задернутые величественной тяжестью черного бархата, не пропускали света с улицы. Расставленные по комнате горящие свечи подергивали золотистыми языками.

У двери сидел высокий козел в синем камзоле. Его глаза с поперечными узкими зрачками холодно и невозмутимо взирали на две фигурки. Смиту было плевать на все и всех вокруг. Или почти на всех.

По знаку Мэри козел встал и плотнее закрыл дверь. Это не помешало особо юрким зверькам прильнуть к замочной скважине и сообщать остальным, что происходит.