Клятва Гиппо Кратоса

– И как, сдал он? – усмехнулся Колдер.

– Нет, конечно. Инструктор, принимавший экзамен, умер от сердечного приступа.

– Что, Смит так гонял?

– Нет. Он поздоровался. И у бедняги-инструктора сердце не выдержало.

– Классная история, – кивнул выдренок.

– А расскажи и ты что-нибудь, Колди! Что-нибудь такое… Чтоб я то-о-очно не заснула!

– Тебя, я думаю, ничем не проймешь, – усмехнулся выдренок. – Жила у Кровавой Мэри, дралась в переулках… Читала много.

– Так брось мне вызов! – тряхнула головой Бекка.

– Уломала… Итак. В тысяча шестьсот сорок первом году…

– Как ты узнал такую точную дату? – удивился Дункан. Колдер надулся.

– Мне так говорили…

– Рассказывай дальше, – попросила Бекка.

– Так вот… В тысяча шестьсот сорок первом году капитан Филипп Ван Дер Деккен, бессердечный зверь, возвращался на «Летучем Голландце» из Ост-Индии, везя на борту молодую пару мышей или шиншилл…

– Как он мог везти кого-то, если они плыли? – вставил Дункан.

– Корабли не плывут, а ходят, – поправила его маленькая волчица, заворачиваясь в принесенное Колдером же одеяло. Она даже соорудила себе и кунице некоторое подобие кроватей из ящиков.

– Так вот, капитан влюбился в девушку и убил ее жениха, а потом сделал ей предложение…

– И шиншилла его зарезала! – фанатично выкрикнула Бекка, оскалив зубки.

Дункан поперхнулся булочкой. Колдер на всякий случай отодвинулся от волчонка подальше.

– Нет, она… Она выбросилась за борт.

Бекка разочарованно фыркнула и растянулась на импровизированной кровати.

– Эх… Ну, и что?

– И когда Филипп огибал мыс Доброй Надежды…

– Кого? – спросил Дункан.

– Мыс на Капском полуострове, в ЮАР… Когда он огибал мыс Доброй Надежды, то корабль попал в страшный шторм, и в команде поднялся жуткий бунт… Тогда Филипп продал душу Дьяволу, чтобы тот помог ему миновать мыс без потерь. Но в договоре не прописывалось, сколько раз это будет сделано…

– И отныне их корабль обречен блуждать по морям? – догадалась Бекка.

– Именно. Но, говорят, капитан будет освобожден от договора, и его корабль подберется ближе или даже пристанет к берегу, если какая-нибудь красавица согласится стать его женой, подкрепив помолвку клятвой выйти за него, а если выйдет за другого – умереть и обречь всю команду «Голландца» на верную гибель.

– А что, если столкнуться с «Голландцем», будет что-то плохое, да? – сглотнул Дункан.

– С кораблями кораблям вообще сталкиваться нежелательно, – хмыкнул выдренок. – А с призрачными – тем более.

– А корабль-призрак – это совсем не призрачный корабль! – сообщила Бекка, просто чтобы опять блеснуть знаниями.

– Правильно, – кивнул Колдер. – Корабль-призрак – это корабль, на котором больше нет никого живого. Как правило, команда умирает из-за эпидемии или из-за чего еще… Нет, не надо таких страстей на ночь, – прибавил он, увидев, как Дункан, бедняга, весь сжался в комочек от страха. – Спокойной вам ночи! Я приду утром, как освобожусь.

– И тебе сладких снов, морячок, – улыбнулась Бекка, закрывая глаза. И, уже убедившись, что дверь за выдрой закрылась, прошептала: – А я еще выйду за настоящего вечно молодого капитана. И я не повторю судьбу невест Эдварда Птича…

– Что за Эдвард Птич? – сонно пробормотал Дункан. Бекка так же сонно ответила:

– Пират, Ду-Ду. Черная Борода. Не то бык, не то зубр… Он очень не уважал свой вид, потому что был сиротой или что-то в этом духе. Поэтому считал себя птицей.

– Ненормальный. Мне вот нравится мой вид.

– Ага. А еще у него был ужасный нрав и четырнадцать жен.

– Целых четырнадцать?

– Ага.

– И куда ему столько?

– Ну, они ж не все сразу появились…

– А-а, постепенно?

– Ну… Типа да.

Но Дункан уже сладко посапывал и не слушал. Бекка разочарованно вздохнула и достала из рюкзака плюшевого мишку.

Она прижала к себе мягкого друга и тоже попробовала уснуть, но ей на ум все приходили красивые свадьбы: то с пиратом, то с призрачным капитаном, то с настоящим королем, а то с каким-то лисом-сиводушкой. Его морду скрывала черная, как ночь, маска. Того же цвета был и длинный шелковый плащ.

Лис протягивал Бекке розу.

– Это мне? – прошептала маленькая волчица, принимая цветок и почему-то робея.

– Вам, мадемуазель, – ответил лис.

– Но я вас даже не знаю…

– И что же? Вы боитесь меня?

– Нет… Разве незнакомым дарят цветы?

– Дарят, если незнакомка попадется такая же красивая, как вы.

– А я красивая? – выдохнула Бекка, не сводя взгляда с глаз лиса – таких умных и решительных изумрудных омутов, в которых нестрашно было застрять даже навсегда.

– Прекрасней на свете не сыщешь.

– А вы кто? Капитан? Или король? – полюбопытствовала Бекка, поглаживая розу по влажным лепесткам.

– А кого бы вы хотели во мне видеть? – хитро улыбнулся незнакомец, и маленькая волчица тихо рассмеялась.

– А я вас узнала…

– Вот как? Неужели?

– Да. Мне рассказывали сказку про Элизу Дэй. Это же вы ее убили?

– Возможно… И что вы сделаете? Убежите? – не без досады уточнил он, явно злясь, что его раскрыли.

– Нет, – усмехнулась Бекка. – Нет, если вы ответите…

– Отвечу? И что вам хотелось бы узнать? – с легким раздражением осведомился лис. – Кто я такой? Зачем я срезал тот чистый невинный цветочек? Или, может, узнаете, убью ли я вас?

– Нет. Ответьте: я красивее Элизы?

– Намного, – сказал он, и губки волчонка дрогнули в улыбке.

– Правда?

– Да.

– А вы пришли и меня убить, да? Нет, сначала вы завладеете моим сердцем, а потом убьете… Вы ведь должны уничтожать все красивое.

– Посмотрите сюда, миледи.

Лис достал из складок черного плаща другую розу – поменьше первой и с не раскрывшимся еще бутоном.

– Скажите, мадемуазель, она красивая?

– Да, но только она еще маленькая…

– Вот и вы сейчас пока только такой бутончик. Красивый, но слишком юный. Когда вы раскроетесь, когда вы станете пышной и взрослой – тогда я и приду убить вас. А пока возьмите ее.

Бекка приняла и этот подарок. Теперь в ее лапках было две розы – но почему-то бутон казался ей красивее раскрывшегося цветка. Может, потому что ее жизнь обещает быть дольше?

– А почему вы хотите дождаться, когда моя роза раскроется?

– В вашем дивном саду еще расцветут самые удивительные цветы, мадемуазель… Но нам обоим нужно проявить терпение. Вам – чтобы насладиться этим садом, а мне – чтобы уничтожить его красиво.