Клятва московской принцессы

Егор включил в мини-компьютере шагомер. Они с Ли-Ли Павловной загодя вымерили расстояние. Ему нужно сделать ровно двести шагов. Он старался идти равномерно и не отрывал взгляд от экрана. Кажется, ровно двести. Конец пути.

Он снял рюкзак и, нацепив для перестраховки на лицо маску, переложил в карман баллончик с усыпляющим газом. Затем вытащил рассекатель, снял его с предохранителя и прицелился. Изобретение Карла чем-то напоминало обрез ружья, только более массивный и с коротким стволом, смахивающим на квадратную воронку. Егор несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Прицелился. И палец его надавил на спусковую кнопку. Никаких звуков. Камни просто исчезли. Взору мальчика предстала небольшая вытянутая комната с железной дверью. У левой стены стояла железная кровать, на ней спал человек.

Осторожно опустив на пол теперь уже бесполезный рассекатель, мальчик на цыпочках подобрался к спящему, замотавшемуся в одеяло по самую макушку. Егор осторожно потянул одеяло на себя и направил на лицо узника фонарик. Сердце дрогнуло. Сомнений не оставалось: это был Христофор Павлович.

Мальчик потряс его за плечо, и едва тот открыл глаза, крепко зажал ему рот ладонью, прошептав на ухо:

– Христофор Павлович, это я, Егор, вы меня понимаете? Я не так выгляжу, как обычно, но это только маскировка.

Тот, промычав нечто нечленораздельное, несколько раз моргнул. Егор убрал ладонь с его рта.

– Мальчик мой, как ты здесь оказался? – слабым голосом осведомился кудесник.

– Потом, все потом. Сейчас нам надо бежать. Идти сможете? Хоть десять шагов. Потом я вам дам «Панацею».

Христофор Павлович с огромным трудом приподнялся. Егор подхватил его за талию, и они таким образом доковыляли до пролома.

– Стойте здесь, – мальчик кинулся обратно к кровати, где предпринял попытку придать одеялу форму спящего человека. Увы, оно оказалось чересчур тонким.

– Не мучайся, – донесся слабый голос Христофора Павловича.

Он слегка дунул, и одеяло послушно проделало то, чего от него тщетно добивался Егор.

– Это сделать я еще пока в силах, – тихо произнес кудесник.

Егор опрометью кинулся в червячный ход. Стена была еще прозрачной. Он на всякий случай оттащил Христофора Павловича в глубь коридора. Кудесник висел у него на руках, как куль. Видимо, маленькое волшебство отняло у него последние силы.

– Сейчас, сейчас. – Егор уже извлек из рюкзака пузырек с «Панацеей». Христофор Павлович протянул дрожащую руку.

– Нет, лучше я сам, – запротестовал мальчик. – Нельзя пролить ни капли. Ли-Ли Павловна мне дала последнюю порцию.

Кудесник послушно раскрыл рот. Егор точным движением влил туда темную жижу из пузырька. Старик, причмокнув, выдохнул:

– Стена.

Егор обернулся. Камеры больше не было видно, ее закрыла толстая каменная кладка.

– Главное, что успели. Вы на свободе, – с облегчением произнес он.

– Не торопись радоваться. – Силы кудесника на глазах восстанавливались. – Надо еще отсюда выбраться. Кто придумал, как одолеть стену?

– Вообще-то Карл. Мы с Ли-Ли Павловной эту штуку из его запасов позаимствовали, – указал на валявшийся подле них рассекатель Егор.

– Не бросай. Заберем с собой, – принял решение кудесник. – Во-первых, не надо следы оставлять, а во-вторых, на досуге я его изучу и попробую разобраться. Небось ведь в единственном экземпляре?

Егор кивнул, возвращая в рюкзак увесистый агрегат. Христофор Павлович прыснул:

– Никак не привыкну к твоей новой внешности. Хоть маску, что ли, сними.

– Ой, забыл про нее, – спохватился мальчик. – А насчет внешности Ли-Ли Павловна постаралась, чтоб Амадеус меня не узнал. Она ведь меня к нему работать пристроила.

Старик поднялся на еще слабые ноги.

– Сейчас мы пойдем. Дорогою все по порядку мне и расскажешь, начиная с момента нашего расставания. Полагаю, времени у нас не так много. Куда мы с тобой направляемся?

– Вообще-то в лабораторию Амадеуса, – огорошил его Егор.

– Оригинально, – хихикнул кудесник. – Ну, что же, вперед.

Они медленно двинулись по коридорам. Егор рассказывал, Христофор Павлович, не перебивая, слушал. Шаг его становился с каждой минутой все быстрей и уверенней. Кудесник оживал на глазах, и теперь Егор вполне узнавал того крепкого старца, у которого они с Зоей жили прошлым летом в горах.

– Борьба за власть – страшное дело, – сказал кудесник, когда мальчик наконец завершил свой рассказ. – В нашем случае каждый играет в свою игру. Оресту нужно как можно дольше сохранить на троне Константина, с уходом которого его могущество кончится, и он перестанет быть маршалом безопасности. Но без Зои и Константину не усидеть на троне. Он, как ты знаешь, мой мальчик, всего лишь регент – временный правитель до Зоиного совершеннолетия. Вот почему Орест и заинтересован в том, чтобы Зоя была жива. Умри она, и Совет Десяти выберет другую правящую династию. По этой причине они с Амадеусом скрыли, что она мертва. Никто ж, кроме нас с тобой, не знает истины.

– Но я же видел ее по телевизору… – начал было Егор.

– Трюк Амадеуса, – перебил кудесник. – Голограмма. Поэтому к дофине никого не подпускали. А настоящая Зоя лежала в ледяном гробу. Амадеус все это время пытался получить эликсир жизни – средство, с помощью которого можно оживить мертвого. Он станет совсем как живой человек, будет дышать, ходить, моргать, разговаривать, есть и пить. Вот только воли своей у этого воскрешенного тела не будет. Душа-то ушла в иной мир. Осталась лишь оболочка, и она будет покорна тому, кто ее воскресил, – своему хозяину и повелителю.

– Амадеусу? – спросил Егор.

– Нет, почти уверен, что эликсир наша девочка получила бы из рук Ореста, – возразил кудесник. – Его такая Зоя устраивает куда больше, чем настоящая, живая. Она будет править страной, а он, ее повелитель, будет управлять ей. И власть его не будет ничем ограничена, разве что Советом Десяти, хотя, полагаю, он найдет способ и с ними справиться.

– Выходит, Христофор Павлович, ваш план провалился, – сказал Егор. – Вы-то хотели выяснить, кто пытается убить Зою.

– Ну, кое-что мы с тобой узнали, – продолжил кудесник. – Это не Орест и, скорее всего, не Амадеус. Но, увы, в остальном мой план не удался. Орест не пустил меня к Константину. Они с трансмагистром опоили меня дезориентирующим ядом еще по дороге. Жив только чудом остался. Успел часть яда нейтрализовать, но перед ними делал вид, будто мне гораздо хуже, чем есть на самом деле. А потом и впрямь стало плохо. Но, конечно же, я все понимал и помнил, просто сделать ничего не мог. Сказать им, что Зоя в действительности жива, я боялся. Они могли хладнокровно убить ее и потом воскресили бы ее тело. Им в этом уже никто не помешал бы. Мне оставалось надеяться только на чудо. Вернее, на то, что сестра и Белка сумеют вызволить меня из тюрьмы.